Игра - afield.org.ua Нет, нельзя допустить, чтобы друга всё время обуревали тоскливые мысли. Он приехал не только испросить совета. Очень важно отвлечь его от беспрестанных размышлений чем-то полностью противоположным.

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12

Глава 10

          С неким нарциссизмом разглядываю собственные рельефные мышцы живота. Чуть ниже ритмично колышутся длинные чёрные волосы Илоны. Её лицо, скользящая вверх-вниз горячая ладонь, мягко обволакивающие влажные губы отражаются только в зеркале. Там же, в зеркале в профиль наблюдаю брата, мощно толкающего девушку сзади...
          Сочные, бескомпромиссные ударные «Killer/Papa Was A Rollin' Stone» Джорджа Майкла задают темп телодвижениям. Прогнутый женский стан, стройные бёдра, колени, продавливливающие тёмную ткань дивана, моя непринуждённая барская поза и напряженная спина и ягодицы Андрея... Прелестный этюд получился бы, если писать маслом.
          «So you want to be free. Live your life the way you wanna be»¹, — рвётся из колонок музыкального центра наглый сексуальный альт англичанина. Большим пальцем срываю пробку с полупустой бутылки. Шампанское, шипя и пузырясь, стекает по спине девушки. Илона, ощеряясь, ловит и слизывает капли золотистой жидкости со своих плеч. Хочет поделиться со мной. «Работай с-сука, работай», — с животной мыслью запускаю пальцы в женские волосы и стимулирую ускорение ритма. «Андрей, разверни её, а то она вобьёт меня своей башкой в стену», — слышу свой шёпот откуда-то со стороны. Наши тела покрыты тёплой липкой чёрной грязью. Её много, она стекает с дивана, чавкает в унисон с хриплыми вздохами при движении тел. Так комфортно в ней, этой грязи. «Ye-e!.. Oh!», — доносится энергичный крик певца, или это вместе с ним кричит в экстазе брат? На его руках набухли вены, крупные капли пота на лбу, пальцы впились в женские ягодицы. На лице муки наслаждения, которое легко спутать с выражением боли. Да, это он, словно раненый зверь, кричит, откинув голову назад и изливаясь в девушку. Его крик меня бешено заводит, ставит на грань. Глажу внутреннюю сторону бедер Илоны, кончиками пальцев ощущаю влагу, намочившую коротко стриженые волоски. По ткани чёрной простыни тянется мутная белесоватая дорожка. Трудно дышать, дикое напряжение сковывает мышцы. Волна нарастает. Я близок. Ещё секунда...
Игра

Входная дверь вываливается внутрь квартиры. От грохота падения вздрагивает диван, стопки на столике, качнувшись, проливают водку. Истошный визг Илоны, тянущей на себя скомканную, пропитанную блестящей чёрной грязью простынь. Резкое, с гулким стуком коленок о линолеум, перемещение Андрея за диван. Защитным движением руки прикрываю глаза от слепящего света. «Жена! — слышу безумный шёпот Андрея где-то слева и снизу. — Или нет? Олег, чёрт возьми!!! Чего ты молчишь?! Кто это?» Белый свет расступается, пропуская вперёд женскую фигуру в полупрозрачной газовой ткани. Всклокоченные мелированные волосы в мальчишеской стрижке... Анжелика! Она грустно смотрит на меня. «Анжелика, — идиотски улыбаюсь я, — знакомься: это — Илона, это — Андрей». Андрей, высунувшись из-под дивана, вежливо, преисполнясь достоинства, кивает. «Ничего не понимаю. Кто это, чёрт подери? — Илона переводит полный изумления взгляд с меня на Андрея, с Андрея на Анжелику. — Как она здесь оказалась? Что она здесь делает?» «Знал бы я, что она здесь делает», — мысленно отвечаю Илоне. Взявшись из ниоткуда, ветер играет балахоном на теле Анжелики. «Эх ты», — с укоризной произносит Анжелика, обращаясь ко мне, и поворачивается спиной. На её спине белые крылья. Анжелика уходит назад, в свет. «Постой! — кричу ей вслед, соскакивая с дивана и выбегая в маленький холл. — Анжелика, подожди! Я тебе всё объясню. Ты всё не так поняла!» Выбегаю на порог, лестничной площадки нет. Падаю вниз. Слышу хлопанье крыльев над головой — это улетает прочь Анжелика. Приземляюсь на диван. Андрей подмигивает мне и протягивает стопку с водкой: «Давай, Олег, выпьем и перекурим». «Что, мальчики? Устали? Силы кончились?», — спрашивает с похотливой улыбкой Илона. Она раздвигает бёдра и, проводя указательным пальцем по лону и облизывая его, добавляет: «Вы неплохо постарались». Выпиваю водку и ставлю стопку на маленький столик, неизвестно как оказавшийся рядом. «Мальчики, вы покурите пока, а я схожу в душ. Не скучайте без меня. Я вернусь, не успеете глазом моргнуть», — обещает Илона, грациозно сходя с дивана. Слышится звук льющейся воды. «Олег, какое полотенце можно взять?», — спрашивает Илона мужским низким голосом. «А я знаю, какие полотенца в ванной? — думается мне. — Я что, в своей квартире? И почему у Илоны голос стал таким низким, мужским?»
Игра

