ПЛУТОНИЯ

АРЧА НА СКЛОНЕ

Арча бежала навстречу, вниз с холма, раскинув ветви, как тёплые лапы, не разбирая дороги. И все другие деревья спешили за ней, лавиной катились. Конечно, это всё утреннее солнце — длинные тени падают в нашу сторону — создаёт иллюзию бега. Но ощущение такое, что вот сейчас добежит дерево до тебя и обнимет мягкими ветками, будто ждало здесь именно тебя всю свою длиннющую арчовую жизнь, которая раз в десять длиннее человеческой. Но нужно повернуться спиной к этому ожившему лесу. И к четырёхтысячнику Шаукартау (Холодной горе), сияющему свежайшим майским снегом. Надо уходить, отлично зная, что шансов вернуться будет немного. Это одно из тех самых мест: «поездом к ним, поездом к ним не доехать, и самолетом тем более не долететь»...

Зааминский народный парк. Котловина в горах Памиро-Алая, недалеко от границы Узбекистана с Таджикистаном. Этакая Плутония, где бродят нераспуганные звери. Рысь пьёт из водопада, и но усам стекают ледяные струйки. Дикобразы пыхтят в пещерах. Кеклики — каменные куропатки — недоуменно рассматривают проносящуюся в полуметре машину. А в отвесных скалах гнездится настоящая, живая синяя птица.

И ко всему этому нужно повернуться спиной и спуститься вниз, к дороге...

ЗА СИНЕЙ ПТИЦЕЙ

«Лошадь, заблудившись в облаках, по неделе там запропадала». Такая переиначенная стихотворная строчка прорезалась и памяти в первое зааминское утро. Гор не видно, из белого и тягучего — нет, не тумана, а облака, сползшего в котловину, — доносится ржание. База Зааминского заповедника находится на двухкилометровой высоте. Так и бродишь в облаках — интересно, но несколько сыровато. И явно не благоприятствует фотосъёмке, благодаря которой, собственно, и удалось забраться сюда. К осени должен выйти первый фотоальбом о Зааминском народном парке.

Это единственная охраняемая территория такого рода во всей Средней Азии. Создан парк пять лет назад. Разделён на три зоны: заповедную, регламентированного и интенсивного посещения. Всё строительство в парке: горно-спортивный центр, горные хижины — проектируется в стороне от заповедных территорий. Иначе нельзя: многие обитатели Заамина перечислены поимённо в Красной книге фауны СССР. Среди них чёрный аист и бородач-ягнятник, туркестанская рысь и бурый белокоготный медведь.

Белокоготный медведь

Альбом о народном парке почти готов, не хватает всего нескольких кадров и... главного — обложки. На досъёмку в Заамин поехал сотрудник Республиканского общества охраны природы Узбекистана Михаил Штейн, за рулём голубого КрАЗа — заместитель председателя Джизакского областного отделения общества охраны природы Борис Георгиевич Сыпин.

И вот позади перевал и крутые спуски по раскисшей дороге, и переправа «вброд» через разлившиеся горные речки-саи. Вот он, заповедник, а погоды нет — облака...

Наконец, часам к одиннадцати, слегка посветлело. И — в бой, к каньону Кызыл-мазар, интересному и мрачной красотой, и обилием редких птиц: там и чёрные аисты гнездятся, и белоголовый сип, и сама синяя птица.

Зааминский арчовник

На плато над каньоном — арчовый лес. Лес, где каждое дерево похоже только само на себя. Арча — это среднеазиатский можжевельник. Но от нашего можжевельника — только те же синие ягоды. Зелень — не иголки и не хвоинки, а сросшиеся чешуйки, как у туи и кипариса. Формы кроны — самые причудливые. Вот арча — как раскидистый дуб, вот — кудрявая липа, а это так вообще ива плакучая. А вот причудливые изгибы ствола без кусочка коры, отбеленного временем, и ветви — как зелёное знамя над ним. Трёхметровому дереву — восемьсот лет...

Спуск в каньон. Противоположный склон — всё ближе, всё суровее. Нависают над головой коричневые скалы, и струятся по ним чёрные потёки — всё кажется, что там, в нишах и пещерах, залежи полулегендарного мумиё. Водопад бурный и бурый — под цвет скал — значит, выше в горах — дожди. Странно, как несутся облака — не над головой — под ногами, над самым потоком. Будто кто-то стреляет из мортиры вдоль дна каньона и взлетают тугие белые шары. Скальные прижимы кругом, тропа упирается в воду. Сай разлился, течение бешеное, тащит камни по дну и — твою ногу, когда ищешь опору. Сбивает-таки и несёт в тугой струе, ледяной, останавливающей дыхание. Уцепившись за скалу, вылезаешь на другой берег. Теплынь-то какая! Счастливые, стоим на камне. С нас льёт. И тут начинает лить сверху. Возвращаться? Лезть дальше? Но как удержаться мокрым на мокрых скалах?.. И тут из той, непройденной части каньона вылетает лиловый дрозд — туркестанская синяя птица, Взвилась, сделала круг над нашими головами и снова укрылась в скалах.

