Закончив чаепитие, Эльвира выбросила заварку, вымыла чайник и чашку.
Сладко потянулась. Вернулась в свою комнату и стала искать глазами, куда запропастился её любимый учебник физики.
Она точно помнила, что вчера он был у неё на подушке, а теперь...
Эльвира ещё раз обвела взглядом свою комнату и увидела, что учебник небрежно раскрытым лежал на подоконнике.
— И когда я его туда положила? — недоумённо подумала Эльвира. Она подошла к окну, взяла учебник и невольно остановилась, залюбовавшись пейзажем...
Снег лежал за окном молочными волнами и сиял ослепительной белизной.
Нежная и печальная мелодия лилась из-под смычка невидимой скрипки и наполняла тишину утра волшебством запредельных грёз.
Высоко в небе медленно и церемонно отплывали друг от друга белые паруса облаков. А внизу, синхронно их движениям, покачивались берёзы и клёны, танцуя менуэт... Деревья низко раскланивались друг с другом, изысканно приседая...
Голубая ель кружилась сама по себе, шурша накрахмаленными морозом юбками.
Кряжистый дуб лишь слегка поводил плечами, да притопывал на месте.
Зато рябина неслась по кругу, так звонко ударяя в алый бубен, что только искры снега страстно взмывали вверх и медленно падали вниз, рассыпаясь звёздным фейерверком.
Серебристые тополя, точно средневековые рыцари в выкованных январём кольчугах, неспешно плыли навстречу белоснежным черёмухам в роскошных бальных платьях из чистого снега и инея.
— Ах, как чудесно! — шуршала длинными ветвями томная красавица ива, — ах, как восхитительно!
И Эльвира, глядя на зачаровывающую картину утра, не могла с ней не согласиться...
...В это время раздался телефонный звонок.
Эльвира нехотя оторвалась от окна.
Захватив учебник физики, она подошла к телефонному аппарату, плюхнулась в кресло и только тогда сняла трубку.
— Да, — тихо сказала она.
— Эльвира, привет! — раздался в трубке уверенный баритон, — ты что, всё ещё спишь?
— Как слышишь, нет.
Трубка в ответ рассмеялась.
Эльвира узнала голос Бориса. Он не был ей неприятен, скорее, наоборот.
— Ты откуда звонишь? — спросила она.
— Из машины. А ты думала, из телефонной будки? — он вновь рассмеялся, — соскучился по тебе. А ты?
Эльвира промолчала.
Борис понял её молчание по-своему, и снова прозвучал его раскатистый смех.
— Знаешь, — сказал он, — у меня тут небольшое коммерческое мероприятие. Но к одиннадцати я всё улажу. Хочу заехать за тобой, — и, не дожидаясь её ответа, спросил, — ты сегодня в окно смотрела?
— Именно этим и занималась, когда ты мне позвонил.
— Ну и как?
— Что ну и как? — не поняла она.
— Погода впечатляет?
— Вообще-то, да.
— Значит, решено! К одиннадцати подъезжаю к тебе. Поедем за город кататься на лыжах.
— Но, Борис!..
— Никаких «но», — он отключил связь.
— Ох уж мне эти лидеры, — Эльвира швырнула трубку. Поджала под себя ноги, поудобнее устраиваясь в кресле, и открыла учебник.
Минут сорок она не отрывала глаз от станиц, а потом неожиданно для себя произнесла вслух, — а почему бы, собственно, и нет?! Погода располагает. Панкратов Борис Александрович весьма недурён собой, — губы Эльвиры тронула ироничная улыбка, — правда, излишне самоуверен и упрям. Но я же не замуж за него собираюсь, а на лыжах покататься, надеюсь, эти недостатки нам не помешают, тем более что раньше они помехой не были...
БОРИС
Борис был уверен, что Эльвира от него без ума.
Он вообще всегда и во всём был уверен.
Борис Панкратов получил чисто мужское воспитание. Он жил вдвоём с отцом и матери своей не помнил.
