АЛЕКСАНДР КОБЗАРЬ:
«ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ГЕРОИ МНЕ ИНТЕРЕСНЕЕ»

Александр Кобзарь (р. 1976 г.) — украинский актер театра и кино. Окончил актерский факультет КГИТИ им. И. Карпенко-Карого (курс Бориса Ставицкого, 2000), режиссерский факультет того же института (курс Константина Дубинина, 2005). С 2000 г. работал в Донецком театре им. Артема, с 2002 — в Нежинском украинском драматическом театре им. М. Коцюбинского, в Театре драмы и комедии на левом берегу Днепра работает с 2004 года.

Режиссерськие работы: «Эти свободные бабочки» по Л. Гершу, «Морфий» по М. Булгакову, «Дурня» по Некрасову.

Роли в театре: Виктор («Последний герой» по А. Марданю, реж. Д. Богомазов), Ллойд («Зрители на спектакль не допускаются!» по М. Фрейну, реж. Ю. Одинокий), драматург Куилти («Лолита» по В. Набокову, реж. А. Белоус), Войцек («Карнавал плоти» по Г. Бюхнеру, реж. Д. Богомазов), Левин («Анна Каренина» по Л. Толстому, реж. Э. Митницкий), Прозоров («Три сестры» по А. Чехову, реж. Э. Митницкий), бизнесмен («Очередь» по А. Марданю, реж. Д. Богомазов), Пьетро, Нотариус («Дон Жуан, или Уроки Обольщения» по А. Миллеру, реж. Д. Богомазов).

Основные роли в кино и сериалах: утопленник Леня («Отряд», 2008), Владимир («Поводырь», 2013), Родион («Пленница», 2013), Ботов («Правила угона», 2009).

Награжден премией «Киевськая пектораль» в номинации «Лучшая мужская роль» (Виктор), «Последний герой» (2007) и в номинации «Лучший режиссерский дебют» за спектакль «Играем Чонкина» (совместно с Андреем Самининым, 2009).

— Александр, какие любимые актеры были у вас в детстве?

— Аль Пачино, Роберт де Ниро, Кевин Костнер, Микки Рурк — на их фильмах ми воспитывались. Любимые фильмы — «Однажды в Америке», «Крестный отец», «Лицо со шрамом», «Телохранитель».

— А почему решили стать актером?

— Это была случайная ситуация, когда меня пути завели в театральный колледж...

— В театральном институте имени Карпенко-Карого на курсе Бориса Ставицкого чему самому ценному научились?

— Для меня Борис Петрович остается в воспоминаниях человеком, который много чего мне дал, мы с ребятами всегда тепло его вспоминаем. Наверное, главное, что у него перенял, — то, что он отдавался профессии полностью. Во многих профессиях люди отработали рабочий день, и все, у них начинается своя жизнь. У нас — специфическая профессия, здесь нельзя разделить, где работа, где личная жизнь, все тесно переплетается. Ей нельзя научить, ее нельзя передать, она заставляет учиться самому.

— А на курс Константина Дубинина вы пошли, потому что хотели стать режиссером?

— Чтобы добрать отсутствующие знания. Много теории, которую не добрал на актерском курсе, возможно, и из-за того, что неправильно построена система обучения. У Константина Михайловича получил и много практических навыков. Он очень теплый человек, внимательный ко всем, терпимый к ошибкам. Никогда не навязывал свою позицию, уважал и воспитывал с первого курса человека творческого, у которого есть собственная позиция. Ни в коем случае не разрушал и не влезал в замысел, в придуманное нами, но поправлял, чтобы сделали все правильно.

— Вы довольно часто снимаетесь в сериалах. Это работа только для заработка? Или там тоже что-то есть для творчества и профессионального роста?

— Там есть все. Если человек понимает, что есть вещи, где можно просто заработать, а есть вещи, где можно и заработать, и получить удовольствие, и достичь успеха в профеcсии. Я не разделяю кино и театр, потому что они взаимосвязаны. Чем больше артист снимается, тем более популярным он становится, а потом люди платят за то, чтобы прийти посмотреть на артиста, которого видели в фильмах и которому они симпатизируют. Но актера делает театр. Каждый артист сам ставит цели перед собой. Я просто стараюсь честно работать в кино, и тогда получаешь и деньги, и хорошую киноработу.

— Можете ли вы назвать себя универсальным актером? Ведь вы владеете умением играть самые разнообразные роли. Вы стремитесь к тому, чтобы играть все?