          Медленно открываю глаза. В дверях моей спальни стоит Владимир с мокрой головой и, улыбаясь, спрашивает: «Олег, так какое полотенце можно взять?» — «Любое. В ванной посмотри. Там их три», — отвечаю я, закрываю глаза и пытаюсь вернуться в сон. Анжелику нужно догнать, объясниться, попросить прощения, сказать, что больше так не буду. Вовчик подождёт. У Андрея, помню, где-то деревянные крылья на балконе были. Куда вернуться? В какой момент? Когда Анжелика вновь шагнула в свет? У меня будет несколько секунд, чтобы метнуться на балкон и надеть крылья, пока она не улетела далеко. Или вернуться в тот момент, когда приземлился на диван? Пролетающего голубя тогда краем глаза заметил. Ухвачусь за лапки, пусть поднимет меня. А вдруг у него сил не хватит меня поднять? Так что выбрать, крылья или голубя? Крылья...
          Быстро размывающееся изображение Анжелики начинает исчезать в обступающем её свете. Бегу на балкон. Спотыкаюсь об Андрея, лежащего ни живым ни мёртвым возле дивана. Чертыхаюсь. Кричу ему, какого хрена он разлёгся, и что объясню всё позже. Вновь чертыхаясь, проворачивая шпингалеты на балконной двери. Холодный рассветный туман холодит плечи. Дрожа от холода и возбуждения, переворачиваю весь хлам на балконе. Крыльев нет... Всё. Теперь ничем моей ситуации не изменить. Придётся ждать возвращения Анжелики... Вновь открываю глаза и таращусь на люстру, вспоминая сон.
          Умываясь и рассматривая свои зубы в огромное зеркало, разочарованно вздыхаю: и кончить — не кончил, и Анжелика улетела. «Это — что? Намёк на серию № 2? — приходит следующая мысль, когда пытаюсь с помощью расчёски привести торчащие после сна волосы. — Только вот, жаль, зеркала рядом с диваном у Андрея нет. Перепутал во сне стену в гостиной брата со стеной в собственной спальне. И не Джордж Майкл тогда звучал, а Энигма. Посоветовать ему зеркало купить, что ли? И диск с Джорджем Майклом принесу в следующий раз».
          — Что на завтрак будем готовить? — спрашивает Владимир, заглянув ко мне в ванную комнату. Ухмыляюсь его отражению в зеркале и говорю, что сейчас подумаем.
               «Что интересно, — мысленно подмечаю я, выключая свет в ванной комнате и перемещаясь на кухню, — во сне, по сравнению с реальностью, я лёгкой неловкости не чувствовал. Всё же в сексуальных снах и фантазиях мы более раскрепощённые, нежели в реальной жизни. Плохо! Нужно в реале достигать уровня сна».
          Володя, опершись локтями о гладкую до бархатистости поверхность итальянского стола, скромно поедает мельхиоровой вилкой яичницу из домашних яиц, пожаренную на свежем сале. Его большая рука с идеальными до неприличия пальцами периодически подносит к губам пластиковую баночку с излюбленным йогуртом. Глубоко посаженные умные глаза время от времени останавливаются на экране маленького, прикреплённого к стене телевизора.
          Запахнувшись в махровый халат, сидя напротив него с чашкой кофе, наблюдаю за другом. Наблюдаю, как он старается держаться уверенно, радоваться общению со мной и смене обстановки, и не могу не замечать, как грусть, словно тень, скользящая по земле от падающего осеннего листа, временами затмевает его взор. На мои вопросы о том, как спалось, какие ощущения вызывает в душе пасмурное влажное утро, он отвечает своевременно и твёрдо. Но создаётся впечатление, что он не здесь. Не у меня на кухне. И виной тому, скорее всего, не строка деловых новостей, бегущая по экрану, а тяжёлые мысли о неразделённой любви.
          — Думаешь о ней? — с сочувствием и дружеской нежностью поинтересовался я.
          — Да, — вздохнул он. — То, о чём ты мне вчера говорил, совсем уж беспросветно выглядит. Неужели нет иных путей? Неужели моё положение безвыходно? Неужели она не станет моей... естественным путём?
          — Ну почему же? — вздохнул я. — Станет, но для этого нужно её отпустить и выждать. Может быть, ждать придётся долго.
          — Не понимаю. Поясни.
          — Отпусти её. Пусть она влюбится в свой идеал. Пусть она в нём жестоко разочаруется. Пусть этот предполагаемый мачо-ловелас бросит её, жестоко разбив сердце. Тогда... Тогда, если ты всё это выдержишь, твои чувства не угаснут, если ты будешь продолжать дарить мелкие подарки, проявлять сочувствие и понимание, она станет твоей. Возможно, она в тот момент будет рассуждать так: «Володя — серьёзный и надёжный человек. За всё это время он ни словом, ни делом не упрекнул меня. Он всё время был рядом и поддерживал меня. Он меня любит, и это — главное. Я могу на него положиться. Я в нём уверена».
          Владимир горько усмехнулся. Я допил кофе и замолчал, задумчиво гоняя кофейный осадок по дну чашки.
          — Да-а-а уж, — протянул друг.
          — Только подумай, нужно ли тебе это, — сурово воззрился я на него. — Она станет твоей, но страсти не будет. Она будет холодна в сексе. Она будет стараться, даже, возможно, будет получать чисто физический оргазм. Но она подсознательно не сможет не сравнивать тебя с ним. То эмоциональное удовольствие, которое она получала в постели с ним, никогда не встанет на один уровень с новыми ощущениями. Она будет добра к тебе, станет хорошей хозяйкой, матерью твоих детей, и прочее, и прочее. Но... Как себя будешь чувствовать ты? Твои ожидания насыщенных эмоциональных отношений будут обмануты, твоя победа будет омрачена в первую же неделю совместной жизни. Принимая её назад, ты распишешься в том, что не способен встать в один ряд с этим мачо. Как ты сможешь примириться со своим уязвлённым самолюбием? Ведь тебе достанутся объедки с его стола (на этих словах мне захотелось смачно сплюнуть)... Это называется выйти замуж по уму... А потом пройдёт время, и она тебе изменит, потому что вновь на её пути встретится какой-нибудь мачо... Оно тебе нужно?
          — Умеешь ты утешить, однако, — вновь горько усмехнулся Владимир, вытирая уголки губ салфеткой. — Может, всё будет по-другому? Откуда ты можешь знать наперёд?
          — Потому что нечто похожее однажды пройдено мной, — мрачно ответил я, вышел на балкон, что рядом с кухней, и подкурил первую утреннюю сигарету.
          — А-а-а, та история.
          — Та самая, только я вовремя остановился... Вовчик, послушай, — сказал я, обернувшись к другу, — даже у людей, которые женились по большой любви, страсть с годами проходит, и велика вероятность, что кто-то из супругов вновь влюбится. Ну что, ты не знаешь таких людей? Да каждая вторая семья! А в твоём случае это и вовсе неизбежно, потому что у неё страсти к тебе изначально нет. Она не сможет забыть, как летала в небесах, понимаешь? Никогда не сможет. НИ-КО-ГДА! И подсознательно станет искать любовные эмоции на стороне.
          — Ты решил меня добить? — грустно спросил Владимир.
          — Нет! Я говорю о том, что тебя ждёт, если не изменишь тактику, — заключил я и натренированным движением пальцев зашвырнул окурок на крышу соседнего балкона.