Из женского пола в их доме обитало единственное существо — кошка Ксюша. Но она абсолютно не вникала в мужские дела. И царивший в доме патриархат её, по-видимому, ничуть не смущал. Она получала то, что хотела — лучшие кусочки со стола и скупую мужскую ласку, а всё остальное её не волновало.
...Но кошка — это одно, а женщина, как ни странно с мужской точки зрения, всё-таки другое...
Отец Бориса, расставшись с женой, добился, чтобы сын остался с ним.
Нельзя сказать, что его бывшая супруга сильно настаивала на обратном.
Когда она разводилась с мужем, у неё уже была другая любовь, и она жаждала ребёнка от любимого, с которым зарегистрировалась сразу после развода.
Её первый брак распался, потому что она не сумела так же, как кошка Ксюша, довольствоваться скупой лаской и лакомыми кусочками. Ей хотелось гораздо большего. Всё это, или почти всё, она получила во втором браке.
Разлука с первенцем сначала угнетала её, но потом, рассудив, что у Бориса есть всё, что необходимо мальчику, она отступилась и перестала бороться с мужем за встречи с сыном, боясь, что это изранит душу ребёнка.
...Может быть, она была не права...
Её дети от второго брака — дочь и сын выросли в гораздо меньшем достатке, чем их старший брат, о существовании которого они и не подозревали.
Не зная вкуса икры, не имея просторных комнат, уставленных итальянской мебелью, они росли в атмосфере любви. Рядом с ними всегда были весёлые неугомонные родители — папа-инженер и мама — преподаватель музыки в детском саду.
...Когда Борис учился во втором классе, он спросил своего отца, — а где моя мама?
И получил краткий убийственный ответ, — умерла.
Генеральный директор крупного предприятия Александр Борисович Панкратов не счёл нужным сказать сыну правду о своём распавшемся браке. А воспоминаний об экс-супруге он вообще не переносил.
Когда-то он любил её не меньше, чем любят семейные драгоценности, передающиеся по наследству, но потом, когда она отказалась быть любимой им драгоценностью, он возненавидел её всеми фибрами своей души.
И сына он забрал у жены, чтобы наказать непокорную на всю жизнь.
Со временем Александр Борисович всё больше и больше привязывался к своему ребёнку и полюбил его так же страстно, как когда-то любил его мать.
Борис ничем не разочаровывал отца.
И Александр Борисович гордился, что сын как две капли воды похож на него во всём.
Вот только нынешняя девушка сына — Эльвира Вознесенская вызывала в нём глухую неприязнь, которую он и сам толком не мог объяснить.
Что-то было в ней не то...
Дело не в достатке её родителей, нет.
Пожалуй, уж больно дерзким был у неё взгляд, и слишком гордой была осанка.
— Эта девица, — думал Александр Борисович, — знает себе цену и не захочет быть просто доброй и примерной супругой. Явно, в её планы входит крутая лестница карьеры.
Нет, не такая девушка нужна его сыну.
Но Александр Борисович успокаивал себя тем, что сын ещё молод, жениться не собирается, и Эльвира его не первая и не последняя девушка. Повстречаются и разбегутся, как это сейчас модно у современной молодёжи.
Панкратову-старшему даже в голову не приходило, что он в чём-то может ошибаться...
С Эльвирой Борис впервые встретился в университете.
Она сразу же привлекла его внимание. От остальных девушек Эльвира отличалась не только красотой, но и особой манерой держаться так, словно являлась наследной принцессой. Эльвира буквально излучала уверенность в себе и своих силах.
Борису она напоминала вершину горы с крутыми склонами. И для него стало жизненной необходимостью во что бы то ни стало покорить пик по имени Эльвира.
Несмотря на то, что у Вознесенской был давний поклонник Андрей Артамонов, она весьма благосклонно отнеслась к ухаживанием Бориса.
Панкратову ничего не стоило отодвинуть школьную любовь Эльвиры в сторону.
Возле самого Бориса девушки буквально вились. Ещё бы! — красив, молод, к тому же обладатель вишнёвого авто, мастер спорта и сын генерального директора крупнейшего в области предприятия.