— Какой есть — такой есть, знаю свои сильные и слабые стороны, поэтому делаю то, что сердце подсказывает. Не знаю, что такое универсальний актер.

— Как вам работалось в «Поводыре»?

— Отлично работалось...

— Как бы вы сами охарактеризовали персонажа, которого играли, как вы его чувствуете?

— Да я уже забыл о нем. Три года назад это было, я же не живу с ним. Несколько месяцев назад мы что-то пробовали, сняли... Это уже пусть критики характеризуют моего персонажа. Я как чувствовал, так и играл, многие моменты не могу разложить по полочкам, не могу свести в теорию, потому что у человека есть много всего на подсознательном уровне. Как собака: все понимает, а сказать не может. У меня так. Есть люди, которые умеют красиво говорить, рассказывать о себе, о своих ролях. Мне Бог этого не дал, и оно мне, наверное, не нужно. Главное — делать.

— Ваш герой — абсолютный злодей?

— Конечно, нет. А кто злодей? Злодеев нет, это все равно, что позвонить в Донецк моим друзьям, которые придерживаются другой версии событий, и сказать: вы — злодеи. Точно так же они могут сказать, что злодеи мы. Люди живут в своих обстоятельствах, попадают в разные ситуации, могут оказаться в ловушке. Как Владимир, например, который будто бы предал... У каждого есть своя правда, в рамках которой он существует.

— Вы часто играете отрицательных героев. Как вы чувствуете себя в этом процессе, и как публика потом вас воспринимает?

— Не знаю, как воспринимает публика. Я не боюсь играть отрицательных героев, более того — мне они больше нравятся, чем положительные. Там у меня шире поле для деятельности, больше фантазии. Там я вижу больше интересного.

— В таких ролях часто заострены противоречия, контрасты, например, зло совершается из-за любви?

— А вы назовите отрицательных персонажей, не мотивированных любовью или чем-нибудь еще. Персонаж почему-то именно так поступает. Более того, персонаж, которого люди считают отрицательным, сам себя таким не считает. Он считает себя нормальным человеком, просто исходит из ситуации, в которую попадает.

— Какая ваша любимая роль?

— Я бы хотел еще играть в «Последнем герое», но понимаю, что время не вернуть назад, спектакль уже не восстановится. А так, большинство ролей люблю по-своему. Единственное, я знаю, что у меня есть поворотные работы в кино, например, очень трогательная роль утопленника в «Отряде» — любимая. Из театральных работ любимые — Андрей Прозоров в «Трех сестрах» режиссера Эдуарда Митницкого, Ракитин в спектакле «Месяц в деревне» в постановке Андрея Белоуса.

— А «Войцек»?

— Войцек — очень сложный персонаж, и над ним была сложная работа, потому у меня странное чувство по поводу его. Материал трудный, не дописанный автором, и я каких-то вещей в нем не понимаю. Это бывает в творчестве...

— В одном интервью вы говорили, что мечтаете сыграть шекспировского Ричарда III.

— У меня уже период не мечтательный. Я к чему-то иду, чего-то хочу достичь, и потому мне уже не столь важно, будет у меня эта роль или нет, — я от этого не изменюсь. Да, был период, когда я столкнулся в творчестве с Ричардом, мне очень понравился этот персонаж и хотелось его сыграть. Видимо, я говорил о Ричарде, потому что в то время были попытки репетиций.

— А к чему идете, чего хотите достичь?

— Сейчас, если честно, иду только к одной цели: сделать так, чтобы было удобно моей семье, дать ей все блага, которые только можно, чтобы она не чувствовала дискомфорта. Когда моя семья будет жить в комфорте, тогда я буду строить планы на творчество и на жизнь. Поэтому о каких-то конкретных, кардинальных творческих планах говорить не могу, хотя они где-то далеко есть.

— Насколько вы зависимы от режиссеров? Какая степень зависимости и самостоятельности в работе с режиссерами у вас сейчас есть, и устраивает ли она вас?

— Честно скажу, не знаю, как сейчас. Если речь идет о театре, то я три года с режиссерами не работал, поэтому не знаю, какой я сегодня в этом плане. Не знаю, с кем встречусь, с кем буду работать завтра. Я очень сложный человек, со своими тараканами, и чем старше становлюсь, тем больше понимаю, что проблемы есть.