          Нет, нельзя допустить, чтобы друга всё время обуревали тоскливые мысли. Он приехал не только испросить совета. Очень важно отвлечь его от беспрестанных размышлений чем-то полностью противоположным. Ему точно так же, как и мне когда-то, нужно обмануть, на время освободиться от червя, сосущего душу, прогрызающего дыры в сердце. Сделать успокоительный укол прямо в мозг. Время, самая малая его толика без отравляющей тоски, поможет Владимиру взглянуть на происходящее другими, ясными глазами.
          Любовь к женщине, сильное чувство расширяет границы сознания. Увеличивает мир вокруг, делает его объёмным. Даже, если чувство не разделено, душа становится гиперчувствительной, окружающее воспринимается неадекватно, не так, как когда психика находится в спокойном состоянии. И особенно остро воспринимается красота искусства.
          У меня возник план, как провести первую половину 5-го января 2006 года. В эти дни в городе проходила выставка тибетской серии картин Рериха. Когда-то я видел репродукции этих картин в журнале, выписываемом родителями. «Горы, высокие горы, укрытые вечными снегами под глубоким синим небом, с которого льётся солнечный свет. Свет божественной, очищающей силы. Горы — символ независимости и гордости. Вот что ему нужно, — думал я, надевая лучший свой костюм и с чувством удовлетворения оглядывая себя в зеркале, — полчаса свободы от психологической зависимости. Полчаса отрешённости, представления себя на этих вершинах гордым покорителем, человеком, поднявшимся над мирской суетой. Птицей, уверенно и властно парящей над вершинами».
Игра