Немного поразмыслив над создавшейся ситуацией, Борис решил, что Эльвире лучше поводов для ревности не давать. Эльвира явно не относилась к тому типу женщин, которые готовы бороться за любовь мужчины до победного конца. Она была настроена на то, чтобы боролись за неё.
Панкратов смахнул со своего пути стайку поклонниц и сосредоточил все свои чувства на Эльвире.
Утром его вишнёвые «Жигули» неизменно стояли возле дома Эльвиры.
Девушка никогда не опаздывала, ровно в назначенное время она выходила из подъезда, садилась в машину. Они отправлялись на занятия в университет.
После занятий Борис привозил Эльвиру домой. Часто они проводили вместе вечера, отправляясь куда-либо или оставаясь у Эльвиры дома.
В воскресные дни Борис предпочитал лыжные прогулки.
Лыжами он увлекался с детства. Иногда ему казалось, что на лыжах он начал ходить раньше, чем вообще научился ходить.
Эльвира разделяла его увлечение лыжными походами.
Вот и сегодня он придумал для неё сюрприз.
Вишнёвый автомобиль Бориса Панкратова нёсся по шоссе. Солнце светило в лицо.
Перед его мысленным взором витал образ Эльвиры.
...Ровно в одиннадцать Борис со всем снаряжением заехал за Эльвирой.
Услышав сигнал его автомобиля, девушка, не мешкая, спустилась вниз.
Борис невольно залюбовался её лицом и фигурой.
Когда она села на переднее сиденье рядом с ним, он оторвал руку от руля и поправил выбившуюся из-под капюшона прядь её каштановых волос.
Эля повернулась к нему и улыбнулась, — ну, поехали?..
— Поехали, — улыбнулся он в ответ.
...Вскоре они выехали за город, и Борис прибавил скорость.
Автомобиль мчался по шоссе легко и с удовольствием, как быстроногий олень.
Мириады крошечных снежных пылинок, позолочённых солнцем, падали на лобовое стекло.
Неожиданно прямо перед автомобилем пронёсся лось. Борис успел затормозить, но, по-видимому, слишком резко. Автомобиль тряхнуло весьма ощутимо, но Борис был виртуозным водителем и легко справился с управлением.
Эльвира не стала просить его уменьшить скорость. Она считала, что тот, кто ведёт авто, сам знает, как ему поступать.
Зимнее солнце, проспавшее ноябрь и декабрь на пуховых перинах густых облаков, лениво поднималось вверх по небосклону.
Пейзаж за окном становился завораживающим. Сначала тянулись голубоватые волны неоглядного снежного океана. И над этими волнами, точно пиратские парусники, — треугольники елей.
Потом показались высокие сосны. Их красноватые стволы, устремлённые ввысь — точно медные трубы, трубящие во славу зимы.
Усилились отливы синевы. Затрепетали прожилки теней. И белыми русалками, сплошь унизанными серебряными браслетами, выплыли из снежного океана берёзы.
— Как здорово! — выдохнула Эльвира.
Борис улыбнулся и сбавил скорость. Вдалеке показалась макушка горы...
— Давай здесь остановимся, — попросила Эля.
— Ещё немного. Посмотри туда! — он мотнул головой вправо.
Эльвира повернула голову. Снежные вершины одна круче другой, казалось, затаили дыхание в ожидании их автомобиля.
Тяжёлая снежная мантия неподвижно покоилась на богатырских плечах гор.
И вдруг прямо за окном автомобиля, сбавившего скорость, Эльвира увидела стайку щеглов на высоких сухих стеблях чертополоха.
Яркое нарядное оперение радовало взгляд, особенно бросалась в глаза широкая красная полоса вокруг клюва и светло-коричневые пятна на верхней части белой груди. Громкие, звучные голоса птиц доносились в салон автомобиля, который теперь еле-еле двигал колёсами.
Казалось, что машина сама сгорает от любопытства и с живым интересом любуется окружающим её миром природы.
...При одном воспоминании о тесном задымлённом городе ей хотелось чихать.
...Очертания вершин приблизили свои причудливые лики...
Эльвира пристально всматривалась вдаль. Три заснеженных утёса, точно три белоснежных коня с чёрными гривами сосняков, зависли над пропастью.
