Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 6
Новый Год, Новый Год, Новый Год! Он приходит по-разному. К детям — феерическим волшебным событием с таинственно перемигивающейся жёлто-красно-зелёными огоньками ёлкой, бородатым громкоголосым шутником — Дедом Морозом и заботливо поставленной родителями (по поручению настоящего Деда Мороза, разумеется) под новогодним деревом яркой коробочкой с подарком. К молодым людям — заводными дискотеками, захватывающим дух фейерверками, ледяным шампанским, прогулками компанией по нарядным улицам, смехом друзей и подруг, новыми красочными надеждами на исполнение желаний в предстоящей, кажущейся счастливой и бесконечной, жизни. К людям в возрасте — заботами о достойности и в то же время скромности праздничного стола, тихими разговорами со сверстниками, плавно перетекающими в жалобы на правительство, детей и жизнь вообще, горой грязной посуды на утро, досадой на недоеденные и прокисшие салаты, усталостью на втором часу ночи и унынием о том, что каждый наступающий год приближает их к смерти.
Для меня каждый уходящий год уносил с собой частичку детской радости от главного праздника всего человечества. Все удовольствия сменяющихся новогодних ночей с бегом времени тускнели от становившегося всё более чётким осознания того, что за волшебством движения секундной стрелки, отсчитывающей последние мгновения до очередного Нового Года, наступит обычный день. И будет он полон либо забот, либо скуки. И всё будет почти как всегда.
Но в преддверии именно этого Нового Года моя душа была наполнена неясными, но завораживающими ожиданиями. Они проклюнулись где-то под сердцем, словно озимые весной, и начали расти какими-то радостными цветными картинками. Я будто бы чувствовал, что наступающий год будет для меня необычным. Мозг всё никак не мог сформулировать гамму временами охватывающих меня ощущений. Просто неожиданно спирало дыхание от привычных вещей, или банальные мысли о чём-то банальном казались мне интересными, возникшими неспроста. Иногда я ощущал, что душа как-то вмиг возвысилась и преобразила привычный глазу мир. Всё это доставляло мне какое-то тихое удовольствие. Казалось, будто без всяких видимых, лежащих на поверхности причин, жизнь становилась всё более и более полной. Тем не менее, я всё никак не мог, а может быть, даже и не хотел уловить связи моих настроений с последними событиями уходящего года.
У нас с Анжеликой установилась негласная традиция: дважды в день: до обеда и после мы вместе пили натуральный кофе. Сидя за одним столом в кабинете без окон и вентиляции, мы разговаривали о детях, о работе, о психологии и проблемах развития личности, — словом, не важно, о чём говорили, важно то, что легко было общаться. Поднятые мной темы мгновенно находили отклик в ней, и наоборот. Ещё важнее были тон разговора и нежная мимика, которыми сопровождались слова. За несколько дней мы не узнали друг о друге тривиальные вещи: где и как каждый из нас предпочитает проводить ежегодный отпуск, или стиль одежды, косметики и бытовой уклад. Зато сошлись в точках зрения на многие жизненные вопросы и начали угадывать друг в друге то, что называется характером человека.
В последний вторник уходящего года в офисе зависла торжественная атмосфера. Веселье началось с утра. Точнее, с момента, когда я и ещё несколько сотрудников увидели за распахнувшимися дверцами «пирожка», припарковавшегося к офису, ящиков пятнадцать с коньяком и водкой.
— Ого! — выдохнул я, оглянувшись на Тараса, выскочившего вместе со мной на улицу перекурить и глотнуть насыщенного городским смогом воздуха.
Мне вспомнились слова шефа, когда на прошлом совещании зашёл разговор о корпоративной вечеринке. «Лимонада будет много!» — усмехнулся тогда шеф в ответ на наш вопрос о спиртном и обвёл всех весёлым и успокаивающим взглядом.
— Ага, — кивнул Тарас, словно прочитал мои мысли, — лимонада на всех хватит.
— Может, сейчас и начнём, чтобы на вечеринке преждевременно не захмелеть? — подмигнул я подошедшему Виталику. — Говорят, часа за три до обильных возлияний стоит выпить грамм пятьдесят-сто (у кого какой организм) и протрезветь. После этого водка уже практически не «возьмёт».
— Мысль хорошая, — задумчиво протянул Виталик и, хлопнув меня по плечу, предложил, — поехали в супермаркет. Возьмём бутылочку коньяка и пару лимончиков.