          Тишина выставочного зала... Обнимающая и растворяющая в себе, непривычная тишина. Здесь нет отголосков проносящихся автомобилей и людского гула. Остался лишь отзвук шагов редких посетителей по старому, местами облупившемуся жёлтому паркету. Живопись нынче не в моде. Девять из десяти не знают, кто такой Николай Рерих, зато все, даже трёхлетние дети, знают Верку Сердючку. С такими невесёлыми мыслями я разглядывал маленькие полотна русского живописца, историка и философа.
          Переходя от одной картины к другой и не задерживаясь ни перед одной более пяти минут, я пытался вспомнить то, самое первое ощущение от созерцания тех же самых картин в журнале. И никак не мог вспомнить. Глаза, видевшие за тридцать три года столь много необычного, давно зашоренный повседневностью мозг никак не могли вчувствоваться в игру красок. Зато высокая худощавая фигура Владимира застыла перед одной, самой большой картиной. Руки, заложенные за спиной, одна нога расслабленная, словно какой-то невидимый командир отдал команду «вольно» — всё выдавало в нём состояние внимательной созерцательности. «Конечно, по сравнению с реалистически точной передачей Айвазовского, рериховские зарисовки выглядят грубоватыми. Карандашные наброски какие-то, хоть и писано минеральными красками. И что я в них раньше находил? Старею, что ли? — недоумевал я, подходя к последней картине. — Хотя нужно отдать дань таланту: игра солнца со снегом передана великолепно».
          — Ну, как тебе, Вовчик? Нравится? — полушёпотом поинтересовался я, подойдя к другу.
          — Здорово, — вполголоса произнёс Владимир, оборачиваясь ко мне.
          Вид его выражает спокойствие и умиротворение. Он как бы выпал из реального мира на этот час. Осмысленное выражение долго не хотело возвращаться на его лицо. Наконец, Владимир встрепенулся и взглянул на наручные часы.
          — Мне нужно заехать к дальней родственнице жены. Я обещал, — заявил друг.
          — Отлично, — ответил я. — А я как раз заеду на работу, тоже обещал Анжелике.

