Игра - afield.org.ua Честно говоря, я находился в состоянии абсолютного непонимания сложившихся отношений с Анжеликой. С одной стороны, я видел, что она влюблена, что её тянет ко мне. Об этом говорили её частые визиты ко мне на кофепитие.

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12

Глава 11

           Небо по-прежнему оставалось нахмуренным, воздух по-прежнему оставался насыщенным влагой, работа по-прежнему напоминала колышущееся болото, Виталик по-прежнему приходил на работу в состоянии похмелья, губы Анжелики по-прежнему оставались неотзывчивыми, — так можно определить атмосферу нескольких первых рабочих дней после отпуска.
           Честно говоря, я находился в состоянии абсолютного непонимания сложившихся отношений с Анжеликой. С одной стороны, я видел, что она влюблена, что её тянет ко мне. Об этом говорили её частые визиты ко мне на «кофепитие». Об этом говорил блеск её глаз, жесты, выражение губ. С другой стороны, она не позволяла моим рукам задержаться на её талии и бёдрах больше, чем на секунду. С одной стороны, я понимал, что нужно что-то предпринять, чтобы уровень отношений поднялся до физической близости. С другой стороны, я не представлял, что нужно сделать. Любой другой девушкой, признавшейся в чувствах (пусть даже так завуалировано, как это сделала Анжелика), я бы уже овладел. Пусть не до конца, но до последнего шага оставались бы, как подсказывал опыт, сущие пустяки. С Анжеликой было всё иначе. Интерес к ней становился мучительным в той же пропорции, с какой росла во мне растерянность. Я, будучи не в состоянии чётко сформулировать желания Анжелики, краешком сознания всё же улавливал, что для неё более важен духовно-эмоциональный союз со мной, чем секс. Но мне этого было мало! Уже мало. Я хотел всё: завладеть её мыслями, душой, телом, посадить на иглу эмоций, стать её наркотиком. Я хочу всё и сейчас!
           Я чуть не сказал это Анжелике, когда она однажды вновь оказалась в моём кабинете с чашкой кофе в руке. Я чуть не с порога схватил её за талию и привлёк к себе. Наверное, в моих глазах было столько решимости, а в руках силы, не допускающей сопротивления, что Анжелика не стала вырываться и покорно, сверху вниз смотрела на меня, сидящего на крутящемся стульчике.
           — Я хочу тебя! — безапелляционно заявил я.
           — Нет!
           — Что нет?
           — Олег, неужели ты полагаешь, что «это» устроено у меня иначе, чем у других женщин?
           — Нет, не думаю, дело не в этом.
           — Олег, я холодная женщина.
           — Не верю!
           — Почему?
           — Да потому, что вижу, какой силы эмоции владеют тобой. Я это чувствую. Они рвутся из тебя наружу. Как можешь ты быть холодной, если ты столь эмоциональна? Ведь секс — это сплошь эмоции.
           — Нет, Олег. Нет! — она в страхе отцепила мою руку, порывавшуюся расстегнуть на ней кофточку.
           «Всё, что угодно, только не это!» — завершил я про себя реплику Анжелики.
           Я выпустил Анжелику из объятий и устало повернулся к монитору.
           — Почему ты тогда меня отпустил? — прошептала Анжелика и выскользнула из кабинета.
           «Я... я... я... ох!», — схватился я за голову, не в силах что-либо сказать. Даже мысли, крутящиеся вокруг вопроса Анжелики, расползлись, словно муравьи, в разные стороны. В душе медленно росла досада на себя за неверно принятое пятого января решение, и на девушку — за вопрос, высказанный таким укоризненным тоном, будто тогда я не использовал шанс овладеть ею прямо на мёрзлом тротуаре.

           «Привет. Как ты?» — три слова на белом фоне почтовой программы. Три слова из сладкого, полузабытого прошлого. Три слова, соединившие обломки засыпанного песком храма в душе со временами, когда был бесшабашен, уверен в правильности собственных поступков и... молод. Три слова из эпохи, что зовётся «до бездны».
           Я смотрел на эти три слова, они звучали в голове, они жгли глаза, они взывали к тому, что было похоронено в душе живым мертвецом. В этот ничем не примечательный зимний день три слова позвали меня в прошлое, окрашенное розовым. В прошлое, где память стёрла боль, разочарование и обидные слова той, что когда-то была важнее голубого неба и солнца над головой.
           Иногда мы, будучи не в силах повернуть течение реки реальности в желаемое русло, пребывая в упадке духа, воспринимая мир в чёрных тонах, стеная от душевной усталости, поворачиваемся к самым счастливым дням своей жизни. Они так явно стоят перед нашими глазами, что мы не в силах поверить, что те события канули в лету. Мы почти ощущаем прикосновение губ тех, кого любили. Мы почти видим их счастливые глаза. Мы почти слышим то самое «я люблю тебя». Это столь осязаемо, что реальность воспринимается какой-то ошибкой, неправильным сном, подлежащим замене на тот поцелуй, на те слова. Особенно когда знаем, что чувства тех, кого когда-то любили, ещё не умерли.
           «Что я здесь делаю?» — я с ненавистью посмотрел на окружающую обстановку. Она как-то вся сжалась под моим недоумевающим взглядом. С каким-то извиняющимся видом посмотрел на меня давно не точенный карандаш. Испуганно забился в уголок между канцелярской подставкой и кипой бумаг степлер. Обречённо блеснул полустёртым боком засохший ластик. Тот самый, с идиотской расцветкой, одёжный шкаф замер в страхе, что метну в него дырокол вместо шариковой ручки.