— Нравится? — спросил Борис.
— Впечатляет, — ответила Эльвира осторожно.
— Вот здесь и остановимся, — он заглушил мотор.
Они забрали из машины необходимое снаряжение и отправились дальше на лыжах, оставив «Жигули» у обочины дороги.
Разбрызгивая золотые огни солнечных отсветов, обсыпанные снежной пылью, они весело помчались вперёд.
Вдалеке послышался стук дятла, — тум-тум!
Глубоко под снегом попискивали полёвки.
В ложбинке дремали низкорослые дубняки. По склону не спеша спускались сосны одна за другой. Неожиданно кто-то бросил в Эльвиру сосновой шишкой. Она с удивлением подняла голову и встретилась взглядом с любопытными бусинками беличьих глаз.
Оказывается, красавица трапезничала и шишку бросила не в Эльвиру, а просто потому, что в ней кончились семена.
Эльвира весело рассмеялась и погрозила белке пальцем, та взмахнула пушистым хвостом и была такова.
— Давай поднимемся наверх, — сказал Борис, указывая на крутые отлогие склоны, точно ласковым белым мхом покрытые глубоким снегом.
— Давай! — согласилась Эльвира. — Только осторожно. Смотри под ноги. Видишь?!
Эльвира увидела выпирающие из-под снега корни давно исчезнувших деревьев.
Они мёртвой хваткой вцепились в горный склон, удерживая гору от разрушения.
Тут и там виднелись на снегу заячьи следы.
Ветки деревьев под тяжестью снега сгибались до земли, образуя причудливые арки и шлагбаумы.
На их пути встретился дикий тёрн, напоминающий острыми рожками колючих веточек, обсыпанных снегом, стадо молодых белых козликов, бегущих вприпрыжку вниз.
Эльвира и Борис поднялись по склону, полюбовались открывающимся простором и съехали вниз. Потом снова поднялись. Второй раз подниматься по проторенным следам было легче. Молниеносный спуск и снова подъём.
День начал клониться к закату.
Известняковые скалы, точно горные духи, стоящие на страже недвижными каменными лицами смотрели на запад, где красное солнце купалось в белом море, делая его золотым.
— Пожалуй, нам пора, — сказала Эльвира.
— Ещё рано, — откликнулся Борис.
— Рано? Посмотри! Солнце садится.
— Ты боишься темноты? — засмеялся он.
— Я ничего не боюсь, — отозвалась девушка, — но терпеть не могу глупого риска!
Борис расхохотался, — оставь страхи, Эльвира! Ты со мной!
— Не глупи.
— Трусиха! Поднимемся ещё раз!
— Я не хочу.
— Хорошо. Я поднимусь один. А ты жди здесь.
Борис поднимался вверх по склону, уже расписанному лиловыми изгибами теней, а Эльвира молча смотрела ему вослед.
Он поднялся уже достаточно высоко, как налетел крутой ветер. И сквозь его шквал Эльвира услышала голос Бориса, — Эля! Иди скорей сюда! Эля!
Ей не хотелось двигаться с места, и всё-таки она стала подниматься.
Наконец она увидела его фигуру.
— Ну, чего тебе? — спросила Эльвира недовольно.
— Видишь? — он указал рукой на скалу.
— Вижу снег, свисающей над бездной, — отозвалась девушка.
— Нет! Выше!
— Что выше?!
— Там эдельвейс!
— Бред!
— Ты не туда смотришь! Я сейчас сорву его для тебя! — и он двинулся вперёд.
— Не надо! — закричала Эльвира.
Но Борис не ответил ей.
— Это не эдельвейс, — пыталась удержать его Эльвира, — это иллюзия!
— А я говорю, что эдельвейс! — воскликнул он запальчиво, — и не смей со мной спорить!
— Не будь идиотом! — Эльвира преодолела на одном дыхании разделявшие их метры и схватила Бориса за руку.
Он засмеялся и вырвался из её рук, — я сейчас вернусь.
— Стой! — выкрикнула Эльвира, — стой!