          Жёлто-серый бетон коробки «Детского Мира» должен был выглядеть таким же хмурым и холодным, как и январское утро. Но от стен здания, изменяя его, отражается моя радость. Я здесь затем, чтобы выбрать новогодний подарок Анжелике. Не было бы её SMS-ки, мне и в голову не пришла бы мысль о подарке: ведь она своим отказом оттолкнула меня в последний рабочий день. Но теперь... Внутри засосало от сладких предвкушений.
          Ряды мягких игрушек. Под подушечками пальцев плюшевая нежность. И женщины, и маленькие девочки любят мягкие игрушки. Мальчикам с детства подавай машинки и конструкторы. Они вырастают, их машинки превращаются в автомобили, а тяга собирать конструкторы ведёт к выбору профессий, требующих приложения аналитических способностей, логики. Страсть девочек к мягким игрушкам и куклам воспитывает в них будущую материнскую заботу и нежность. Я хмыкнул от этой внезапной мысли. Да уж.
          Здесь мне бросают неодушевлённые улыбки обезьянки. Глупо скалятся тигры. Недоуменно глядят слоны. Забавно выставив вперед зубы, оглядывают меня пустыми глазами зайцы. Чей-то особенный взгляд заставляет интуицию напрячься. Он исходит откуда-то издалека справа. Следуя неосознанному внутреннему зову, иду туда. В растерянности оглядываю нижнюю полку. Наконец-то вижу того, кто звал меня. Вот он, обладатель грустного взора, — маленький пушистый щенок. Повинуясь необъяснимому побуждению, сажусь на корточки и протягиваю ладонь к маленькому комочку искусственного меха. Глажу, словно пытаюсь успокоить и внушить защиту владельцу доверчивых глаз. Это — лучшая игрушка, что здесь есть. Вне всяких сомнений, ибо она выбрана оголённым сердцем. Осторожно, будто боясь причинить неловким движением боль, беру щенка и иду к кассе.
          — Ты же в отпуске, — окидывая меня непонимающим взглядом, то ли спрашивает, то ли утверждает Даша.
          Она мне встретилась случайно, когда я стремительным шагом поднимался по лестнице, ведущей на второй этаж, к бухгалтерии.
          — Вроде да. Срочные дела, — солгал я, и глазом не моргнув.
          — А-а-а, — кивнула Даша с таким видом, будто не её дело, почему я в офисе.
          И действительно, не её дело, куда я иду и зачем. Официально я приехал за отпускными. Распахиваю дверь в бухгалтерию. Нервное возбуждение достигает пика. Слышу слова приветствия. Автоматически здороваюсь и поздравляю всех с наступившим новым годом. Анжелика снимает очки, аккуратно кладёт их на стол. Никого не вижу вокруг, только пылающий малахит её глаз. «Не обижай его», — прошу я, протягивая Анжелике щенка. Внутри девушки словно солнце взрывается. Энергия, хлещущая из неё, чуть не сбивает меня с ног. Я совершенно не был готов к такому приёму. Сердце затопило счастьем.
Игра

