Лариса готовилась к сессии.
В этом году она поступила на экономический факультет и жадно грызла гранит науки. Лариса была уверена, что самое главное в жизни — получить образование, стать самостоятельной, независимой. А потом можно и о семье подумать.
Её мама Евдокия Петровна вступила в брак в тридцать лет и весьма удачно. Ларису родила в тридцать два.
В свои пятьдесят Евдокия Петровна — ведущий нейрохирург области и одна из самых красивых женщин.
Лариса была папиной дочкой. Отец её безумно любил и баловал при каждом удобном случае.
А мама... Мама упорно вкладывала в Ларисину голову мысли о самоутверждении и самостоятельности. Надо признать, что это ей удалось.
Евдокия Петровна была чужда сюсюканья и сентиментальности. Она не носилась с Ларисой, как с писаной торбой, не прыгала вокруг неё, как вокруг бесценного подарка, не меняла гнев на милость и наоборот. Мать Ларисы была на редкость уравновешенным человеком. Лариса никогда не замечала перепадов в её настроении. И незаметно для себя перенимала материнское хладнокровие.
Сколько Лариса себя помнила, мать обращалась с ней, как со взрослой, с уважением и вниманием.
Запретов в жизни Ларисы было не так уж много. Но если что-то запрещалось, то железно. И этот невидимый замочек — слово «нельзя» — если навешивался на что-то, то крепко-накрепко. И все Ларисины «почему» оставались неразрешёнными до тех пор, пока она сама не разрешала их тем или иным образом.
Мать так и говорила, — Лариса, пожалуйста, запомни, что в жизни каждого человека, и ребёнка, и взрослого, есть слово «нельзя». Не спрашивай — почему, просто прими. Сейчас я не смогу объяснить тебе твои «почему», так, чтобы ты поняла. Душа созревает постепенно, как всякий плод, и со временем ты сама ответишь на свои вопросы. А теперь, если я говорю, что нельзя совать палец в розетку, ходить босиком по городским лужам и бить по голове соседа Колю, то значит, нельзя.
Отец терпеливо разъяснял Ларисе, что в розетке находится ток, в лужах могут лежать осколки стекла, а мальчика Колю стоит пожалеть...
Лариса росла. «Нельзя» менялись. Старые замки за ненадобностью отпадали сами собой и появлялись новые, которые со временем тоже ржавели и разрушались.
Потом уже не мама, а сама Лариса навешивала те или иные «нельзя», и сама же их убирала, когда они теряли смысл.
Конечно, в жизни каждого разумного существа есть вечные «нельзя», но о них не стоит вести речи, только глупец станет разрушать свой дом, свой город, свою душу...
Однажды, когда Ларисе было лет десять, она разбила любимую мамину вазу.
Девочка намеревалась поставить в неё анютины глазки, и вдруг хрустальное сокровище вырвалось из её рук и упало на пол.
Лариса зажмурила глаза. А когда открыла их, то пришла в ужас. Перед её глазами мерцали прозрачно-белые осколки. Холодные и бесстрастные, как глыбы январского льда.
Лариса хватала то один, то другой осколок и понимала, что ничего не исправить.
Слёзы сами собой потекли из её глаз — она представила, как будет больно её маме.
И тут Лариса услышала, как открылась входная дверь. Потом прозвучали мамины шаги.
Лариса выбежала из комнаты. Наверное, лицо её было столь выразительно, что Евдокия Петровна встревожилась, — что с тобой, Лара?
— Мама! Я плохая! Я очень плохая! — Лариса с отчаянием посмотрела на мать.
— И с чего ты это взяла? — спросила Евдокия Петровна, оставаясь внешне спокойной.
— Я сделала плохое, — Лариса опустила голову.
— Успокойся, — Евдокия Петровна обняла дочь за плечи, — расскажи, что случилось.
— Мама! Я разбила твою любимую вазу! — закричала Лариса, и, вырвавшись из объятий матери, посмотрела в её глаза.
Даже спустя долгое время, Лариса не могла точно сказать, дрогнул ли на лице матери хоть один мускул.... Или ей показалось...
— Ну, что ж... — сказала Евдокия Петровна, — мы все иногда совершаем поступки, которые огорчают нас и приносят боль другим, но это не значит, что мы плохие.
— Мама, — робко проговорила Лариса, — но это была твоя любимая ваза...