Лиловый дрозд (Синяя птица)

А потом был дождь и двухчасовой подъём по стенке каньона, по скользким камням и уплывающему под ногами грунту, где и отчаянно колючая ветка шиповника — желанная и надёжная опора. И облака, столпившиеся на краю плато, через которые не идёшь — проплываешь, А потом было ощущение полного счастья — потому, что огонь уже изобрели. Арча горит жарко, дым смолист и терпок. Поленья так красивы, что жалко сжигать: алые, жёлтые, нежно-розовые полосы плавно перетекают одна в другую. Не дрова — полыхающий закат...

Да, в сказках всё правда. Синяя птица приносит счастье. Ведь для него и нужно-то так мало: крыша над головой, и огонь, и сухие носки. И невероятно много: увидеть совсем иной мир, никогда и не снившийся, и встретить спутников, надёжных и всё понимающих.

ГОРНАЯ СТЕПЬ

Кызыл Этак переводится как «красный подол». Геологический памятник — стоит себе на склоне холма стена не стена — нагромождение причудливых скал. Конгломераты неогена — щебень, спекшийся под древнейшим цементом. Говорят, всё это похоже на развевающийся подол алой нарядной юбки — отсюда и название. Только день серый, алого цвета нет и в помине, так — охра. Фигуры выветривания — те же тесты: кто что увидит. И замки с башнями, и стартующие ракеты, бесчисленные «звериные сюжеты» и целое шествие диковинных существ. И от острова Пасхи что-то есть — этакая галерея скульптурных портретов, ориентированных в одну сторону.

Лазаем по Кызыл Этаку в непрерывном шуршании крыл — здесь гнездятся сизые голуби-вяхири, только приблизишься — ими будто выстреливают из скал.

Аромат у Кызыл Этака голову кружит. Пахнет мятой, укропом и чем-то совершенно неведомым. Цветёт горная степь. Такое обилие жизни — жалко ступать-топтать. Нога навязает в переплетенье трав, но остановиться боишься — затянут, заплетут сочные стебли. Синих колокольчиков — море. Где посуше — выстреливают из земли метровые стрелки эримуруса Регеля. На конце — тугая шишка бутонов. Сколько будет цветов — чтобы подсчитать, и наклоняться не надо — два, двадцать, сорок... Получается фантастическая цифра — около двухсот! Эримурус станет постепенно разгораться, как свеча, только снизу вверх, раскрывая одну за другой розовые звёздочки с шестью лепестками с алыми прожилками... Всё выше, выше по стволу, и когда зацветёт вершина, внизу уже появятся круглые зелёные ягоды-плоды.

Но аромат — это не холодноватый запах эримуруса. Сладко-тревожно пахнет зизифора. Говорят, нет чая душистей, чем из её стеблей — он «утишает сердце и отводит чёрные мысли». Если бы у каждого заповедника был свой флаг, на знамени Зааминского стоило бы вышить скромный стебелёк зизифоры. Вдохнёшь её запах — и захочешь вернуться, через тысячи километров, пустыни, скалы, через часовые пояса — только бы ещё раз подышать вольным воздухом цветущей степи. Так пахнет свобода...

ХОЗЯИН ОБИКУЛЯ

Обикуль — это тоже каньон. Только начало его ничуть не похоже на мрачный Кызыл-мазар — калитку в преисподнюю. Здесь зелёные ласковые лужайки и голубая вода сая — горной речки, не рычащей, а звенящей, а по пологому склону сбегает стадо полыхающих павлиньих маков. И в таком ласковом ущелье — гнездо редчайшего из редких — бородача-ягнятника, самой крупной хищной птицы Старого Света.

Бородач

На отвесной скале — гнездо. Сидим на тёплом камне — ждём хозяина. Смотрим в небо. Вдруг — будто что толкнуло — оборачиваюсь. Вдоль каньона прямо к нам скользит огромная птица. Блестящие, с каштановым отливом крылья двух с половиной метров в размахе. Видно каждое перо — под клювом розоватое и нежное как пух. Действительно, настоящая борода. Спокойный и гордый собой, бородач не летел — медленно плыл по каньону. И горькая зависть — я так не могу...

Чёрный аист

Птиц в заповеднике множество. Сокол-пустельга внезапно останавливается в полёте и зависает, раскинув веером коричневый в белых крапинах хвост. Сизоворонки, отливающие лазурью, сидят на каждом придорожном столбе по пути к парку. Жёлтый удод вспархивает из-под самых ног, как сноп золотых искр. Даже сороки не простые — в сверкающем густо-зелёном оперении. Всё — необычное, всё — невиданное. Три дня в заповеднике — это так мало!

Но вот сделан последний снимок с перевала. Он станет обложкой фотоальбома: арча раскинула лапы над каменным завалом, а но горизонту — шествие снеговых вершин Туркестанского хребта. Вот и кончилось всё. Теперь дорога заструится вниз, мимо водопада, по склонам, залитым жёлтым шиповником — кокандской розой. И горы сомкнутся за нами. Вниз, к голым холмам-адырам, к слепящему зною Голодной степи...