           «Не хочешь моей любви? Не хочешь меня? Fuck y-y-you!!!» — я злобно посмотрел на кофеварку. Та обиженно попыхтела с секунду и замолкла.
           «Так-то», — удовлетворенно подумал я, покачиваясь на стуле и окидывая усмирённое неодушевлённое окружение.
           — Привет, Нина. С Новым Годом тебя. Дела идут потихоньку. Часто думаю о тебе. Как ты? — набирают на клавиатуре пальцы ответ.
           Пока работают электронные каналы, превращая мысли в значки, а значки в электрические сигналы, задумываюсь о том, сколько времени прошло. Сколько дней, складывающихся в недели, сколько недель, складывающихся в месяцы, прошло с тех пор, когда я отправил ей последнее письмо. Много времени утекло. Много. Больше восьми месяцев. Для вечной любви — мгновение. Но для наших неоднозначных отношений...
           — Да всё так же. Я тоже часто думаю о тебе, — её ответ.
           «Мы всё никак не можем отпустить друг друга. Ты точно так же, как и я, когда плохо, когда работа уже не может избавить от мысли, что ты просто несчастлива, идёшь ко мне, скрытому пеленой лет, — думаю я. — Хочу увидеть тебя. Просто увидеть».
           — Желание увидеть тебя настолько сильно, что я не в силах его преодолеть. Еду к тебе. Прямо сейчас.
           — На улице минус тридцать. Заболеешь.
           — Хоть минус сорок. Выезжаю. Жди.
           — Сумасшедший :)
Игра

           Небо, бывшее до недавнего времени коконом, тёплым серым одеялом, защищавшим землю, людей и живность, порвалось. Оно разлетелось в четыре части света мельчайшими осколками. На планету хлынул свет безжизненных звёзд. Лица людей, дома, деревья и траву сковал невиданный доселе мороз. Сквозь чёрную кожу перчаток миллионы иголок впивались в кожу, делая её бесчувственной. Кровь, что должна была живить мышцы лица, боясь превратиться в лёд, отлила куда-то назад, к сердцу. К тому моменту, когда я подходил к зданию влиятельного медиа-центра страны, моё лицо превратилось в гипсовую маску, а пальцы, сжимавшие пакет с шоколадными конфетами и замёрзшим шампанским, утратили способность двигаться.
           Нина вышла меня встретить в холл. На ней чёрные джинсы и розовая кофточка. Причёска та, которую всегда помнил: коротко, но не по-мальчишески стриженые волосы покрашены в тот же самый тёмно-коричневый цвет и точно так же уложены. На лице улыбка. Так улыбаются добрым старым знакомым, которых давно не видели. На моём лице такая же улыбка. Лишь с той разницей, что к ней примешаны неуверенность и извиняющиеся нотки. Девушка прислонила электронный бейдж к турникету и повела рукой в приглашающем жесте. Я, идя позади неё, с удовольствием рассматривал её уже слегка округлившиеся, придающие новое очарование, формы.
           — Как дела? — чуть обернувшись ко мне на ходу, задала она дежурный вопрос, предполагающий общий ответ.
           — Особо ничего нового, — ответил я, догнал Нину и попытался сзади обнять.
           — Олег, перестань, — строго посмотрела она на меня и мягко убрала руку со своего бедра, — здесь везде камеры видеонаблюдения.
           — Извини, — бросил я, — я без всякой задней мысли.
           Большой кабинет. В нём настолько холодно, что дыхание её обитателей, того и гляди, превратится в струйки пара. В проходе и возле офисных столов нагромождены ящики с печатной продукцией: календарями, журналами и прочей ерундой.
           — У нас холодно, — пожаловалась Нина. — Какие-то непонятные неполадки с отоплением. Так что ты не раздевайся.
           Она юркнула за своё рабочее место, указав на стул рядом, и её пальцы запорхали по клавиатуре.
           — Подожди минутку. Я сейчас. Только наберу срочный ответ, — произнесла Нина извиняющимся тоном.
           — Ничего страшного, я подожду, — успокоил я её, оглядывая кабинет.
           Неуютно. Огромные окна. В них вместе с ветвями уснувших тополей стучится темнота. Темнеет рано — в начале четвёртого.
           — Кофе хочешь? — поинтересовалась Нина, не отрываясь от монитора. И, не дождавшись моего ответа, нажала кнопку на электрочайнике.
           — Сейчас закипит, сходим, покурим, — обернулась ко мне всем телом Нина. — Кстати, хочешь календарь?
           — Давай.
           Нина вытащила из ближайшего ящика настенный перекидной календарь и протянула мне.
           Мы стояли на лестничной площадке между этажами, курили, смотрели друг другу в глаза. Нам и было о чём говорить, и не было. За четыре с половиной года расставаний и встреч мы многое сказали друг другу. И мы не хотели говорить о том, почему расстались окончательно. Разве за пятнадцать минут встречи можно объяснить, разве можно ответить на вопрос «почему?» Мы помнили о причинах разрыва, но не хотели думать о том, что эти причины — лишь следствие иных, глубинных причин. Мы просто смотрели друг другу в глаза, читали в них солнечное прошлое. Читали в них память о счастливых днях. Читали в них о том, что сейчас совершенно неважно знать, как и почему. Важно лишь то, что ушли обиды, что для того, чтобы помнить и быть благодарными друг другу, уже не обязательно быть рядом. Мы читали всё в глазах и молчали.