          — А-а-ах, — не сдержав эмоций, выдыхает Анжелика. Раскрытая ладонь принимает комочек меха, вторая накрывает его, словно пытаясь оградить ото всех бед, — какой хорошенький! Её руки бережно прижимают щенка к груди.
          — Пойдём, — вскакивает Анжелика с места, аккуратно кладя игрушку на клавиатуру, и бежит к принтеру, — в кассу.
          Пока устройство распечатывает ведомость, она неотрывно взглядом, полным неподдельной радости, смотрит на меня. Начинаю смущаться. Наконец-то ведомость готова, и мы с Анжеликой буквально выскакиваем из кабинета.
          В коридоре, избавленная от лишних любопытных глаз, она вкладывает свою прохладную ладошку в мою ладонь и быстро ведёт вниз.
          — Я так... так рада, что ты приехал! — восклицает она, обернувшись ко мне на полпути.
          О, Боже! Как мне хочется поцеловать эти полураскрытые губки! Мучительное желание влечёт к этому мягкому подбородку, к этой шелковистой шее. «Не к месту, не тот момент», — останавливает меня опасливая мысль. Зря останавливает. Лучшего момента на самом деле нельзя придумать. Это читается в её глазах. Внутренняя борьба чуть ли не лишает меня чувств. Разум побеждает, резко выдыхаю и медленно вдыхаю. Продолжаем путь к кассе.
          — Подожди меня, хочу пораньше уйти с работы, — с цветущей улыбкой на устах просит меня Анжелика, после того, как конверт с купюрами оказался во внутреннем кармане куртки. — Пойдём, погуляем с тобой.
          Я в лёгкой прострации. К чёрту психологию! К чёрту игры! Я настолько выбит из реального мира, что не могу найти никаких слов. Только сумасшедшая радость распирает изнутри.
          — Ведь ты не занят? — спрашивает Анжелика, и тень тревоги мелькает в её глазах.
          — Нет, конечно, — поспешно отвечаю я, призвав на помощь остатки сознания. — Я на улице покурю, подожду.
          — Я мигом, — заверяет она, — и стремительно направляется к бухгалтерии.
          «Вовчик... Когда он освободится? Мы договорились вместе домой поехать, — приходит внезапная мысль, когда я в ожидании девушки вышел из офиса и подкурил сигарету. — Сколько у меня времени на прогулку с Анжеликой?» Из дрожащих в нервном возбуждении пальцев чуть не выпадает сигарета, когда вижу её в рыжем полушубке и полуспортивных ботинках, выплывающую с величавым спокойствием из открытых дверей офиса. Она уверенно берёт меня под руку, мы уходим прочь.
          — Почему ты не сказал мне, что уходишь в отпуск? — спросила меня с укором Анжелика, когда мы отошли довольно далеко от офиса.
          Наши ноги сами выбирали дорогу. Мы не задумывались, куда идём. Просто шли, держась за руки и чувствуя тепло и сокровенные мысли друг друга. Вокруг один за другим загорались огни уличных фонарей, добавляя в мозаику новогодних лампочек недостающий узор. Ласково, радуясь за нас, глядели уютным светом окон многоэтажные дома. Тихо, понимая наше тонкое настроение, шуршали шинами автомобили. Проходившие мимо люди, засунув руки в карманы и закутавшись в меховые воротники, деликатно, с улыбками на лицах, отводили глаза. Негромко, боясь спугнуть нежность мужчины и женщины, скрипел под ногами застывший снег. Даже ледяной, пронизывающий до костей ветер затих, стараясь не мешать двум влюблённым.
          Я пожал плечами. Как-то не задумывался я об этом ранее. «Не знаю, — ответил я. — Выпустил из виду». Я любовно посмотрел на неё. Анжелика, вспыхнув, отвела взгляд.
          — Все вокруг знают, что ты в отпуске. Все, кроме меня, — обиженно заявила она.
          — Извини («милая», — хотелось добавить, и не добавил я), — попросил я.
          Она улыбается, остановившись напротив, и изучает моё лицо. Что она хочет на нём прочитать? Что на нём можно прочитать, кроме светлой радости? Кроме облегчения от конца изнурительной игры, приведшей девушку с ангельскими глазами ко мне? Кроме надежд на долгую взаимную любовь? Кроме желания быть всегда рядом и никогда не разлучаться?
          Тень набежала на лицо милой. Я видел эту серую тень на солнечном малахите раньше. Я видел её тогда, когда слышал слова: «Нет, не могу, Олег. Это — неправильно. Прости. Я замужем. И я должна помнить о моральном долге перед своей семьёй. Я не имею права...» Боже! Какая тяжёлая борьба происходит в этой девочке! Борьба между умом и сердцем. Как она сейчас отражается на её губах, то счастливо улыбающихся, то строго поджимающихся, то силящихся заговорить голосом сердца, то смыкающимися строгими одёргиваниями ума!
          — Почему мы не можем быть друзьями? Просто друзьями, — горько спрашивает Анжелика.
          Я вижу по горестно сложившимся линиям на прелестном лице, по глазам, наполненным болью, её душевные муки. Вижу, как она пытается отогнать счастье. Счастье, столь рядом стоящее с болью. Вижу, как она хочет этого, такого доступного — стоит лишь протянуть руку, счастья. И как она его боится.