— Поехали! — весело отозвался я, и мы залезли в его корейскую малолитражку.
В супермаркете Виталик, отмахиваясь от моих осторожных замечаний о том, что напиваться до вечеринки не стоит, взял две бутылки коньяка, килограмм яблок и лимоны. Вернувшись в офис, наша троица закрылась в кабинете и приступила к делу.
Одобрительно оглядывая нашу компанию в чёрных строгих костюмах и деловых туфлях, отливающих глянцем, я начал слегка нервничать: Виталик откупоривал уже вторую бутылку. Его тёмно-карие глаза блестели, язык слегка заплетался, а толстая шея и лицо, на котором выделялись мясистый нос и мешки под глазами, пошли красными пятнами — видать, от удовольствия. На наше неуверенное «может, хватит?» Виталик обиделся, замахал руками, начал говорить, что, мол, мы все здесь свои, а «корпоратив» — официальное мероприятие, и на нём ни поговорить за «жисть», ни рассказать скабрезного анекдота.
Вдруг в памяти всплыло, что вчера полувшутку-полувсерьёз пообещал Анжелике, что танцевать буду только с ней, на что она мягко улыбнулась, и в малахитовых глазах заиграл огонь, а на щеках румянец. Кроме того, мы закрепили за собой номер программы — дуэт под фонограмму песни «A Minute Of Your Time» Тома Джонса. И напиться теперь — означало сбиться в песне, чувствовать себя неуверенно в танце и ляпнуть что-нибудь невпопад в разговоре с ней. Кроме того, в эту минуту я не мог предположить, чем кончится вечер.
«Вдруг мы с ней хорошо выпьем, а к кафе пристроили маленький отель...» — на этой мысли я пощупал в заднем кармане заблаговременно приобретённую в супермаркете упаковку презервативов. Во втором заднем кармане брюк пальцы захрустели несколькими сотенными купюрами.
— Всё, Виталик. Хорош, — жестом, не допускающим возражений, я накрыл ладонью пластиковый стаканчик, из которого минуту назад выпил грамм пятьдесят коньяка из второй бутылки.
— Да, действительно, Виталик. Хватит, — поддержал меня Сергей. — А то уснём раньше, чем вечеринка начнётся.
Виталик расстроенно вздохнул, посмотрел на нас, потом на бутылку и махнул рукой: «Как хотите!» Затем налил себе полный стаканчик и залпом опорожнил его. Плотно сбитое тело Виталика поплелось, чуть покачиваясь, на своё рабочее место.
— Уходящий год удачен для нас, — тихо произносит в микрофон шеф, поправляя очки на носу и несколько сконфуженно от торжественности момента оглядывая всех нас. — Мы заставили потесниться на рынке наших конкурентов. Продукция была высоко оценена, о чём свидетельствует полученная в этом году нашим предприятием серебряная медаль. Это не стало бы возможным без сплочённости команды, взаимопомощи и поддержки друг друга. Я хочу выпить...
Официант, перекинув через руку белое вафельное полотенце, услужливо наполняет бокал шефа шампанским.
— Я хочу выпить, — осмелев, завершает шеф краткую официальную часть вечеринки, — за уют в ваших домах, за тех, кто с вами рядом, за радостные улыбки на ваших лицах. С наступающим Новым Годом!
В уютном банкетном зале ресторана с приглушённой подсветкой раздаются крики «ура», аплодисменты и звон бокалов. Над столами витает оживлённый гомон. Пожалуй, если не заведено строгого порядка размещения, то на подобных мероприятиях по тому, как рассаживаются сотрудники, чуть ли не сразу можно рисовать их психологические портреты. Одни собираются в кучку по производственным и иным интересам, другие — по дружбе и симпатиям, третьи — поближе к руководству, дабы быть у них на виду и готовыми услужить и поддержать разговор. Четвёртые — наоборот, собираются подальше от начальства, чтобы иметь возможность расслабиться вдали от всевидящего и оценивающего ока.
По-моему, мы с Вадимом, хоть и относясь к администрации, попали в четвёртую категорию. Директора, что устроился за ближним к сцене столом, окружают его заместитель, главный бухгалтер и Даша. Непонятно зачем там оказался изрядно выпивший Виталик. Но, судя по всему, он не переживает за свои движения, становящиеся с каждой рюмкой всё менее и менее скоординированными. Подле заискивающе улыбающейся шефу Урсуловой, занявшей место напротив него, уселась стайка бухгалтеров, будто цыплята возле наседки. Краем глаза я отметил, что там же о чём-то оживлённо беседует с коллегами Анжелика.