           — Я люблю тебя, — тихо произнёс я, глядя в эти карие глаза.
           Нина посмотрела на меня с сожалением. Её маленькая фигура выражала досаду, что я вот так неумело нарушил гармоничное молчание.
           — Может, ты не меня любишь, а свои воспоминания обо мне? — усмехнулась она.
           Конечно же, она была права. Я действительно любил не реальную женщину, стоявшую передо мной, а ту Нину, которая осталась в сентябре четырёхлетней давности. Я любил воспоминания, так мало имевшие общего с реальностью.
           Никто не виноват. Это — тот случай. «Никто не виноват», — привыкли мудро говорить мы, когда два человека расстаются. Но это — не так. Виноваты всегда оба. Даже если внешне выглядит так, что виноват кто-то один. Мы были оба виноваты. Я — в том, что когда-то променял её на другую. Она — в том, что допустила это, будучи не в силах разобраться в себе и подавить свои страхи.
           «Люблю ли я Нину?» — задал сам себе вопрос, шагая к станции метро со скрученным рулоном календарем подмышкой. Я задумался о сущности любви. Можно ли мучительную страсть к Анжелике, от которой я, сознавая собственное бессилие, хотел иногда освободиться, назвать любовью? Да. Без сомнения. Можно ли острое желание счастья Нине, благодарность к ней и тепло души, желание помочь в чём бы то ни было, назвать любовью? Скорее всего. Но как же может такое быть? Как можно любить одновременно двух женщин? Такое может быть только в романах Достоевского и Толстого. Это там все люди любят всех. А под значительным словом подразумевается элементарное желание добра ближнему своему. И религия о том же говорит, тот же самый смысл вкладывается в огромнейшее по значительности слово. Так что же такое любовь? Я не знал ответа на этот вопрос. Но знал, что если бы пришлось выбирать, с какой из женщин остаться, то этот выбор сделал бы в любое время дня и ночи, в любом физическом и психологическом состоянии, — с Анжеликой, конечно же.
           Да. Но... Между нами не произошло того, что привязывает женщину к мужчине. Как можно говорить о желании быть вместе, если мы не утвердили своих отношений? Что нужно сделать для того, чтобы лечь с Анжеликой в постель?
           Я посмотрел на календарь, и меня пронзила неожиданная мысль: «Шантаж. Я повешу этот календарь на стене кабинета. Я сделаю заставкой „рабочего стола“ на мониторе компьютера фотографию Нины. Анжелика увидит это. Поинтересуется. Я в двух ничего не значащих словах расскажу ей о Нине, но вид мой будет говорить: „Видишь? Я могу, я хочу быть твоим, но ты меня отталкиваешь. Что ж. Есть та, которая до сих пор меня любит. Стоит лишь постараться, и верну всё с ней. Тогда не обессудь“».
           Телефон запел мелодией, установленной для SMS-сообщений. Я потянулся к аппарату, нажал «горячую» клавишу. «Перезвони мне», — на дисплее мобильного телефона. «Хм... с чего бы это?» — подумалось мне, когда в цифрах отправителя я узнал номер мобильного телефона Виктории, жены Андрея. Ту мысль, что Виктория каким-то образом узнала о ночи, проведенной нами с Илоной, я откинул сразу. Андрею с его партизанскими навыками порой позавидовал бы сам Штирлиц. Илона ни за что не проболталась бы. Валера её просто изуродовал бы за это. Напился бы и сделал узоры на личике складным ножиком. Я набрал номер Виктории.
           — Привет, Вика. Как дела? Ты просила перезвонить.
           — Привет, — голос у Виктории весёлый и загадочный одновременно. — Дела у прокурора, а у нас так, делишки. Тебя тут хотят видеть (под словом «тут» Виктория, видимо подразумевала пригород, где жила с Андреем).
           — Да неужели, — наигранно изумился я. — И с каких это радостей? Небось, братик любимый.
           — А вот и не угадал, — довольно произнесла Виктория. — Лариса.
           — Кто такая Лариса? — опешил я, обращаясь к памяти и не находя там совпадений со знакомыми девушками.
           — Здрасьте! Память у Вас короткая, Ваше Высочество. На старый Новый Год она была у нас. Ты что, не помнишь? Ты пришёл, она как раз уходила.
           Теперь я вспомнил. И действительно, тринадцатого числа я приехал в гости к Андрею. Я вошёл в квартиру, утверждающе потряс двумя, заказанными мне Викторией, бутылками шампанского. Взгляд, мимолётно кинутый на гостей, отметил Андрея, одетого в серый костюм и полулежащего в сибаритской позе на диване, Илону, скромно примостившуюся в уголке, оживлённо жестикулирующего пьяного Валеру и Викторию, с гордым хозяйским видом восседающую во главе уставленного яствами и спиртным стола. Высокая, хорошо сложенная (про таких говорят: «всё при ней») женщина с миловидным лицом, прилично одетая, несколько старше меня (как мне показалось при взгляде на её лицо), стояла в дверях и прощалась с хозяевами и гостями. После того, как Виктория представила нас друг другу, я в изысканной форме выразил женщине сожаление, что она преждевременно покидает вечеринку, и поцеловал на прощание руку.
