Калев Куду — режиссёр и театральный педагог, руководитель созданного им студенческого театра Тарту (Эстония).

Театр создан в 1999 году, в нём участвуют студенты различных факультетов Тартуского университета. В настоящее время в труппе театра 20 человек, за всё время его школу прошли более 70 студентов. Каждый год выпускается 2-4 спектакля.

Студенческий театр Тарту поставил более 20 спектаклей за 9 лет своего существования, среди них пьесы таких авторов, как Э. Ионеско, Д. Хармс, С. Кейн, Г. Бюхнер, Я. Ленц, М. Твен. Последние постановки — «Носорог» Э. Ионеско, «Бесы» по роману Ф.М. Достоевского, «Психоз 4.48» Сары Кейн.

— Калев, вы c детства мечтали о режиссёрской стезе?

— Это жизнь так определила... Я хотел быть актёром. Первый раз я играл в 9 классе, в школьном спектакле. Пьеса была серьёзная — Дюрренмат, «Физики». После школы два раза поступал в театральный институт в Таллинне, не поступил и больше поступать не стал. В 1980 году в г. Выру создал с единомышленниками театральную «Группу 80». Мы ставили Мрожека — он был запрещён в Советском Союзе, а также Беккета, Теннеси Уильямса. Много читал, занимался в то время.

— Вы создали «Группу 80», а что дальше?

— Это продолжалось два года, в 1982-м меня взяли в плен: в армию. Кстати, служил в Украине. В 1984-м поступил в Тартуский университет на журналистику, а с 1985-го учился в драматической студии 4 года. Там у меня был учитель — Яан Тооминг, он использовал системы Гротовского и Арто.

B 1989 году мы реорганизовали студию и создали Тартуский детский театр. Там я начал режиссёрскую деятельность. Ставил Стринберга, Мрожека, Ионеско — тех авторов, которые породили театр абсурда. В городе все удивлялись, что в детском театре такие постановки... Но это был принцип нашего театра — мы делали спектакли не только для детей, но и для взрослых.

— А как вы пришли к мысли создать студенческий театр?

— Так получилось — наш детский театр закрыли. Мы начали в 1999 году, совсем без денег. Первым нам дал деньги финский культурный центр, потом город выделил средства на второй спектакль, и тогда уже всё пошло. А без денег делать такой театр невозможно, потому что у нас нет своего стационара, нам надо арендовать помещение на каждый спектакль. И нужны профессионалы, которые занимаются сценографией, хореографией, в этом смысле я не хочу работать с аматорами. Но студенты-актёры, конечно, аматоры.

«Бесы»

— Калев, как вы работаете со студентами? У вас строгая дисциплина?

— Да, на репетиции я никому не разрешаю опаздывать. Начинаются они точно вовремя, а заканчиваются... Репетиции у меня довольно длинные — 3-4 часа, иногда 4-5. Я всё время говорю студентам, что я работаю, и я хочу, чтобы вы работали со мной. Иначе никакого разговора не может быть. Мне нужна работа и еще раз работа. Я работаю, и я... я знаю, что мои студенты тоже стараются, работают, хотя у них нет никакой зарплаты, но у них есть фестивали за границей, на которые они ездят бесплатно, есть различные льготы.

— Каждый день репетиции?

— Нет, 3 раза в неделю. Но перед премьерами работаем 2 недели каждый день.

— Как вам удаётся поддерживать дисциплину?

— Если вы будете в монастыре, буддистском или православном, вы увидите, что там самая строгая дисциплина вообще. Но посмотрите на души этих людей — они свободны. Это не тюрьма, но там самая строгая дисциплина. Они — люди свободные. Почему? Потому, что у них дисциплина. И поэтому у них гармония. А начинается всё с дисциплины.

«Елизавета Бам»

— А конкретно с вашими студентами, как это у вас получается?

— Ну, как получается... Если человек опаздывает на репетицию, я говорю: пожалуйста, в следующий раз не опаздывайте. Надо, чтобы ребята понимали, зачем они вообще приходят в театр. У них должны быть какие-то мотивы, чтобы заниматься. Каждый год я принимаю новых студентов, через конкурс. Есть ребята, которые посетят три, четыре репетиции, и всё. Они выпадают сразу, а почему? У них дисциплины нет, у них мотива нет. Зачем таких ребят держать-то? Они сами выпадают.

— А какие обычно мотивы у студентов?

— Разные. Одни хотят просто получить другое мировоззрение, развиваться, а есть те, кто хочет учиться у меня, чтобы поступать в театральные вузы. Например, в 2006 году в театральную академию приняли 5 девушек, из них 2 девушки были из моей группы.

— Ребята поступают к вам, и целый семестр вы с ними ставите спектакль. То есть, как такового, процесса обучения нет?

— Обучение происходит во время постановки. Если надо, я делаю с ними специальные этюды, тренинги, разогрев. И у нас ещё есть студия. Ребята, которые не попали в спектакли, идут в студию. Студией руководит другой человек, он делает этюды всякого рода, упражнения. И оттуда я тоже подбираю себе ребят в следующие спектакли. Но если студент удачно играет, я уже чувствую, что в следующем спектакле он тоже будет играть.

Сейчас у меня проблема: летом будет большое уличное представление, на 20 персонажей, а сейчас Сара Кейн, там только 3 человека. Это значит, что 18 человек в студии должны подождать до лета...

«Психоз 4.48»

— Но они имеют возможность в то время, пока вы делаете новый спектакль, играть в предыдущих?

Это проблема — у нас нет своего стационара. Мы за каждый спектакль платим, и немаленькие деньги. Это серьёзная проблема, но я надеюсь, что она разрешится. В 2009 году нашему театру исполняется 10 лет, и, возможно, университет выделит нам помещение.