Она особенно прелестна сегодня. Чёрное платье, отороченное искусственным мехом, обтягивает её фигуру. Профессиональный макияж выгодно подчёркивает одухотворённые черты лица. Жесты Анжелики плавны и полны достоинства. Она вся соответствует шикарности обстановки, сотканной из звона тонкостенных фужеров, горящих свечей на столах, крахмальных скатертей, плавной музыки и пластикового плюща, искусно оплетающего стены. Анжелика — сама часть обстановки. Мне так кажется, потому что глаза механически, словно объектив видеокамеры, разглядывают зал и сотрудников, будто те какие-то статуи или картины в художественной галерее. Мысли витают далеко.
Меня занимает вопрос о том, как объявить перемирие с Урсуловой. Наш бесконечный поединок с милыми улыбками на лицах стал мешать выполнению моих служебных обязанностей. И особенно досадно то, что через Наташу не могу получить нужную бухгалтерскую информацию. Она не владеет всем комплексом вопросов. Анжелику пока не могу использовать в служебных целях. Не тот уровень отношений. Станет любовницей — сама, через голову Урсуловой выберет и принесёт всё, что мне надобно. А пока... увы. Нужно что-то предпринимать, чтобы снять напряжённость в отношениях. И именно сегодня у меня есть хороший шанс.
После знака тамады, я кивнул Анжелике, периодически посылавшей мне взгляды, которые я по задумчивости пропускал мимо, словно увёртывающийся от стрел герой кинофильма. Девушка поняла сигнал, и мы двинулись на освещённую мини-прожекторами сцену. Зал притих, прозвучало вступление к песне, и я, чуть обернувшись к Анжелике, взял низкую ноту:
For you to think of me
It would only takes a minute of your time
To spare one thought for me
Would you miss just one minute of your time?
|
Подумать обо мне
Займет всего лишь минуту
Потратишь ли ты минуту
На одну мысль обо мне?
|
Анжелика сосредоточенно вслушивалась в звуки. По её тяжело вздымавшейся груди было понятно, что она волнуется. Я улыбался, заканчивая куплет, и нескромно разглядывал её маленький животик, скрытый под чёрной тканью, и восхитительные линии бедёр. Анжелика чувствовала, что пора ей вступать в песню, и не сводила с меня внимательного взора. Я ободряюще подмигнул ей, и она поднесла микрофон к губам:
When you are far away
I'd like to be part of your time each day
So think of me
|
Когда ты не со мной
Я бы хотела быть частью твоей жизни каждый день
Так, подумай обо мне
|
Мы, взявшись за руки и обернувшись друг к другу, запели в два голоса:
A minute of your time
Is all it takes to bring us close
When we are far apart...
|
Всего лишь минута твоей жизни
Сделает нас ближе
Когда мы не рядом
|
Мы стояли на освещённой крохотной сцене и, хотя музыка плавно угасла две секунды назад, не отрываясь, смотрели друг на друга. Краска заливала лицо и шею Анжелики, а глаза сияли. Я тоже был несколько смущён, но нашёл в себе силы прошептать в микрофон: «Спасибо». Мы оба понимали, что я благодарю её, а не зрителей. Мы оба понимали, что эту песню спели друг другу, а не для зрителей. Мы словно при всех признались во флирте, что ворвался в нашу жизнь, грозя перерасти во что-то более серьёзное. И сделали это настолько тонко и завуалировано, что понять истинный смысл произошедшего смогли единицы. Под бурные аплодисменты я галантно подвёл Анжелику к её месту.
Ум поначалу был настолько занят обсуждением сам с собой вариантов примирения с Урсуловой, что исполнение песни выбило меня из колеи. После выступления во мне плескалось столько адреналина, что хмель слетел моментально. Остро захотелось курить, и я, на ходу вытаскивая пачку сигарет, разгорячённый, выбежал в холодную декабрьскую ночь. Невесомый морозный воздух проник в лёгкие и пробежался по крови, каплю за каплей изгоняя адреналин. Наконец, после нескольких глубоких вздохов я спокойно щелкнул зажигалкой.
— Курить — здоровью вредить, — слышу за спиной ироничный женский голос.
Оборачиваюсь: передо мной в одном платье, несмотря на ночной мороз, стоит Анжелика. Взгляд женских глаз наполнен мягкой лаской.
— Знаю такую теорию. Читал где-то, — в тон ей отшучиваюсь я и добавляю. — Ну, как тебе здесь?