Он даже не оглянулся на её призывы.
— Ну и чёрт с тобой! — разозлилась Эльвира, — я ухожу!
Она уже хотела спуститься вниз, но что-то удержало её.
— Борис... — позвала она почти неслышно, — Борис...
Чёрной тучей пронёсся могильник.
— Борис!!! — закричала Эльвира изо всех сил, — Борис! Борис! Борис!!!
Неожиданно со всех сторон ей ответило эхо, — Борис!! Борис! Рис... рис...
И что-то гулко ухнуло и обвалилось.
Куски снега повалились сверху под ноги Эльвиры.
Превозмогая себя, Эльвира начала карабкаться по склону.
И вдруг она увидела перед собой бездну. Отшатнулась с ужасом и едва не упала, — Борис! — её голос сорвался.
Эльвира сняла лыжи и, не выпуская их из рук, легла на живот, подползла к самому краю. Но как ни напрягала слух, ничего не услышала. И зрение ей не помогло — бездна, казалось, не имела дна...
И лишь перед её внутренним взором вставали чудовищные картины.
Воображение рисовало ужасы один страшнее другого — на торчащих кинжалах выступов куски окровавленного мяса. Чёрные сгустки крови... Монотонный стук капель, застывающих на морозе.
И тут над её головой захлопал крыльями стервятник.
Эльвира понеслась прочь сломя голову и выронила из рук лыжи. Но тут же утонула в глубоком снегу.
Нашла в себе силы вернуться за лыжами, надеть их и спуститься со склона. Добралась до машины. Вызвала спасателей.
Хотела сесть за руль, но передумала и пошла дальше на лыжах.
Багряный закат утонул в холодном ужасающем океане снега.
На небе выступили тревожно-зелёные звёзды. И между ними то тут, то там возникала огромная чёрная тень. Она двигалась в ту же сторону, что и Эльвира. Казалось, она не сводила пылающих глаз с одинокой фигуры девушки.
Когда Эльвира добралась до шоссе, было уже совсем темно. Она сама удивлялась, как ей удалось не сбиться с пути.
Она остановила первый попавшийся автомобиль, — до города подбросите?
Водитель «КАМАЗа» с удивлением оглядел её с ног до головы и кивнул, — довезу.
Эльвира забралась в кабину и молча уставилась в одну точку перед собой.
— Что-нибудь случилось? — спросил водитель.
— Нет, ничего. Просто заблудилась и устала.
— У меня есть кофе в термосе. Хотите?
— Хочу.
Выпив кофе, Эльвира немного пришла в себя. Но от осознания случившегося на душе стало ещё ужасней.
«КАМАЗ» довёз Эльвиру почти до самого дома. Она вытащила из кармана деньги и протянула водителю, — вот, возьмите. Спасибо.
Шофёр посмотрел долгим взглядом на её потемневшее лицо, — не надо, — и захлопнул кабину.
Эльвира отскочила в сторону. Машина тяжело взревела и двинулась с места.
Эльвира, покачиваясь от усталости, вошла в свой подъезд и поднялась по лестнице. По пути ей встретилось несколько пар поблескивающих в темноте кошачьих глаз.
Эльвира открыла дверь, вошла в квартиру, бросила на пол лыжи, точно это была вязанка дров.
В квартире воцарилась гулкая пустота. А может быть, она была в сердце девушки.
Эльвира сняла куртку и хотела повесить её, но тут увидела, что что-то зацепилось за мех. Это была обломанная ветка чертополоха. Снег облетел с неё, и теперь оставался только сухой стебель с чёрной колючкой. Так вот что обезумевший Борис принял за эдельвейс...
— Как же это могло случиться? — подумала Эльвира.
Но развить свою мысль ей не удалось. Что-то глухо зарокотало в тёмном углу.
Пространство комнаты, как будто расширилось.
И всё вокруг заволокло волнистым туманом.
Эльвира бросилась к окну и распахнула его. Морозный воздух ударил ей в лицо.
Окно с неистовым треском захлопнулось само собой.
Когда Эльвира обернулась, туман уже рассеялся.