           — А-ааа. Вспомнил. И что? С чего ты решила, что меня ждут?
           — Ну, как с чего? Олег, давай не будем. Ты что, меня за малолетку держишь, что ли? Лариса сказала, что ты ей понравился.
           — А-ааа. И что теперь?
           — Как что? Приезжай в гости. Я позвонила Ларисе, сказала, что ты будешь. Она обещала прийти.
           — Ха-ха-ха. Ты времени не теряешь. Всё за всех решила. Куй железо, пока горячо, да? Ладно, я постараюсь приехать. Ради тебя, Вика.
           — Хороший мальчик, умница. Ждём к девяти. Цём, — и Виктория положила трубку.
           «Что ж. Такое окончание рабочей недели предпочтительнее, чем безостановочно маяться мыслями об Анжелике, — рационально подумал я, и мысль тут же переключилась на обладательницу малахитовых глаз. — Вот ещё один повод для шантажа».

           Придя в офис, я, первым делом, прикрепил на своём участке стены календарь, подаренный Ниной. Затем, покопавшись в компьютере, нашёл её старую фотографию и щелчком мыши отправил на «рабочий стол». Чёрно-белая фотография запечатлела восемнадцатилетие до безумия красивой девушки: чуть склонённая набок голова, длинные тёмные волосы и нежная грусть взгляда. Я любил эту фотографию. Когда-то не проходило и дня, чтобы я не взглядывал на неё.
           Всё. Теперь оставалось ждать визита Анжелики. Время: начало шестого вечера. И девушка терзающих меня мечтаний не преминула прийти. Всё произошло так, как я и рассчитывал. Анжелике бросилась в глаза фотография. Я спокойно объяснил ей, кто изображён на фотографии. И, махнув рукой в сторону календаря, не забыл упомянуть, что только что побывал у неё. Мы с Анжеликой перебросились ещё парой незначительных слов, и она вышла с несколько подавленным видом.
           Меня это не устраивало. Я ещё не достиг желаемого результата. Нужно было что-то написать ей в программе мгновенных сообщений. Но не мог придумать, что. Спасла положение сама Анжелика.
           — Что ты к ней чувствуешь? — во всплывшем окошке «аськи».
           — Не знаю, — ответил я, и это было правдой. — Я хочу тебя, Анжелика.
           — Мы об этом уже говорили.
           — Да, говорили. Но ты представить не можешь, как это меня угнетает. Я буквально схожу с ума. Наши отношения логично подошли к этому. Я не представляю наших отношений без физической близости.
           — Олег, перестань.
           Я разозлился и готов был лопнуть от распиравшего меня раздражения, словно Сеньор-Помидор из известной сказки.
           — Знаешь, меня сегодня приглашают на вечеринку. Там будет женщина, которой я нравлюсь. И я, пожалуй, соглашусь на соответствующее предложение, если оно поступит.
           — Олег... я не могу... По крайней мере, не здесь и не сейчас.
           «О-о-о, „не здесь и не сейчас“ — это уже прогресс, — подумал я. — Но с другой стороны, её ум наставил столько оград, что „здесь и сейчас“ может вообще никогда не наступить». Я ещё не знал, что впервые в жизни ошибусь, предположив, что после первой близости Анжелика упадёт в мои объятия и останется в них навсегда.
           — Нет! Здесь и сейчас! — не сдавался я.
           Не прошло и пяти минут, как Анжелика, раскрасневшись, с пылающими глазами ворвалась в мой кабинет и остановилась напротив, в полуметре меня. Я метнулся к двери, закрыл кабинет на ключ, спрятал тот в карман и привлёк девушку к себе.
           — Олег, послушай! — почти плакала в отчаянии Анжелика.
           Я отъехал на стуле чуть назад и поместил девушку между собственным телом и столом. Руки взялись за пуговицы женской кофточки. Её рука, поначалу сдерживающая мою ладонь, обречённо опустилась. Я расстегнул кофточку, снял её и кинул на стол. Взялся за бюстгальтер. Дальше моим рукам помогала Анжелика. Лихорадочно блестя глазами, в возбуждении она срывала с себя одежду. Я на мгновение застыл и в восхищении разглядывал ослепительно белое женское тело. Затем моя рука молниеносно расстегнула ремень на брюках. Анжелика, словно оценивая, взглянула на то, что должно было войти в неё и, выдохнув через сжатые зубы, села на меня.
           Всё произошло как-то скомкано. Как-то быстро. Наша первая близость была далека от эстетики эротических кадров голливудских кинофильмов. «Миленький, — слышался хриплый шепот любимой, — делай, как хочешь ты. Как тебе удобнее». И я, силясь кончить, с грохотом отодвинув стул, раскладывал Анжелику на столе.
           Наконец всё было завершено, и мы, блаженно утомлённые, одевались. Я не хотел отпускать Анжелику. В состоявшейся близости было что-то незавершённое. Мне так хотелось прижать сильно-сильно её дрожащее тело к себе! Жадно, то ускоряясь, то замедляясь, обсыпать поцелуями, шептать сотканные из тончайшей нежности слова. Признаваться в любви такими словами, которыми ещё никто никогда никому не признавался. И больше не отпускать. Никогда!.. Но Анжелика, опустив голову и не глядя на меня, сосредоточенно одевалась. Я впервые остро осознал, ЧТО значит «не та обстановка». Как всё глупо наслоилось: мало того, что взял Анжелику силой, так ещё и оправдаться лаской возможности нет. Вдруг кто-то постучится в кабинет? Вдруг кто-то позвонит, и трель телефона напомнит нам, где мы? И всё волшебство мгновения расползётся, оставит после себя мифическое чувство стыда, неловкости и вины друг перед другом и ещё чёрт знает перед кем.
