Зачем люди ходят на работу? Наверное, не только для получения денег, но и чтобы делать что-нибудь полезное, и от этого получать ещё и моральное удовлетворение... Это, скажем так, «правильный» ответ, но если спросить обитателя современного офиса о полезности для человечества его ежедневного хождения туда, такой вопрос его наверняка бы смутил.

А тем более он смутил бы любого персонажа пьесы немецкого драматурга Ингрид Лаузунд «Бесхребетность. Вечер для людей с нарушенной осанкой», поставленной в театре «Дах» под руководством главного режиссёра Владислава Троицкого. Он разработал также сценографию, в хайтековском и немного «тюремном» стиле. На этот раз помещение театра, который славится своей камерностью, отсутствием границ между сценой и зрительным залом, играло роль холодно и строго оформленного кабинета на пять рабочих мест. Последние исключительно функциональны и похожи на клетки, в которых едва помещаются сотрудники. Также в кабинете имеются вешалка для одежды, стойка с кофеваркой и чашками. Налево — дверь в туалет, направо — дверь к всемогущему Шефу, который так и не появится на сцене, тем не менее, всё действие выстроено вокруг данного отсутствующего героя, невольно отсылая нас к незабвенному Годо.

Мультиэкран видеонаблюдения занимает всю стену, противоположную местам для зрителей (зрительный зал у «Даха» своеобразный — пять скамеек амфитеатром плюс дополнительный ряд на полу, введённый благодаря наплыву желающих. Именно отсюда я и смотрела спектакль, сидя на диванной подушке, и актёры разыгрывали свои «крысиные бега» совсем рядом, иногда казалось, что кто-нибудь вот-вот наступит на ногу. Впечатления непередаваемые). Назначение экрана понятно: за всеми сотрудниками бдительно следят видеокамеры, к чему они давно привыкли, и даже говорят в основном в камеры, а не обращаясь друг к другу.

И здесь мы видим присущее «Даху» богатство символически нагруженных деталей, подаваемых одновременно. Кроме пяти работников, на сцене ещё три человека, которые помогают вести спектакль. «Эй, сотрудники!» — начинается он властным окриком надсмотрщицы с хлыстом (Наталка Бида). Она выходит на помост, возвышающийся над местом действия, и остаётся там, чеканя, как команды, характеристики персонажей и названия частей пьесы. Справа за столом сидят двое: Игорь Постолов (благодаря его репликам, смешная комедия становится смешной до изнеможения), и Олег Момот (сидит за компьютером, одет в белое, на плечах белая крыса, которая, кстати, ведёт себя достаточно смирно).

«Великолепная» пятёрка сотрудников — коллектив, в котором каждый знает своё место. Это обаятельный, спокойно ожидающий продвижения по службе Крецки; Хуфшмит — лидер-агрессор, страдающий защемлением шейных позвонков, «ночью скрипит зубами и вставляет в рот пластинку, чтобы не портилась зубная эмаль». Шмитт — железная леди. По выходным она не приходит на работу, только если едет на очередной семинар из серии «Как добиться успеха на предприятии». Крузе... «Любая команда ценит такого Крузе в своих рядах, потому что, как бы ни был принижен ты сам, он всегда будет ещё ниже. Оскорбления и издёвки коллег предпочитает истолковывать как безобидные шутки». Чего стоит довольно-таки продолжительная история с оплеухами Хуфшмита, которые тот отвешивал ему много раз и без объяснений — а Крузе каждый раз пытался уладить дело миром, и, отчаявшись, решил: «Значит, так и будет продолжаться. Так. Во всяком случае, теперь ясно, что эта история так быстро не кончится. Придётся подготовиться к этому. Возможно, так будет тянуться годами. А может, и всю жизнь».

Вот Кристенсен, наверное, самый симпатичный персонаж. «Она единственная помнит дни рождения коллег, покупает им подарки и просит остальных подписаться под открыткой. Деньги, потраченные на «общий» подарок, ей никто никогда по собственной воле не возвращает, а напомнить ей неловко. Она всё ещё верит в волшебную силу коллектива. Постоянно ходит в туалет: то ли у неё хроническая кишечная инфекция, то ли она там занимается аутогенным тренингом». Кристенсен репетирует дома перед зеркалом «всякие мелочи»: как она выглядит, когда ест, — «а вдруг у тебя есть какая-нибудь некрасивая привычка, какой-нибудь эдакий выворот челюсти, о котором сам даже и не подозреваешь». Как «женственно» вскидывает голову, «манеру оборачиваться или более-менее изящно стягивать колготки, когда, ну, сам знаешь...» А чаще всего она упражняется в агрессии. Особенно в спонтанной агрессии — её она постоянно репетирует.