Евдокия Петровна прошла в комнату. Лариса следом за ней. Мать посмотрела на осколки. И в ту минуту Лариса отчётливо почувствовала, как она огорчена.
— Да, это моя любимая ваза, — сказала Евдокия Петровна, — но ты моя любимая дочь, — она обернулась к Ларисе, — и ты не хотела её разбивать.
— Нет, мамочка, нет! — всхлипнула Лариса.
Евдокия Петровна собрала с пола анютины глазки, подошла к Ларисе, взяла её за подбородок, — Лариса, никогда не говори, что ты плохая. Никогда! Никому! Тем более себе. Запомни это! Если у тебя случаются промахи, то это ни о чём не говорит.
— Мама, ты уверена, что я хорошая? — шмыгнула носом Лариса.
— Я никогда в этом не сомневалась. Ты моя дочь. Я люблю тебя и всегда буду любить, несмотря ни на что, — она погладила Ларису по щеке, — я пойду поставлю в другую вазу цветы, а ты убери осколки и забудь о них.
— Мамочка! — Лариса бросилась на шею Евдокии Петровне, — мамочка! Как я люблю тебя! Папа каждый день говорит, что лучше тебя никого нет! Ты необыкновенная!
На материнских губах засветилась улыбка, а глаза стали тёплыми-тёплыми.
— Ну, иди, уберись, — она тихонько подтолкнула Ларису, — и будем пить чай. Я купила бисквиты.
— Мам, а папа? — быстро спросила Лариса.
— Он вот-вот подойдёт. Если поторопишься, то, как раз успеешь к его приходу навести порядок.
Отца Лариса обожала. Ей казалось, что в нём всегда светило солнце.
Пётр Иванович работал учителем в школе. Всё свободное время, которого у него было не так уж много, он отдавал жене и дочери.
К сожалению, Евдокия Петровна бывала свободной ещё реже, чем её муж. Но какое это было счастье, когда им удавалось побыть втроём!
За всю свою жизнь Лариса ни разу не слышала, чтобы родители скандалили.
Даже если их мнения не совпадали, что случалось крайне редко, им всегда удавалось избегать конфликтов.
Пётр Иванович никогда не скрывал своего восхищения женой.
— Наша мама самая замечательная женщина в мире, — говорил он Ларисе, — и ты очень похожа на неё.
— А на тебя, папочка? — допытывалась Лариса.
— И на меня, конечно, тоже, ты же моя дочь, — он мягко улыбался, глядя в большие доверчивые глаза дочери.
Ей нравилось быть похожей и на маму и на папу.
Лариса не раз слышала собственными ушами, как Евдокия Петровна говорила подругам, — если бы не мой муж, мне было бы намного труднее отдавать работе столько времени и сил. Пётр у меня чистое золото. Мне повезло.
И те согласно кивали головами, — да, Дуся, твой Пётр сокровище. Всем бы по такому мужу.
И выросшая Лариса тоже хотела в мужья чистое золото. На меньшее она была не согласна.
— Лучше никакого мужа, чем плохой, — считала она. И была уверена, что ей удастся найти свой идеал.
Вот её бабушка относилась к мужчинам скептически — сила есть, ума не надо, вот тебе, Ларочка, и вся мужская цивилизация.
А когда Лариса с жаром приводила в пример своего отца, бабушка прищуривала глаза и лукаво улыбалась, поддакивая, — ну да, ну да.
Поумнев с годами, Лариса поняла, что зять бабушке дорог и что она просто дразнит внучку.
Дедушку Лариса не застала, и поэтому часто спрашивала, — бабуль, а дедушка каким был?
В ответ получала неизменное: — Хорошим.
— Тогда чем ты недовольна? — недоумевала внучка.
Бабушка прищуривала глаза, — всем довольна. Вот только хочу дожить, когда женщины станут государствами править.
— Ну, ты, бабушка, даёшь!.. — тянула Лариса восхищённо.
— Даю, даю, — ворчала Лера Сергеевна, — вот только не берёт никто.
— Ба! Не сердись, — Лариса прижималась к бабушке и опускала голову ей на плечо.
— Да я не сержусь. Как я могу на тебя сердиться, сокровище ты моё!
— Бабуль, а что будет, когда править станут женщины?
— Настанет мир и благоденствие, — уверенно отвечала бабушка.
— Ага, — хмыкала Лариса иронично.