           Анжелика, одевшись, подошла ко мне. Я обнял её за талию рукой и положил голову на грудь, уже скрытую тканью кофточки. Прозвонил телефон. Анжелика запустила пальцы в мои волосы, слегка потрепала их. Я упёрся носом ей в живот. Телефон вновь позвонил. Анжелика высвободила ладошку и погладила меня по голове, прошептала: «Ты был прав. Это всё — эмоции».
           — Да, — тихо, словно выговаривая последнее слово перед казнью, произнес я в трубку.
           — Олег, — послышался взволнованный голос Наташи. — Анжелика у тебя?
           — У меня.
           — Урсулова зовет её.
           — Конечно, — горестно вздохнул я и, обратившись к Анжелике, сказал, — тебя зовут.

           Анжелика просила её не ждать, и я покидал офис в одиночестве. На первом этаже лицом к лицу столкнулся с Виталием, ведущим менеджером одного из отделов.
           — Поздравляю, — тихо произнёс Виталий, глядя мне в глаза со спокойной улыбкой.
           Мне остро захотелось размазать кулаком эту улыбку по всему круглому лицу. В голове в считанные доли секунды пронеслись причинно-следственные связи, вызвавшие поздравление. Повышения по службе я не получал. Громких служебных подвигов не совершил. Следовательно, он явно слышал (а может быть, даже и видел через стекло) нас с Анжеликой в кабинете. И теперь ехидно поздравлял меня с «мужской победой». Но ударить его было бы слишком банально. Может, он на то и рассчитывал. Может, рассчитывал на то, что я либо покраснею и стушуюсь, либо растеряюсь, либо сделаю вид, что не услышал. Нет, с подобным хамством нужно бороться иными методами. Нужно показать такую реакцию, которую от тебя вовсе не ожидают.
           — Спасибо, — с искренней радостью сказал я и потряс его руку.
           Оставив Виталия в недоумении, я вышел из офиса и преспокойно направился к ближайшей станции ветки метро, ведущей прочь из столицы.

           — Привет, Олежка, — вместе с приветствием Виктория, орудующая на кухне, протянула губы для дружеского поцелуя. — Раздевайся, проходи. Лариса звонила, сказала, что задерживается минут на двадцать-тридцать.
           — Брат, привет! — жизнеутверждающе пророкотал Андрей, протягивая, как всегда, вялую прохладную ладонь.
           Моя куртка обняла плечики в шкафу, ноги приятно утонули в гостевых китайских тапочках. Присаживаясь на кухонный мягкий уголок рядом с братом, я бросил взор на стол: бутылка коньяка, бутылка водки, двухлитровая бутылка кока-колы (ни Андрей, ни Виктория без неё жить не могут), курица-гриль, варёный картофель, соленья, — всё, несмотря на небольшой ассортимент, обещало нам обильный неспешный ужин. Только вот непонятно, что делал на столе тетрапакет с вишнёвым соком. Ни Андрей, ни я водку не запиваем. Говорят, это вредно для печени.
           — Как дела, братишка? — приняв удобную позу и запахнув махровый халат, спросил Андрей и поднял взор на маленький телевизор, стоящий на холодильнике.
           — Как всегда. Без взлётов и падений, — ответил я и ослабил галстук.
           В квартире было жарко и накурено. Сплошной тонкий радиатор под окном был нагрет, наверное, градусов до девяноста. Две сигареты, фильтрами торчавшие из чёрной стеклянной пепельницы, коптили белёный потолок и светло-коричнево-серые обои, бывшие когда-то просто светло-серыми.
           — Что на работе? — деловито осведомилась у меня Виктория, нарезая большим ножом хлеб.
           — А что на работе? Грядут перемены, но когда наступят, неизвестно. Пока всё по-старому.
           — Приятные перемены-то? — вполоборота ко мне, приподняв крышку кастрюли, спросила Виктория. — Зарплату вдвое увеличат?
           — Не знаю, — пожал я плечами и поковырял ногтем скатерть с авангардистской расцветкой. — Всё может быть.
           — О-о-о. Тогда возьмёшь меня в любовницы? — хохотнула Виктория, искоса поглядывая на Андрея.
           — Ага. Щас! — шутливо огрызнулся Андрей из угла.
           Я не в первый раз окинул взглядом полную фигуру Виктории, красивые черты лица, чистые серые глаза, коротко стриженые волосы, крашеные в пепельный цвет, и подумал: «Ага. Щас! Этого только не хватало».
           — А что «щас», Андрей? — обернулась к моему брату Виктория. — Ты ж денег домой с гулькин нос приносишь. Всё на девочек тратишь.
           — Оле-е-ег, — наигранно захныкал Андрей и упёрся мне головой в плечо, — меня обижа-а-ают.
           — Так, Вика, не обижай моего братика. У него сезонное падение бизнеса, — шутливо вступился я за Андрея.
           — Ага. Знаю его сезонное падение, — саркастически ухмыльнулась Виктория. — Вот совместить бы ваше сезонное падение бизнеса с сезонным падением сами знаете чего в штанах. А то ж всё наоборот.