— А с кем из режиссеров вам лучше всего работалось?

— Со всеми, потому что это был опыт. Хороший, плохой — все равно опыт, когда узнаешь что-то о театре, о людях, об отношениях, режиссерах, сам себя проявляешь в каких-то ситуациях, поэтому кого-то выделять не хочу, от каждого я что-то пытаюсь взять.

— У кого вы учитесь, кого, может быть, считаете своим учителем или идеалом?

— Идеалов никогда не создавал, тем более кумиров. Какие-то хорошие вещи подсматриваю у других артистов, это те же Евгений Миронов, Смоктуновский, Хабенский. А так... Мы, артисты, зависимые люди. Поэтому сложно в театре мечтать сыграть какую-то роль или поработать с режиссером, которого здесь нет и не будет, У нас не хватит денег пригласить, например, Някрошюса, поэтому мечтать о том, чтобы поработать с ним или хотя бы посмотреть на его репетиции, на то, как он работает с артистами, — бесполезно, уже прошло это время, я повзрослел. Если будет — то будет, слава тебе Господи, спасибо за это. Надо благодарить за то, что имеем.

— Вы используете систему Станиславского в ролях, которые играете?

— Не знаю, какая это система. Есть люди, которые нигде не учились, и снимаются в кино, замечательные артисты, всё чувствуют, но если спросить у такого актера, по какой системе он работает, у него может матрица посыпаться, потому что он никогда об этом не задумывался.

— Сейчас многие актеры, режиссеры говорят, что они создают свою систему...

— Это неправда, они лукавят. Есть какие-то основные правила, законы жизни, законы поведения человека, это можно назвать и психологией. Мы подсматриваем за людьми, как они ведут себя в различных ситуациях, а потом пытаемся воспроизвести, проанализировать, пропустить это через себя. Точно так же мы смотрим на зверей и пытаемся понять их и воспроизвести. Но опять же, дальше идет отношение к тому, что ты делаешь или не делаешь. Поэтому о тех людях, которые хотят изобрести велосипед, никто не знает. Они этого просто не могут сделать. Назовите какую-нибудь знаменитость, которая бы сказала: вот, я придумал свою систему, да еще воспитал по этой системе людей... Например, наш художественный руководитель Эдуарл Маркович Митницкий создал в театре условия, при которых актеры растут. На репетициях мы не говорим о каких-то системах, для него главное — ум, сердце и душа. Он заставляет актера мыслить!

— В интернете можно прочесть, что у вас много женщин-поклонниц, это как-то влияет на ваше творчество?

— Я этого не читаю и спокойно к этому отношусь. Мало ли кто кому нравится, тем более, у нас профессия открытая, публичная... У меня с этим проблем нет.

— Вы сейчас снимаетесь в фильмах?

— Надеюсь, что скоро буду, может быть, летом. Сейчас тяжело, и это всех коснулось, кинобизнес тоже простаивает.

— У вас есть удачная режиссерская работа, совместная с Андреем Самининым: «Играем Чонкина», отмеченная «Киевской пекторалью». Вас награждали ею и за лучшую мужскую роль — роль Виктора в спектакле «Последний герой»...

— Ну, «Пектораль» — не цель, это не «Оскар», тем более в последнее время, когда я вообще не понимаю, что творится в театре, а надо кого-то отмечать, и все это в смешные категории переходит. Мне кажется, эта премия уже исчерпала себя. А что касается «Чонкина»... Немножко подустал спектакль. Мне сложно говорить, потому что это все-таки совместная работа с Андреем. Что-то нравится, а какие-то моменты хочется удалить и забыть.

— У вас есть желание заниматься режиссурой?

— Оно есть, но пока немножечко спит. Оно в принудительном сне, принудительном ожидании. Время тяжелое. Если хочешь быть режиссером, нужно все бросить и посвятить себя театру. Там существует много нюансов, все-таки нужно управлять коллективом, должны быть амбиции, должно быть терпение и еще много всего.

— Что-нибудь оптимистичное можете сказать напоследок?

— Самое главное, что мы живы-здоровы, и есть вера в будущее, поэтому — держимся. Сейчас все держатся, потому что неизвестно, что будет завтра. Надо жить, воспитывать детей, ставить их на ноги и честно делать свою работу. Все равно, всем когда-нибудь отвечать за свои поступки. Кто-то будет делать это с улыбкой, кто-то — со слезами, это такое дело...