В седло! - afield.org.ua Рената Ларичева. Рига

     Бить или не бить — вот в чём вопрос. Ну, с чужими лошадьми всё ясно (как с детьми): неслухи, ничего не хотят знать и делать, слов не понимают, шлёпнуть уздечкой — единственное средство. Но на свою-то как рука поднимется? Как Света просила в самом начале: «Ты стегни мою, а то я боюсь с ней отношения портить». Сперва — да, лошади просто боишься — она куда сильнее. Но где-то на пятый день понимаешь — просто крепче. Везёт на себе тебя, да ещё дом для тебя, и еду, и спальник, чтобы тебе было тепло и мягко. Всё, вплоть до надувного матраца, купальника и крема для лица. По восемь часов в день. По самым жутким дорогам. Причём ещё неизвестно, где коню труднее идти — по левой, чуть заболоченной тропе или по широкой дороге, где транспорт ходит. Они же некованы, щебёнка забивается в копыта, ступать больно. Ну так вот, как ты станешь бить своего родного зверя, протащившего тебя на своей спине весь долгий, невыносимо жаркий день? Когда вы вместе (в поводу) перебирались через чёрную трясину, и ты так боялась, вдруг он, твой друг, провалится, и ты ничего не сумеешь сделать — не вытащишь же на руках — тяжёлый. Или переправлялись через бесконечные грязевые броды, через реки — ледяные, течение сбивает — ни разу не оступившись. И ты знаешь, что нет лошади сильнее и надёжней, чем твоя — перескочит, выплывет, вынесет. В ситуации сложной на неё можно положиться абсолютно. Но в «мирной» жизни! Эта постоянная ирония! «Невинные» забавы — на крутом, но не опасном спуске остановиться — внезапно, рывком. Похоже — из чистого любопытства. Этакий исследовательский интерес — вылетишь ты из седла или удержишься. Скосить глаза на тебя. И с невинным видом начать чесаться. Это когда вся колонна упёрлась в ваш общий хвост, чужие лошади скользят на склоне, а всадники советуют «врезать этой Ромашке сапогом». Дёрнешь за уздечку, хлопнешь ладонью по атласной шее: «Пошли. Свинья ты всё-таки, Ромашка». И — вперёд. До новых этюдов.
     Вот уж в чём недостатка не было. Излюбленный — «Умирающий лебедь». Им неизменно отмечался первый час перехода. Начало было разнообразным. Например, на выезде из лагеря животное спотыкается сразу на обе передние ноги и начинает отчаянно хромать. Только вот странно — «хромая» нога через пять минут меняется — пока в числе «пострадавших» не окажутся все четыре — даже задние, которые вроде бы вообще ни при чём. Ты не реагируешь — хромота очень быстро проходит. Следующая интермедия — борьба с уздечкой. Внезапно несчастная лошадь начинает в ней задыхаться (хотя это практически невозможно — под нижним ремнём свободно проходит кулак). Фыркает, мотает головой. Ещё метров сто — чуть не копытом бьёт себя в грудь — подпруга, мол, перетянута (проверишь — снова бесстыжее враньё). Утренняя разминка в остроумии обычно завершалась на первой остановке (у кого-то что-то произошло). Все нормальные лошади стоят — ждут. Ромашка, страдальчески поведя глазами — мол, с одной лошади слезли, подпругу перетягивают, а ты сидишь — глубоко вздыхает. И как есть — с вьюками и с тобой на спине — укладывается на землю. Но — вот интересно — достаточно аккуратно, чтобы не придавить тебе ногу. Подымаешь. Обычно на этом утренний спектакль заканчивается. Теперь — до привала. Там она остановится одновременно с первой лошадью и вперёд не сделает ни шагу — как ни дёргай уздечку и не толкай шенкелями — пока не развьючишь и не снимешь седло. Только тогда уйдёт с дороги.
     Что ж, у каждого свой характер. Может, и хорошо, что лошадь одомашнили явно не до конца. Интересно, не захотели? Ведь гораздо интереснее иметь рядом с собой четвероногую личность, чем покорную машину на копытах. Или не смогли? Потому что кони — слишком яркие индивидуальности.
     Хорошо, что Ромашка не злая. А красивая какая — кавалерийская лошадь для командира. Ну как ты будешь хлестать её, когда день за днём растираешь тёмную от пота спину, гладишь, посыпаешь детской присыпкой искусанную в кровь грудь (совсем загрызли лошадь подлые оводы!) Чистишь три раза в день, каждую шерстинку на боках разглаживаешь — только бы грязь не осталась — иначе сотрёт подпруга, больно будет твоему зверю. Тут не схалтуришь, даже если падаешь с ног. Потом, когда солнце сядет, ведёшь на водопой, и пусть она застрянет в любимой траве — и ни с места — всё равно жалко хлестать. Она ведь не обязана быть моей тенью. Будь она жестокой — при её-то силе — затоптала бы копытами, искусала бы зубами-жерновами, раздавила бы о встречное дерево. Благородное животное. Значит, и тебе надо быть не хуже. По крайней мере, человеком.

1983 г.

НАПИШИТЕ ОТЗЫВ:
Имя: ^*
Откуда:
Отзыв: ^*

ЧУВСТВО ЮМОРА ПО-ЛОШАДИНОМУ

ПРОДОЛЖЕНИЕ