           Мы втроём захохотали. Виктория предложила не ждать Ларису, сославшись на то, что та сама перезвонит перед приходом, и присела к столу. Андрей открутил крышку с запотевшей бутылки водки, я откупорил коньяк и плеснул светло-коричневой жидкости в бокал Виктории. В момент, когда Виктория накладывала нам картофель с курицей, зазвонил её телефон.
           — Алло, — загадочно произнесла Виктория в трубку и подмигнула мне. — Код 348. Ждём.
           Я усмехнулся, поняв, кто звонил. Виктория со словами: «Мальчики, подождите. Лариса уже на лифте поднимается» движением ладони остановила наши руки, поднёсшие было стопки с водкой ко рту. Послышался звук открывающихся дверей лифта. Виктория направилась открывать дверь гостье. Андрей шмыгнул в единственную комнату надеть нижнее бельё, дабы не смущать женщину, если халат нечаянно распахнётся. Я снял галстук и расстегнул две верхних пуговицы деловой рубашки.
           В коридоре послышались влажные женские приветствия и тихий говорок. Мы с Андреем переместились на стулья, освободив для женщин мягкий уголок, приняли строгие позы и сложили, словно первоклассники, руки на столе.
           — Всем привет! — весело поздоровалась с нами румяная от мороза Лариса, заходя в кухню. — Я смотрю, уже начали. Молодцы.
           Вместе с Ларисой в кухню пробрался свежий холодок.
           — Нет, — ответила Виктория. — Мы ещё не пили.
           «Теперь я понял, зачем на столе вишнёвый сок», — подумал я, наблюдая, как Виктория с Ларисой разбавляют коньяк соком.
           — Слышь? Извращенки, — толкнул я в бок Андрея, указывая на женщин.
           — И не говори, — отозвался брат. — Такой благородный напиток поганить! Чёрт с ними, давай выпьем, — он вздохнул и поднял стопку с водкой.
           Виктория, обращаясь в основном к Ларисе, сидящей справа от неё, скабрезно шутила. Лариса посмеивалась и вежливо кивала головой. Я временами поглядывал на Ларису, оценивая её как возможную сексуальную партнёршу. Лариса, ничуть не смущаясь моего изучающего взгляда, иногда улыбалась мне и вовлекала в разговор. Но, поскольку беседа шла в основном на женские темы, мы с Андреем каждые десять минут курили по сигарете, чокались стопками, быстро хмелели и скучали.
           — Ну что, мальчики? Сыграем в картишки? — предложила Виктория, окинув взором наши скучноватые физиономии.
           — Ага, — оживился Андрей и принялся освобождать место на столе. — В «дурака». Пара на пару. На раздевание.
           — Тогда я не играю, — заявила Лариса.
           — Начинается, — нахмурился Андрей, тасуя карты.
           — Ага, — поддакнул я и хотел что-то добавить, но меня остановил жест Виктории.
           — Олег, не дави на неё, — прошептала на ухо она, перегнувшись через стол. — Лариса очень строго, в религиозных традициях, воспитана. Я её сейчас уговорю.
           И действительно, женщины пошептались, и Виктория кивнула Андрею: «Раздавай на всех».
           Получив первый, не очень удачный расклад, я быстро просчитал в уме, сколько на мне предметов одежды, и остался спокоен. Моё спокойствие было тем более полным, что я не признавал в женщинах сильных игроков. Первую партию мы с Андреем выиграли, но с трудом. Женщины сняли нейлоновые носочки. Получив второй расклад, я сделал Андрею знак «начинаю я» и сделал заход на Ларису. Лариса, и глазом не моргнув, спокойно отбивала карты, но это было нереально. Женщины лишились блузок. Видя нашу с Андреем радость, Виктория начала нервничать и обещать нам полный разгром в течение трёх партий. Затем, вопреки моему стереотипу, что женщины не умеют играть в карты, мы, словно сдерживая обещание Виктории, проиграли три раза подряд и остались в нижнем белье. Андрей за третий элемент одежды под общий смех выдал пояс от халата.
           Я получил очередной расклад. Он оказался достаточно сильным. Я с плохо скрываемой торжествующей улыбкой давил Ларису картой, не забывая при этом удовлетворенно рассматривать её полную грудь, скрытую пока бюстгальтером. Мы выиграли. Женщины лишились бюстгальтеров. Лариса попыталась прикрыться кухонным полотенцем, на что Андрей на правах хозяина, отрицательно покачал головой, заявил, что игра есть игра, и если все будем прикрываться, станет неинтересно. Результатом следующей партии было то, что мы с Андреем остались без нижнего белья. От женских смешков и вздёрнутых бровей нас защищала скатерть. В следующей партии нам удалось заставить женщин снять трусики. Вернее, заставить удалось только Викторию. Лариса наотрез отказалась снимать последнюю часть туалета.
           Честно говоря, я этого не ожидал. Настенные часы показывали половину второго ночи и усталость, подкрепленная изрядной дозой алкоголя, давала о себе знать. Оставалась последняя партия «на желание» (проигравшая сторона выполняет любое желание выигравшей стороны), после которой мы планировали лечь спать. Кто с кем и где — это второй вопрос. Теперь Лариса своим упрямством ломала весь график. И я со смесью недоумения и раздражения смотрел на неё.