— Как к вам приходят зрители? У вас есть какая-то реклама?

— Да, конечно. В газетах я уже не даю рекламу, это очень дорого. У меня хорошие отношения с эстонским телевидением, и с радио, наши ребята читают на радио рекламу, у нас есть бесплатное время. И флаеры также делаем.

— Чем вас привлёк роман «Бесы» как драматургический материал?

«Бесы»

— «Бесы» — роман необычный. Когда Достоевский работал над ним, у него было несколько эпилептических припадков. Он уже начал роман, но после припадка забыл, что он делал, забыл персонажей, и начал писать заново. Может быть, в этом причина, почему роман не такой, как остальные.

Этот текст вообще был непопулярен — популярен был «Идиот», популярны были «Братья Карамазовы», но «Бесы» никогда не были популярны. В наше время, уже в 90-х, их начали играть в Питере. И я 10 лет назад, в 1996 году, тоже в первый раз их поставил.

«Бесы» — роман неоконченный, эклектичный, и поэтому для меня он интересен. Неоконченные тексты — это тексты, на которые я могу наложить свою энергию, дать им новое дыхание. Понимаете, это было написано больше ста лет назад, сейчас мы не можем жить, как тогда, у нас уже другая вселенная...

Наша вторая постановка «Бесов» — это спектакль о катастрофе внутри человека и в обществе.

— «Носорог» Ионеско известен как антитоталитарное произведение. А что вы хотели сказать, поставив эту пьесу?

— Здесь главная тема — нужно остаться человеком, не превратиться в носорога. Беранже — главный герой, пусть он и выпивает, и с женщиной у него проблемы, но он всё-таки остаётся человеком. Я назвал эту постановку истерической комедией, потому что там всё — истерия. Там не только диалог очень быстрый, но в некоторых местах все говорят одновременно. Люди говорят, говорят, но никто не говорит о сути дела, никто не говорит, что носорог в городе, что такое вообще этот носорог, действительно ли он есть или это плод воображения. Не видят настоящей проблемы, пока сами не становятся носорогами.

В спектакле играют молодые студенты, 18-19 лет, и те, кто старше 20 лет — это 3-4 курс, они уже заканчивают университет. Они играют вместе, и я как педагог думаю, что это правильно, поставить ребят вместе играть. Молодые учатся у старших, а старшие уже являются учителями.

«Очищенные»

— Что хорошего, позитивного в постановке пьесы Сары Кейн «Очищенные»?

— Это спектакль о любви. Разная любовь: мужчина-мужчина, брат-сестра, женщина-женщина, мужчина-женщина. Сара Кейн была лесбиянкой, и когда она написала «Очищенных», никто не знал, мужчина это или женщина. Для неё это была большая проблема — безответная любовь. Это большая проблема для всех. Но она была очень чувствительная девушка, которая не могла переносить боль. Я так думаю, во всяком случае. Это пьеса о любви, поэтическая пьеса. Но «Психоз 4.48» совсем другой.

— Какие спектакли у вас самые любимые?

— Все мои спектакли — как дети маленькие. Есть дети, которые трудно рождаются, а есть — которые очень легко. Я единственный режиссёр в этом театре, и мне надо всё время придумывать что-то новое, чтобы было интересно и для публики, и для студентов.

— Вы придерживаетесь какой-то театральной системы, скажем, Станиславского?

— Станиславского я очень уважаю, конечно, но для меня это театр известный и скучный. Cтаниславского сейчас делают один к одному только в мексиканских сериалах...

— У вас своя система?

— Понимаете, в театре нет системы. Потому что каждый театральный текст, который вы будете интерпретировать, нужно брать отдельно. Скажем, я ставлю Шекспира, Мрожека или Беккета, и я не могу использовать одни и те же театральные принципы. И очень важно, чтобы актёр уже на первом курсе вуза всё это понял. Если ты это понимаешь, ты можешь другие вещи добрать из того же Гротовского, Арто... Но если играешь по системе, это не живой театр, это просто ты попробовал сделать по чьей-то системе. Можно что-то использовать, но один к одному делать... Это даже невозможно сделать, один к одному.

— Что самое главное для людей театра, по-вашему?

— Самое главное, чтобы театр был живой. Технические вопросы, конечно, тоже важны — голос, движения тела... Но это достигается через тренировки. А духовность — это то, что уже должно быть внутри человека. Нужно, чтобы человек был живой. Я так критично к этому отношусь, потому что знаю наши профессиональные театры. Человек, который окончил театральный вуз, сидит там первый сезон, может быть, второй, у него роли нет, зарплата маленькая, и он начинает играть в рекламе. И тогда он как актёр потихоньку умирает. О-о, такие большие деньги, а зачем мне вообще этот театр? Днём как-нибудь сыграю роль, а вечером реклама, ночной клуб, капустники...

«Психоз 4.48»

— А что это такое для вас — живой театр, живой человек?

— Это чувствовать надо. Например, когда я был в Лавре, там затворники уже тысячу лет мертвые, но, может быть, они более живые, чем какие-то люди, которые думают, что они живы. Но они мёртвые, ходят, как зомби.

— Что такое духовность?

— Духовность? Это не предавать себя, прежде всего. Добрым человеком быть. Хороший пример духовного человека — князь Мышкин. Но это идеал, конечно.

— В чём, по-вашему, миссия театра?

— По-моему, в том, чтобы человек стал лучше, прекраснее, добрее. Это миссия театра, потому что в Эстонии церковь уже не выполняет эту миссию. Значит, это надо делать театру.