— Весело, — неуверенно констатирует она и пытливо смотрит на меня.
Я сделал вид, что не понял ни её тона, ни взгляда.
— Ты замёрзнешь, — укоризненно замечаю, подметив, как подрагивают от холода плечи Анжелики.
— Я — закалённая, — возражает она.
Мои губы растянулись в добродушной усмешке. Я снял пиджак и укутал её, не забыв при этом задержать ладони на женских плечах и слегка помассировать их. Анжелика благодарно улыбнулась и тихо спросила: «Пойдём?»
— Пойдём, — ответил я, бросая окурок в урну, стоявшую подле.
Анжелика взяла мою ладонь и повела, не снимая пиджака, сквозь толпу сгрудившихся на крыльце курильщиков. Разговоры смолкли. Анжелика гордой улыбкой на устах отвечала на понятливые и завистливые взгляды коллег. Я же просто делал вид, что не замечаю никого вокруг.
Не успел я вернуться за свой стол и налить в рюмку коньяка, как тамада объявил о начале игры. Вадим подтолкнул меня в бок, я понимающе кивнул, и мы быстро подошли к сцене. Суть первого этапа игры состояла в том, чтобы группа парней, положив руки на плечи друг другу, двигалась по кругу в ритме танца «семь сорок». За кругом стояли девушки числом меньшим, чем танцующих парней. В момент, когда мелодия обрывалась, необходимо было резко обернуться и схватить близстоящую девушку. Тот, кому девушки не досталось, выбывал из игры.
Заиграла мелодия, и мы, азартно улыбаясь, готовые в любой момент скинуть руки партнёров, медленно двинулись против часовой стрелки. Мелодия оборвалась, и я, мгновенно развернувшись, увидел Дашу, стоявшую как раз напротив меня. Хохоча, я обхватил Дарью за бёдра и приподнял над землёй. Она, смеясь, застучала кулачками по моей груди, будто требовала отпустить. Я даже не заметил, как зло блеснули глаза Анжелики, неутомимо наблюдавшей за моими движениями. Единственное, на что я успел обратить внимание, кружась в танце, так это на Виталика, спящего на плече Урсуловой.
После того, как все девушки оказались в кругу, правила игры поменялись. Теперь девушки, стоящие за кругом, числом больше, чем танцующих парней, должны были ухватить их в момент остановки мелодии. Те парни, которых удалось поймать, выбывали из игры. Только я обернулся, когда остановилась мелодия, как Анжелика твёрдо сжала моё запястье и потащила из круга вон. На губах её играла усмешка победительницы.
Я хотел было пройти к своему месту. Но Анжелика, не отпуская руку и пресекая тем самым возможные возражения, усаживает меня рядом.
— Успокойся. Отдышись. Посиди со мной, — торжествуя, спокойно приказывает она и накрывает мою ладонь своей ладошкой, будто утверждая своё право на несколько минут близости.
«Да ведь она ревнует меня. Ревнует к Даше», — пронеслось в моей голове. От этого заключения, логично вытекающего из поведения Анжелики, удовольствие разлилось внутри. Я улыбаюсь и деланно вздыхаю — мол, сдаюсь на милость победителя.
— Хочешь чего-нибудь? Что тебе положить? — щебечет она и, не дожидаясь моего ответа, берёт чистую тарелку и принимается накладывать креветочный салат, копчёности и прочие яства. Рюмка передо мной наполняется янтарным коньяком.
В процессе ленивого поглощения блюд ко мне пришло решение проблемы. Лучшего выхода, чем пригласить на первый же медленный танец Урсулову и поговорить с ней, я не видел. Когда заиграло что-то из репертуара Филиппа Киркорова, краешком глаза я поймал на лице призывный взгляд Анжелики. Сделав вид, что не заметил его, посмотрел на скучающую Урсулову. «Первым делом... первым делом самолёты...» — мелькнула мысль, и ноги устремились по направлению к главному бухгалтеру.
— Разрешите Вас пригласить, — галантно кланяюсь Урсуловой.
Была бы у меня широкополая шляпа, как у мушкетёров, я бы непременно подмёл бы ею пол возле ног этой мадам.
— С удовольствием, — расцветает Урсулова и осторожно рукой отодвигает голову Виталика.
Виталик, подняв на меня мутные глаза и недовольно промямлив что-то, роняет голову на скрещённые на столе руки.