           — Лариса, в чём дело? — поинтересовался я. — Ты что, маленькая девочка? Ты же согласилась играть час назад. Правила тебе известны.
           — Я не буду их снимать, и всё, — твёрдо и спокойно заявила Лариса.
           — У-у-у, — разочарованно протянул Андрей, кладя свои карты на стол.
           — Не будешь? Хорошо, — подчеркнуто безразлично произнес я и тоже положил карты на стол. — Тогда я иду спать.
           Виктория молча ухмылялась и бросала взгляд то на меня, то на Ларису, то на Андрея. Я развернулся и пошлёпал в комнату. Разложил кресло и, вспомнив что-то, вернулся на кухню. Женщины уже одевались. Андрей, накинув халат, сидел и курил. Лариса сказала Виктории, что вызывает такси, чтобы поехать домой.
           — Да. Лариса, — заявил я. — Как приедет такси, разбуди меня. Я провожу тебя до подъезда.
           — Да что тут провожать? — удивилась Лариса и с поддёвкой предложила мне спокойно идти спать.
           — Нет уж. Как бы вечер ни сложился, я всё же попытаюсь остаться джентльменом, — язвительно заметил я, — и провожу тебя. Это обсуждению не подлежит.
           — Хорошо, — сдалась Лариса, и я вернулся в комнату.
           Я уже было проваливался в беспокойный сон, как Виктория вошла в комнату, включила свет и сказала: «Лариса не может вызвать такси. Мы забыли, что сегодня пятница, вернее, была пятница. Всё занято. Одевайся, пойдёшь её провожать».
           Раздражение моё прошло, и мы мило болтали и перекидывались шутками с Ларисой в лифте. Лариса жила в этом же городке, и мы, хрустя свежевыпавшим снегом, минуя спящие в ночной тишине дома, подошли к круглосуточно работающему магазину. «Иди, купи шампанского», — попросила она. «Видимо, я буду приглашён в гости» — возникла мысль, и я, проверив содержимое бумажника, направился к магазину.
           Я не ошибся. Не прошло и двадцати минут с того времени, как я покинул магазин, как мы оказались в её квартире. У Ларисы чертовски уютно: живые разнообразные пальмы расставлены по всей гостиной; возле окна, оплетённого плющом, разместилась мягкая мебель и журнальный столик; кухни как таковой не было — она была совмещена с гостиной, придавая квартире вид «студио»; мягкая местная подсветка завершала прелестный вид.
           «Да. Неплохой доход у работающего самой на себя мастера маникюра, — уважительно подумал я о Ларисе, рассматривая испанский кафель и дорогую сантехнику в ванной комнате. — Молодец. Взрослая самостоятельная женщина. Уважаю».
           Шампанское пилось тяжело. Поэтому мы больше разговаривали. Лариса сидела напротив, закинув ногу на ногу, и ночная плавная беседа не мешала ей внимательно изучать меня. Я и не заметил, как разговор перешёл на моё семейное положение.
           — Так ты разведён? — спросила она.
           — Да, разведён, — кратко ответил я.
           — И живёшь один?
           — Нет.
           — А с кем?
           — С бывшей женой, — признался я.
           У меня не было причин лгать. Я, как и все, умел искусно лгать, но жутко не любил этого делать. Лариса не настолько мне нравилась, чтобы скрывать какие-то факты. Я внутренне был готов после этой фразы подняться и уйти к Андрею ночевать. Но Лариса не выказала ни разочарования, ни особого интереса к моему признанию.
           — Да уж, — только и протянула она.
           «Да уж, — подумал я. — Разве кому-нибудь объяснишь, что миришься с этим положением только ради дочери? Вернее, ради того, чтобы видеть и слышать каждый день собственного ребёнка? Разве кому-нибудь объяснишь, что любишь его так болезненно, что до невозможности тяжело его покинуть? И ради чего? Ради мечты, идеала — да. И то — покинуть так, чтобы иметь возможность регулярно видеть собственную плоть и кровь».
           — И какие у вас отношения с женой? Видимо, если ты с ней продолжаешь жить, то не всё так плохо.
           — Когда разводился, были ужасные отношения. Когда вернулся в семью, удалось наладить. Мы дружим.
           — Дружите? — Лариса изумленно приподняла брови. — Это как?
           — Этого я объяснить точно не смогу, — усмехнулся я. — Да, дружим.
           Вдаваться в туманные разъяснения, в чём заключается подобная дружба, почему такие отношения называю дружбой, и противоречить самому себе я не собирался. Я покачал остатками шампанского в фужере и, глядя в чёрную ночь, стучащуюся в стеклопластик окон, подумал о том, что засиделся, и логически пришёл час уходить.
           — Спасибо за шампанское, Лариса, — я поставил фужер на журнальный столик и вздохнул. — Пойду я, наверное.
           — Куда ты пойдёшь в четвёртом часу ночи? — спросила Лариса, взглянув на настенные часы в виде фарфоровой тарелки.
           — К Андрею, спать.
           — Зачем? — спросила Лариса и улыбнулась особенной улыбкой, по которой я сразу всё понял.
           — Ну, если нет иных предложений, то, что мне остаётся делать? — теперь уже игриво спросил я.
           — Ну, иди, — загадочно улыбнулась Лариса и закусила губу.
           — Всё. Иду. Видишь? — как можно твёрже сказал я и открыл входную дверь.