          Я обнял девушку. Мне так хотелось вселить в неё уверенность, что всё будет хорошо! И так больно чувствовать её напрягшиеся под одеждой мышцы рук, пытающиеся меня оттолкнуть и не могущие этого сделать! Это выше её сил. Нет, она не хочет дружбы, она хочет любви. Она всем своим существом, словно слабый росток, выбившийся из каменистой почвы, тянется к любви, как к спасению. И я должен, я обязан развеять её сомнения, доказать, укрепить её в мысли, что просто дружба между нами невозможна, если уже пришла любовь.
          — Мы оба понимаем, что хотим любви, а не дружбы, Анжелика, — прошептал я, внимательно глядя в её глаза.
          Я выпустил женское тело из объятий. Я вновь вместо того, чтобы поцеловать её губы, принял решение успокоить Анжелику. Может быть, если бы я не признавал в Анжелике высокий ум, высокий дух, силу, я бы поцеловал её и окончательно сломал бы женскую волю. Но мне хочется убедить её. Мне хочется, чтобы её ум стал моим союзником. Потому что она — равная мне. Ничего лучшего, чем снять напряжение момента, мне не пришло в голову. Я вновь взял холодную, замёрзшую ладошку Анжелики в свою тёплую ладонь. Мы повернулись лицом туда, куда шли, и побрели сквозь бьющий в землю из опрокинутой небесной прорвы колючий снег.
          — Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, Анжелика, — заявил я, когда мы немного остыли и успокоились.
          — Почему?
          — Потому что дружба возможна только при условии отсутствия сексуального влечения. Пусть даже мужчина и женщина негласно договорятся о дружеских, и не более того, отношениях. Но мне тяжело, невозможно представить ситуацию, когда два человека противоположных полов, условившись так прежде, постепенно будут постигать душу друг друга, будут строить доверие, и при этом никогда не задумаются о физической близости. Ведь что такое дружба? Это — не умственный, не основанный на расчёте договор, это — эмоциональный союз, это эмоциональное взаимное проникновение. Нет эмоционального союза — нет дружбы. Одно и то же эмоциональное состояние между мужчиной и мужчиной, между женщиной и женщиной — дружба. Между мужчиной и женщиной — это любовь. Я с лёгкостью поверю в дружбу между людьми одного пола. Вот, например, у меня есть друг, мы дружим уже больше двадцати лет. Мы знаем друг друга, доверяем друг другу, мы понимаем друг друга, чувствуем друг друга, улавливаем движения души и мысли. Возможно ли такое между мужчиной и женщиной в рамках дружбы? Ведь дружба предполагает тесное общение. В нём участвуют и глаза, и мысли, и душа, и сердце. Улыбка, выражение глаз, жест, манера говорить — всё находит приятный отклик в душе другого. И как не полюбить, если эти улыбка, жест, поворот головы принадлежат человеку другого пола? Как? И не замечаешь, как появляются мысли о физической близости. Появляются сами собой. Представь себе, что эти мысли и желания односторонни. А другой человек по-прежнему считает отношения дружескими. Тогда появляется разочарование, неразделённость чувств. Холод. Конец дружбы.
          — Дружба невозможна, Анжелика. И ты сама это понимаешь, хоть и страшно самой себе в этом признаться, — заключил я, вновь развернув девушку к себе и посмотрев ей в глаза. Анжелика дрожит, я вижу как ей холодно. Кровь отхлынула от щёк. На бескровном лице только живые магические глаза. Робкий взгляд ищет на моих губах продолжения.
          Я перевел взгляд на окрестности. Срочно нужно найти какое-то укромное тёплое местечко. «Нужен бар какой-то. Лёгкое спиртное согреет её», — размышляю, отыскивая глазами характерные вывески.
          — Давай куда-нибудь зайдём, выпьем чего-нибудь, — несмело предлагаю я.
          «Время, наверное, уже шесть. Сейчас её мобильный телефон будет разрываться. Ей нужно к мужу, к ребёнку, — тут же обречённо думаю я. — Ах, что за мысль? Она здесь, она рядом, она меня любит. А я думаю о том, что будет через полчаса, час. Будет потом! Потом, когда мы расстанемся. Это неизбежно. На этом этапе отношений неизбежно... Нужно её завести куда-нибудь, отогреть, погладить пальцы, поцеловать губы, веки, мочки ушей. Коснуться, будто нечаянно, груди. Растворить в ласке. Как мало времени. Боже, как мало времени для нежности!»
          — Давай ещё погуляем, — просит Анжелика.
          «Ещё минут десять, и мы оба превратимся в ледышки», — мелькает неуютная мысль. Зубы выбивают дробь. Меня прохватывает озноб.
          — Ты совсем замёрз, — произносит Анжелика, прижавшись ко мне.
          — Да, — признаюсь я.
          — Давай я тебя укутаю плотнее, — ласково улыбается она, поправляет воротник моей куртки и шарф.
          Доверяю девушке заботу о себе. Беру ледяные ладошки в свои зябкие руки и медленно целую её. Губы Анжелики, вначале сомкнутые, слабо отвечают.
          «Ну, Господи, почему же ты толком ответить на поцелуй не можешь? Где твоя страсть? Ты же любишь меня! — в отчаянии думаю я. — Отдайся мне. Отдайся сейчас! Я хочу тебя!!! Неужели ты это не видишь?!»
          В глазах девушки мелькает растерянность. Затем она превращается в страх. Видимо, мои глаза говорят больше, чем способны сказать губы. Её что-то удерживает. Борьба с новой силой вспыхивает в ней. Отвожу взгляд. С силой сжимаю челюсти, словно пытаюсь перекусить проволоку, обмотавшую её сердце и мешающую его прыжку.
Игра