В середине комнаты стоял Елисей. Эльвира молча воззрилась на него.
— Ты не хочешь сказать мне, — проговорил Елисей, — где ты пропадала всё это время?
Эльвира молча покачала головой.
— Не хочешь? — вновь повторил он свой вопрос.
— Нет, не хочу, — проговорила она с усилием.
— Ты устала? — он подошёл к ней, заботливо обнял. Прижал её голову к себе.
— Я очень устала, — прошептала Эльвира, посмотрела ему в глаза и повторила, — очень!..
Эльвире показалось, что за окном собрались толпы угрюмых теней. Она вздрогнула. Завыл ветер.
— Бедняжка! — вырвалось у Елисея, — тебе нужно переменить обстановку. Отдохнуть.
И прежде чем она успела что-то ответить, обернул её своим плащом.
Непроглядная тьма! Эльвира рванулась! Взрыв света! Они в замке Елисея.
— В этих залах ты ещё не была, — сказал он ласково.
Эльвира огляделась вокруг. Да, действительно...
...Помещение, в котором они оказались, больше напоминало пещеру сокровищ, чем один из залов старинного замка.
С потолка свисали сталактиты... настоящие или искусно рукотворные...
По стенам и мраморным колоннам полз малахитовый плющ, свисали грозди аметистового винограда. Из надтреснутых гранатов капал светящийся сок...
Серебряной листвой шуршали высокие пальмы... и янтарные финики лежали возле их подножья. Вцепившись коготками в тонкие золотые цепи, взирали на мир диковинные птицы, поражая разнообразием раскрасок.
Ветер не колыхал малахитовую траву...
На чёрно-бархатных лепестках розы из шерла расправила крылья аквамариновая бабочка. Здесь же возвышались пирамидки из горного хрусталя. Рассыпанные небрежно кристаллы голубовато-зелёного берилла отражали... небо и траву...
И было озеро... и посередине него неподвижный фонтан... и лилии на хрустальной глади... и лебеди из белого нефрита... и золотые камыши...
И звёзды из сапфира в вышине, и луна из янтаря вместе с рубиновым солнцем...
На зеленовато-голубых амазонитах объёмные письмена. Кто тот неизвестный, начертавший послания изящной вязью?..
Окаменевшие чернила — сероватый дымок из кварца.
Взгляд Эльвиры упал на яшмовые ступени. Они были снизу доверху уставлены подносами из родонита. На них возлежали геммы — одна прекрасней другой, цветы с золотыми стеблями и бутонами из самоцветов, фрукты на любой вкус...
Неожиданно скатилось со ступеней яблоко... из халцедона... и упало к ногам Эльвиры.
Она грустно посмотрела на него и не стала поднимать.
— Я бы предпочла настоящее, — сказала она и взглянула на Елисея.
Он взял её за руку и повёл дальше. Они миновали сад, не шелестящий драгоценной листвой, не благоухающий самоцветными цветами, не угощающий плодами из ярких опалов, гранатов и лунных камней.
Елисей наклонился и поднял фиалку... из амадина...
Внутри неё сияла звезда, а на лепестках алмазы росы... Эльвира не захотела принять подарка и молча отвела его руку.
В чёрных глазах Елисея сверкнул красный отблеск, точно на углях вспыхнула искра.
— Смотри! — Он сделал широкий жест.
Эльвира остановилась поражённая! — перед ней возвышалось огромное чудовище из золота и слоновой кости со множеством голов.
Перед чудовищем стояли раскрытые кованые сундуки, наполненные драгоценностями.
Из разверзнутых пастей чудовищ каждую минуту сыпались в сундуки всё новые и новые сокровища.
— Хочешь, всё это будет твоим?! — воскликнул Елисей.
— Избави бог, — ответила Эльвира.
Елисей отшатнулся и помрачнел, — ну почему? — спросил он хрипло.
— Моя комната не музей и не хранилище сокровищ, — пожала плечами девушка, — к чему мне это всё?..
— Ну, возьми хотя бы что-нибудь на память.
Эльвира покачала головой. Пространство вокруг казалось ей холодным и недобрым... Ничего живого... нагромождение камней и металла.