Игра

           Лариса в мгновение ока подскочила ко мне и впилась в губы. Я ответил на поцелуй, обнял её и позволил увести себя в спальню...
           ...Лариса уже раз, наверное, в третий бежит в ванную комнату. Слышатся звуки струй, бьющей из душевого шланга о стенки ванной. Улыбаюсь так, будто поменялся местами на ночь с героем эротического фильма. И так лень вставать! Но музыка на компакт-диске уже закончилась, и надо бы переключить музыкальный центр на FM-радио. Пусть себе пиликает что-то джазово-блюзовое. А то, судя по ненасытности Ларисы, уснём, когда рассвет уже будет биться в окна.
           С радиоволной прорвался в комнату хриплый энергичный голос Тома Джонса:
           «I'm not responsible, not responsible
           For anything I do when I'm with you»¹
           Я бросился на надувной матрас, заменявший нам постель, и в такт музыке подрыгал ногами в воздухе в абсолютном согласии с певцом.
           «Как хорошо!», — подумалось мне, когда медленно поглаживал живот засыпающей Ларисы. Было хорошо чувствовать нежную кожу под пальцами. Было хорошо обнимать благодарное женское тело. Было хорошо ощущать её ровное дыхание у себя на шее. Это был очень хороший секс. Прекрасный секс, но не более того. Мне прямо напросилась мысль сравнить психологический дискомфорт, который испытал несколько часов назад с Анжеликой из-за бешеной скорости, из-за боязни того, что кто-то услышит, увидит, постучится, позвонит, с этой многочасовой лаской, с этой полной и неторопливой отдачей друг другу.
           — Когда будешь уходить, не буди меня, пожалуйста, — сонно прошептала Лариса, положив мою руку себе на грудь. — Только прошу: уйди не позже восьми. Я не люблю быть не в форме после сна перед мужскими глазами. Тем более, что в половину девятого придут первые клиенты.
           Я и так не рассчитывал быть накормленным завтраком, но меня всё же слегка покоробила её просьба. Как-то по-деловому она прозвучала после того, что было. Я вздохнул и пообещал Ларисе, что так и сделаю.
           «Хотя, в принципе, что тут такого? — помыслил я. — О любви или влюблённости речь не идёт. Мы оба получили то, что хотели, теперь можно и откланяться, как деловые партнёры. Хотя, с другой стороны, всё зависит от меня. Я в силах изменить это положение. Только вот нужно ли мне это?»
           И я унёсся в приятные гипотетические размышления: «Лариса — взрослая и опытная женщина. Она не будет спрашивать лишнего. Она себя уважает. Это видно. А это значит, что не станет глупо ревновать и устраивать сцен. Мы с ней понимаем и поймём друг друга в дальнейшем. Уважение, взаимопонимание, интересный разговор, классный секс. А главное — мне с ней легко. Очень легко». И мне снова в голову полезли сравнения: «Я так устал с Анжеликой! Вычислять, предполагать, делать умозаключения. Я, словно канатоходец, постоянно пребываю в нервном и физическом напряжении».
           Я интуитивно понимал, что борьба за Анжелику далеко не кончена. «Небось, она в понедельник придёт и сделает вид, что ничего не произошло. Или скажет, что пятничный случай — ошибка, — предполагал я. — Кто бы знал, как опротивело играть! Эта истязающая игра уже обескровила мою душу и сердце. Просто не вижу иного способа достичь цели. А здесь всё так просто. Не нужно брать силой. Всё ясно, просто и легко. Душевный покой. Вот она — тихая, интересная пристань. Сопит себе потихоньку рядом и видит уже, наверное, пятый сон... К тому же, как хорошо здесь, в этом городке! — перед глазами возникли неприглядные этюды затянутой смогом столицы. — Утром маршрутки забиты настолько, что на моей остановке не сядешь. Эти толпы, толпы! Толпы везде: на улицах, в метро, в супермаркетах. И суета, бесконечная суета. А как хорошо здесь! Какой здесь чистый воздух! Здесь нет суеты. Здесь остро нужная мне тишина и покой! Вот бы жить здесь с Ларисой...»
           А где-то за сорок километров отсюда в одном из многоквартирных домов столицы стояла перед окном лишившаяся сна девушка. Катящиеся по щекам слёзы были не способны примирить произошедшей близости со спокойным беззаботным сном мужа и сына. Словно раненая птица билась в ней любовь мыслью: «Что я наделала? Что будет дальше?»
           На следующее утро мы с Андреем сели в маршрутное такси, чтобы вместе добраться до первой станции метро столицы.
           — Знаешь, Андрей, — задумчиво обратился я к нему. — Я настолько устал от всего, что мне порой хочется променять столицу на этот городок. Жил бы себе здесь с Ларисой и горя не знал.
           — Думаю, это вполне осуществимо, — ответил брат.

¹ Я не в ответе, не в ответе
За то, что делаю, когда я с тобой

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12

Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 24 cентября 2007 г.

ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДМИТРИЯ ЛОБОВА:
Несостоявшаяся реальность, или Состоявшаяся нереальность. Рассказ
Один день. Рассказ
Отпускаю тебя. Рассказ
История одного утра. Рассказ
Сердце. Повесть

Aug 21 2007
Имя: Ирина Город, страна: Украина
Отзыв:
Уважаемый Дмитрий! прекрасная повесть, с нетерпением буду ожидать продолжения. Если есть возможность, сообщите где и когда можно прочитать окончание повести.