          «Вовчик..., — уныло возвращаюсь мыслью к другу и незаметно бросаю взгляд на наручные часы, — начало седьмого. — Он уже должен окончить визит вежливости. Мы договаривались с ним встретиться на остановке, чтобы поехать вместе домой. Ведь я предположить не мог, что встреча с Анжеликой так обернётся. Чёрт! Что делать? Хоть я ему и разъяснил на пальцах, какая маршрутка едет в мой район, всё же он совершенно не ориентируется в городе. Что делать? Что делать?! Бросить друга? Проводить Анжелику на трамвай? Если я сейчас отпущу её... Что же ты не ответила на поцелуй? О чём ты думаешь? Скажи, пошли мне мысль, что делать сейчас! Ах, если бы ещё немного времени. Совсем чуть-чуть... Нет. Нужно ехать. Анжелику увижу через несколько дней, а Вовчика — теперь не знаю, когда. Не сомневаюсь, что он понял бы. Но глубоко внутри, не дай Бог, обидится». Потерянно опускаю голову. Решение принято.
          — Давай пройдёмся туда, — предлагаю Анжелике, моя ладонь указывает направление.
          Знаю, там подземный переход. Он выведет нас на остановку трамвая, нужного Анжелике. Она берёт меня под руку. Нам ещё десять минут быть вместе. Не больше.
          Последнее объятие, тихий лёгкий поцелуй. Анжелика с сожалением смотрит на меня. Я будто откуда-то сбоку смотрю на её маленькую замёрзшую фигурку. Маленькие опущенные руки говорят о покинутости. Трамвай закрывает двери, через секунду он унесёт милую, вернёт её в мир, где нет меня и не будет ещё несколько дней. Через стекло, покрытое узорчатым инеем, вижу, как она слабо машет мне рукой на прощание.

¹ Итак, ты хочешь быть свободным. Живи такой жизнью, какой хочешь

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12

Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 17 сентября 2007 г.

ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДМИТРИЯ ЛОБОВА:
Несостоявшаяся реальность, или Состоявшаяся нереальность. Рассказ
Один день. Рассказ
Отпускаю тебя. Рассказ
История одного утра. Рассказ
Сердце. Повесть

Aug 21 2007
Имя: Ирина Город, страна: Украина
Отзыв:
Уважаемый Дмитрий! прекрасная повесть, с нетерпением буду ожидать продолжения. Если есть возможность, сообщите где и когда можно прочитать окончание повести.