— Вот тебе и ага, — отвечала бабушка, — возьмём пример из жизни — родишь ты ребёнка.
— Ну?
— Пошлёшь ты его воевать?
— Нет, наверное... — задумалась Лариса.
— Что значит наверное? — строго спрашивала бабушка.
— Если кто-то нападёт на нашу страну...
— Это совсем другое дело, — вздохнула бабушка, — но на чужую землю ты его не пошлёшь. Своего не пошлёшь, и чужого жалко станет.
— Да, — согласилась Лариса.
— Но, бабушка, — спохватилась она, — а как же тогда те женщины, что уже есть в правительствах некоторых стран и...
— Вот именно, что «и», — перебила бабушка. — Правила-то игры установлены мужчинами. Женщинам в голову с детства вбито, что играть надо по-мужски — не важно, чем размахивать, лишь бы размахивать, дубинкой ли, бомбой ли, главное — пугать. Я же говорю, Ларочка, сила есть, ума не надо.
— Что-то я тебя, бабушка, не пойму, — Лариса передёрнула плечами.
— А что тут понимать? Ларочка! Не надо стремиться к тому, чтобы стать своей среди мужчин. Тоже мне достижение. Хлоп по плечу — хороший ты парень! Нет, надо оставаться женщиной. Мужественной, но не мужеподобной.
— Как это, ба?
— Ох, Ларочка, сейчас объясню... Мужеподобная — это уподобившаяся мужчине, которая копирует его поведение. Не понимает она, что быть женщиной большое счастье! Подарок судьбы! — бабушка посмотрела на Ларису, понимает ли она её.
— Ага, — Лариса кивнула.
— А мужество — это сохранение спокойствия духа в любой ситуации, способность принять решение и иметь смелость взять на себя ответственность. Ну, как твоя мама, Ларочка.
— Понятно, — радостно согласилась Лариса.
— И вот, что случись, не искать дубинку — у кого больше, тот и победил, а думать, искать выход. Решать проблему, словом, задействовать мозги. Ты спроси у мамы, она скажет тебе, что мало у кого мозг хорошо работает. Ох, мало, — вздохнула Лера Сергеевна, — вот тебе и мужская цивилизация.
Бабушка задумалась о чём-то о своём. Глаза у неё стали какие-то особенные, точно в глубине синего-синего неба засветило солнце, и вот-вот выплывет оно на поверхность и всё озарит вокруг.
— А дедушка у тебя, Ларочка, был хорошим, — голос Леры Сергеевны дрогнул, — ему только 32 было, когда он погиб, — бабушка незаметно для внучки смахнула слезу.
— Ба, а почему ты больше замуж не пошла? — Лариса обняла бабушку.
— Я Петеньку любила сильно, — бабушка вздохнула, — никто мне больше не глянулся. Я об одном только думала, как бы маму твою в люди вывести. Нашу с Петенькой кровиночку.
— Вывела ведь, — Лариса погладила прядку волос, выбившуюся из бабушкиной причёски.
— Да, вывела, — в голосе Леры Сергеевны была нескрываемая гордость, — хочу дожить до того времени, когда тобой буду гордиться.
— Доживёшь, куда ж ты денешься, — успокоила её Лариса, — бабуля, как я тебя люблю! Если б ты только знала!
— Я знаю, Ларочка, сердцем чувствую.
* * * *
Судьба подарила Лере Сергеевне длинную жизнь. Исполнились сразу две её мечты. Лариса вышла в люди. И женщины стали править странами.
Сорокалетняя Лариса стала президентом.
Лера Сергеевна смотрела на улыбающееся в телевизоре лицо любимой внучки, и собралась уже было подумать, что теперь и умереть можно, как вдруг явственно ощутила, что умирать ей вовсе не хочется. Ну ни сколько!
Нет уж, лучше она подождёт, как вырастет правнучка Катенька и тоже в люди выйдет.
— В общем, будем жить, — решила Лера Сергеевна, допивая утренний кофе и думая о делах, которые ей предстоит переделать сегодня.
Другие рассказы Наталии Антоновой из цикла «Женская цивилизация»:
Лариса была папиной дочкой. Отец её безумно любил и баловал при каждом удобном случае.
— Мама! Я плохая! Я очень плохая! — Лариса с отчаянием посмотрела на мать.
Дедушку Лариса не застала, и поэтому часто спрашивала, — бабуль, а дедушка каким был?