— Брр! Как здесь холодно! — произнесла она вслух.
Елисей засунул руку по локоть в пасть чудовища. Глаза Эльвиры расширились. Она словно замерла в ожидании чего-то ужасного.
Рука Елисея целой и невредимой вырвалась из пасти.
— Смотри! — его ладонь подплыла к лицу Эльвиры.
Ей показалось, что она видит перед собой окровавленное сердце в застывших сгустках.
— Что это? — невольно вырвалось у неё.
— Это рубин «Нгамаук»! Нравится?! — Елисей засмеялся. — Хочешь, расскажу его историю?
Эльвира молчала, не сводя глаз с кровоточащего камня.
— Это было давно, — сказал Елисей, — на Земле. В 13 веке в Северной Бирме, недалеко от города Могок, шли три путника. Они увидели стаи воронов и коршунов, что кружились над кусками мяса...
Но это было не мясо, нет. Оползень обнажил залежи рубинов.
Люди сошли с ума от жадности — они выкорчёвывали лес и изуродовали землю, покрыв её шрамами траншей.
— И вот, — Елисей сделал паузу, — одному глупцу повезло... Он нашёл прекрасный рубин в 90 каратов. Несчастного звали Нгамаук.
— Несчастного? — тихо переспросила Эльвира.
Елисей кивнул. Его глаза сверкнули.
— Но почему несчастного? Разве он не разбогател?
— Глупый Нгамаука послал половину камня королю, а вторую продал в Китае. Однако рок рассудил так, что обе половинки камня оказались в руках короля. Их сложили вместе и восстановили камень.
— Не понимаю...
— Всё просто. Король решил отблагодарить Нгамаука за подарок весьма своеобразно... Его сожгли живьём вместе с родственниками на бамбуковом помосте.
— Какой ужас! — вырвалось у Эльвиры.
— Но как же он оказался у тебя? — спросила она опомнившись.
— В 19 веке английские войска колонизировали Бирму, присоединив её к Индии. Рубином завладел полковник Сэлейдин... С тех пор людям ничего не известно о судьбе камня. Возьми, он твой!
— Ты с ума сошёл! — Эльвира толкнула руку Елисея, и камень, сорвавшись, упал в один из кованых сундуков. — Этому камню место в аду!
— Согласен...
— Уйдём отсюда. Мне не нравится здесь.
— Как хочешь. Я готов исполнить любое твоё желание.
Елисей приблизился к Эльвире вплотную. Его чёрные локоны заскользили по её губам.
Эльвира воспламенилась! Он с такой силой вцепилась в руку Елисея, что он вскрикнул от боли. И они тотчас оказались в розовой комнате.
Нежный луч, проникавший в комнату неведомо откуда, скользил, не торопясь по драпировкам, и розовый шёлк переливался сотнями оттенков, волнуя взгляд.
Колокольчики, покачиваясь на серебряных цепях, пели сладкую песню, точно лесные пичуги... встречая рассвет...
Переливы розового цвета тревожили зеркальную гладь старинного трюмо.
И блики капали слезами умиленья на белые лепестки жасмина, на узорные грани хрустальной вазы, повисали в воздухе и срывались на пол.
Дыхание Эльвиры обжигало губы Елисея.
Стеснённое дыханье их обоих заставляло пламя свечей танцевать ритуальный танец любви... И бежали одна за другой восковые капли по всей длине белых упругих свечей. Бронзовые канделябры казались накалёнными от страсти.
...Вот-вот расплавятся... оставив лужицу бронзы...
Неведомый луч соскользнул с драпировки и упал на кровать, заставив улыбаться и дышать ложе из чёрного дерева. Влажный жемчуг инкрустации истекал влагой полночных рос.
Всколыхнулся балдахин. Где-то далеко запела флейта... и шёлковые волны мягкого тумана, окутали мир...
И мир затаил дыханье, ловя воркующие стоны, придыханья и звуки поцелуев...
...Далеко-далеко поющая флейта не торопилась умолкать...
Сон смежил усталые ресницы влюблённых, когда утренняя заря уже надела перламутровый башмачок на розовую ножку и приготовилась надеть другой...