— Я хотел поговорить с Вами, — обращаюсь к Урсуловой, ведя её за собой в танце.
— Слушаю Вас.
— Признаю, что в последнее время, — продолжаю я, наигранно потупив глаза и вызвав лёгкий румянец на щеках, — я вел себя по отношению к Вам некорректно. За что приношу свои искренние извинения.
— Принимаю Ваши извинения, — улыбается Урсулова. — И у меня есть к Вам встречное предложение.
— Я весь — внимание.
— Я сделала вывод, что Вы достаточно неплохо разбираетесь во всех участках бухгалтерского учёта.
«Ещё бы, — хмыкаю про себя, — несмотря на то, что я моложе тебя, практиковаться в бухучёте начал почти пятнадцать лет назад». На середине танца замечаю, как на нас с толикой обиды в глазах неотрывно смотрит Анжелика. Её губы упрямо поджаты в мстительной улыбке. Не без чувства удовлетворённого самолюбия подмечаю, что она отрицательным мотанием прелестной головки отказывает уже не первому кавалеру.
— Не хотели бы Вы, — продолжает Урсулова, — стать мои заместителем? Я в данный момент очень нуждаюсь в толковом единомышленнике и помощнике. А кроме Вас, не вижу достойной кандидатуры на данную должность.
«Опа! — думаю я. — Неплохой ход. Признавая за мной знания и опыт, убрать конкурента, поставить его иерархической ступенькой ниже. Нет уж, милочка. Не выйдет. Перемирие не означает конца войны. Либо мы с тобой поделим власть, либо я добьюсь твоего ухода».
— Предложение лестное. Мне нужно подумать, если Вы не против, — изображаю на лице благодарность и задумчивость.
Танец заканчивается, и мы, словно на толстовском балу, расстаёмся с Урсуловой лёгким поклоном и реверансом.
Началась дискотека, и в круг подпитых и выделывающих безумные пасы коллег вплывает Анжелика. Глаза её сверкают праведным гневом. Её детская, непосредственная реакция на мою невнимательность вызывает умиление. И мне с трудом удаётся скрыть улыбку. Анжелика танцует превосходно, и взоры мужчин устремлены на неё. Она же шаг за шагом, словно роковая Кармен, приближается ко мне, готовая испепелить взглядом.
— Ты обещал весь вечер танцевать со мной, — обидчиво восклицает Анжелика, полыхая уничижительным огнём.
Мне осталось только вздохнуть на это и изобразить всепоглощающую вину и раскаяние на лице.
Примерно через полчаса, которые мы с Анжеликой без остановки двигались в ритме диско по танцевальному полу, ди-джей по постепенно редевшему кругу танцующих коллег понял, что танцоры устали и желают выпить «на посошок». Из колонок полились плавные, медленные мелодии. Я обнял Анжелику, и мы медленно закачались под музыку. Наши глаза встретились и почти не расставались. Можно было выключить музыку, и мы этого даже не заметили бы. Анжелика прижалась ко мне всем телом, и накрывшая меня волна нежности и возбуждения немедленно отозвалась приливом крови ниже паха. В тот же миг уголки губ Анжелики поползли вверх.
Рассудок решительно мутился от наслаждения. Я уже жалел, что пропустил первый танец. Так хотелось, чтобы эта музыка не кончалась! Запах женских духов дурманил меня, лишал воли. Шёлковая шея звала меня, жаждала поцелуя, и я, отключив краски и звуки окружающего мира, и оставив в своих обнажённых ощущениях только тепло её тела и упругость груди, приник губами к женской шее. Медленно возвращаясь к лицу Анжелики, я заглянул ей в глаза и чуть слышно прикоснулся к губам. Анжелика тяжело задышала и отвернула голову в сторону.
— Прости! Я не знаю, что со мной творится, — на миг стушевался я.
Зардевшаяся, она подняла на меня глаза. Их малахит подёрнулся пеленой блаженства.
— За что простить? — только и смогла спросить она слабеющим голосом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 26 июля 2007 г.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДМИТРИЯ ЛОБОВА:
Несостоявшаяся реальность, или Состоявшаяся нереальность. Рассказ
Один день. Рассказ
Отпускаю тебя. Рассказ
История одного утра. Рассказ
Сердце. Повесть
Aug 21 2007
Имя: Ирина
Город, страна: Украина
Отзыв: Уважаемый Дмитрий! прекрасная повесть, с нетерпением буду ожидать продолжения. Если есть возможность, сообщите где и когда можно прочитать окончание повести.