И другие сотрудники проводят своё рабочее время, свободное от кусания друг друга, в постоянных аутотренингах и репетициях своих движений. Цель одна — достойно выглядеть в кабинете Шефа. Когда к нему вызывают кого-то из сотрудников, над дверью вспыхивает красная лампа, одновременно с «мерзким звуковым сигналом». В даховской постановке данный мерзкий сигнал изображается голосом ведущего... В пьесе Лаузунд метафоры, которые мы привычно употребляем в офисах и за пределами их, исполняются буквально. Так, в момент высшего накала «грызни» сотрудников все они вдруг становятся на четвереньки и начинают лаять и кусаться.

А походы к Шефу, и чем они заканчивались... Крецки побывал там три раза, каждый раз возвращаясь в длинном шутовском колпаке. Садясь на место, снимал очередной колпак и спокойно ставил рядом. Крузе возвращался в унизительно-смешной маске свиньи, Шмитт — с размазанным по лицу тестом, то есть — «без лица». Хуфшмит — внешне не изменённым, но, выйдя из страшной двери, первым делом отвешивал оплеуху Крузе. Без слов. «Плодотворно поговорила» с начальником Кристенсен, результат — разорванные колготки, растрёпанная одежда, странная блуждающая улыбка и... нож в спине.

А ещё, немного позже, был бунт. Двое смельчаков вернулись от Шефа с собственной головой в руках и топором, рассекшим голову (это Кристенсен).

Крузе даёт очень точную характеристику современного «человека в футляре». «Операционная система «Обыватель», пароля никто не знает. Я и сам его забыл. Так лучше всего. Доступ запрещён — самое надёжное. Вспомню, когда придёт время, когда можно будет сказать — мне с самого начала всё было ясно. Неужели вы думали, будто я ничего не замечаю, будто я и в самом деле такое ничтожество? Для этого ещё не время. Значит, нужно закодироваться. Болтать ни к чему не обязывающую чепуху: я мелюзга, обыватель, из тех, кто берёт кредит под строительство дома. А кто я на самом деле — неизвестно. Пароль утерян. Так лучше всего».

Второе действие — в основном, монологи. Крецки, и с ним Крузе, колеблются между желанием уйти и так хорошо знакомым страхом потерять хоть какую-то стабильность. С неожиданной теплотой говорят о комнате, с которой сжились, о привычном вкусном кофе. Одна из реплик ведущей: «Ел сахар и плакал». Неожиданная преждевременная ностальгия... А потом эти офисные кулики расхваливают своё болото, испугавшись своих новых смелых мыслей. И — как крик отчаяния: «Я хочу новый позвоночник, чтобы он не сгибался самопроизвольно у дверей начальства» (Крецки).

И всё же личность человека в футляре, как бы ни была скована и изуродована этим самым футляром, всё же ищет выход наружу, пробивается к жизни, как росток из-под асфальта. Такое относительное, ещё только начинающееся, освобождение наших офисных клерков происходит в финале, когда они все вместе едят торт и распевают «Yesterday»... в туалете.

Да, над чем же всё-таки наши «герои труда» работают? На это пьеса Лаузунд ответа не даёт. Может быть, игрушки выпускают, может быть, бомбы. Разве это так важно, по сравнению с изготовлением красивого отчёта?

И, словно в подтверждение этой мысли, мне на e-mail приходит рассылка одного специалиста по «науке лидерства». Он отвечает женщине, которая очень старается, но не может проявить себя на работе из-за постоянных интриг: «Наверное, эти ребята почитали учебники по офисным войнам, которыми сейчас заполнены лотки по всей Москве. Почитайте тоже. Будете знать, чего ждать, станете относиться к происходящему с юмором.

Вам следует осознать, что интрига — тоже важная составляющая профессиональной квалификации. Никто не станет продвигать по службе человека, не имеющего опыта успешных интриг, так как чем выше, тем большую долю работы составляет как раз искусство интриговать, то есть PR. 19-20 июля в Москве я провожу семинар как раз на тему, как сводят склоки».

Лаузундовский офис — жив и будет жить?..