— Эльвира, проснись!
— Не хочу, — ответила она сквозь сон.
— Проснись, пожалуйста! Светает, — Елисей приподнял девушку и встряхнул за плечи.
Она открыла глаза и снова их закрыла, — ну и пусть светает, — выдохнули её губы, — я не выспалась. Отстань.
— Не могу. Открой глаза! Доспишь дома.
Она не отвечала, сладко посапывая.
— Ты хочешь погубить меня? — спросил он печально.
— О, нет! — глаза Эльвиры распахнулись.
— Тогда до завтра!
Тень его плаща взметнулась отлетающей птицей перед лицом Эльвиры.
Она хотела что-то сказать, но не успела.
* * * *
Когда свет утра коснулся ресниц Эльвиры, она лежала в своей постели... и рядом никого не было.
— Ну, вот опять, — сказала она вслух. — О, как ноет сердце! — Эльвира прижала руку к груди, — как ноет! Почему так грустно?
...Память о событиях прошедшего дня возвратилась к ней и ужаснула!
На этот раз она не бросилась к телефону и не стала выяснять, дома ли Борис.
Она почему-то была уверена, что его там нет.
— Лучше всего принять душ и приготовить завтрак, — сказала самой себе Эльвира.
Она выбралась из постели и... неожиданно для себя подошла к зеркалу.
Серебряная гладь старинного зеркала дрожала. И сквозь эту дрожь были видны то ли сияние рубина... то ли сочившаяся кровь, то ли просто рассвет заглянул в окно, полюбоваться своим отражением.
Эльвире же показалось, что из зеркала выплыло мёртвое лицо Бориса в ссадинах и кровоподтеках.
Она закрыла глаза и отскочила от зеркала.
— Отчего это случилось?! — вырвалось у неё. — Отчего?!
Эльвира закусила нижнюю губу и не чувствовала, как капли её собственной крови стекают на подбородок.
Тем временем отвратительный дух меланхолии собрался выползти из тёмного угла. Но Эльвира вовремя заметила его и запихнула обратно.
Дух взвыл, но смирился... в надежде, что ещё придёт его черёд одерживать победу над упрямой девушкой.
Эльвира приняла душ и позавтракала. Крепкий чай разогнал её мрачные мысли, как солнечный ветер разгоняет ночные тучи.
Снег лежал за окном молочными волнами и сиял ослепительной белизной.
Отец Бориса, расставшись с женой, добился, чтобы сын остался с ним.
С Эльвирой Борис впервые встретился в университете.
...Ровно в одиннадцать Борис со всем снаряжением заехал за Эльвирой.
Пейзаж за окном становился завораживающим. Сначала тянулись голубоватые волны неоглядного снежного океана. И над этими волнами, точно пиратские парусники, — треугольники елей.
Оказывается, красавица трапезничала и шишку бросила не в Эльвиру, а просто потому, что в ней кончились семена.
Борис расхохотался, — оставь страхи, Эльвира! Ты со мной!
— Борис... — позвала она почти неслышно, — Борис...
На небе выступили тревожно-зелёные звёзды. И между ними то тут, то там возникала огромная чёрная тень. Она двигалась в ту же сторону, что и Эльвира. Казалось, она не сводила пылающих глаз с одинокой фигуры девушки.
Окно с неистовым треском захлопнулось само собой.
С потолка свисали сталактиты... настоящие или искусно рукотворные...
Взгляд Эльвиры упал на яшмовые ступени. Они были снизу доверху уставлены подносами из родонита. На них возлежали геммы — одна прекрасней другой, цветы с золотыми стеблями и бутонами из самоцветов, фрукты на любой вкус...
Перед чудовищем стояли раскрытые кованые сундуки, наполненные драгоценностями.
— Что это? — невольно вырвалось у неё.
Нежный луч, проникавший в комнату неведомо откуда, скользил, не торопясь по драпировкам, и розовый шёлк переливался сотнями оттенков, волнуя взгляд.
Она выбралась из постели и... неожиданно для себя подошла к зеркалу.