Ему снился странный сон, будто он поднимается по лестнице какого-то дома. И вдруг видит, что не хватает нескольких ступенек, почти половины пролёта. Он останавливается на последней ступеньке и мучительно соображает, что же делать. Ему обязательно нужно пройти дальше, но страх сорваться, парализовав его тело, удерживает его на месте.
Из объятий Морфея его вырвал телефонный звонок. Открыв глаза, он подумал о том, что этот сон изредка снится ему уже несколько лет. Утреннее августовское солнце заливало спальню. Мысленно чертыхаясь, он припомнил, что накануне запрограммировал стационарный телефон так, чтобы с 23.30 до 07.30 сигнал раздавался только после двенадцатого вызова. Он нехотя поднялся с постели и кинул взгляд на часы: 7 утра. Назойливая мелодия его мобильного телефона не унималась. Бредя в холл, он уже представлял, что в очередной раз выскажется маме, чтобы не звонила так рано, — кто же это может быть, как не она: для неё не существует этих десять часовых поясов, разделяющих их.
— Алё, — недовольно пробурчал он.
— Алло, это Дима?
Он похолодел. Казалось, даже мобильный покрылся холодным потом. Он сразу узнал этот голос. Голос призрака. Голос из временами мучавшего его прошлого. Он воровато оглянулся. Сон как рукой сняло. Он быстро вышел на балкон и прикрыл за собой дверь, чтобы жена случайно не услышала разговор.
— Да, это я.
— Привет, как у тебя дела? Я прилетела на несколько дней и сейчас у мамы.
— Я хочу тебя увидеть!
— Я тоже. Я позвоню тебе позже и скажу, где и когда мы можем увидеться.
Адреналин переполнял его тело. «Чёрт», — пробормотал он, второй раз намылив голову. — «Я ведь уже помыл голову... Так, нужно сосредоточиться. Хотя бы на таком простом деле, как утренний душ». Наспех проглотив тарелку вчерашнего борща, который сегодня показался ему почему-то особенно безвкусным, он оделся и, на секунду задержавшись перед зеркалом и уловив лихорадочный блеск в собственных глазах, выскочил из квартиры.
«Позвонит, не позвонит, я еду к ней, сегодня же», — шагал он к автостоянке, и предвкушение встречи туманило его мозг и отдавалось приятным журчанием где-то внизу живота.
В это утро он вёл машину особенно плохо, проскакивая на «жёлтый» светофоров и подрезая другие автомобили, водители которых вслед обиженно сигналили и крутили пальцем у виска. Припарковавшись возле офиса, он взглянул на часы компьютерного табло автомобиля — «да... сегодня я поставил два рекорда: за 12 минут добрался со стоянки до офиса, и приехал на работу раньше всех».
Он сидел в своём кабинете, тупо уставившись на кучу бумаг, разбросанных, как всегда, на его столе в «художественном», как он сам называл, беспорядке. Тщетно пытаясь сосредоточиться, он краем глаза ловил добродушные ухмылки подчинённых.
Вот он сидит перед ними, образчик успешного в личной жизни и в делах молодого человека, безупречно одетый, с аккуратной причёской и маникюром на ногтях. Знали бы они, о чём он думает. А если бы знали, он не сомневался, что осудили бы. Люди скоры на суд. Мещанство, ханжество и избитые религиозные догматы составляют мораль нашего современного общества. Мораль, порождающая штампы: вот это правильно, а вот это нет. Тебе в глаза могут говорить: «тебе виднее», но внутренне каждый второй, если пытается жить согласно штампам, считает свои суждения истиной в последней инстанции.
Бессмысленно перебирая документы, он наконец-то понял, что сегодня работы не получится. Разбросав неотложные дела по подчинённым, он сдёрнул со стула пиджак и, со словами «если что, я — на мобильном», вышел из кабинета.
— Наташа, я — в банк.
— Хорошо, — загадочно улыбнулась секретарша.
Банкомат послушно отсчитал ему несколько купюр, и через несколько минут он уже вырвался из дышащего зноем и выхлопными газами большого города.
Новый «японец» наконец-то почувствовал волю, которую его первый и последний хозяин так редко предоставлял ему, бесконечно насилуя сцепление и коробку передач в бесчисленных пробках города. И теперь, удовлетворённо урча двигателем на скорости, слегка большей дозволенной, пожирал километр за километром межобластное шоссе.
Вокруг буйствовала зеленью природа. Она словно пыталась насладиться, надышаться последними неделями летнего тепла перед первыми заморозками, перед тем, как начнут умирать, окрашиваясь в жёлтое и красное, листья и трава, перед тем, как ветви деревьев и кустарников нехотя раскроют свои объятья и грустно помашут под порывами холодного ветра вслед улетающим на зимовку птицам.
Откинувшись на спинку водительского сидения и положа правую руку на подлокотник, он наслаждался видами перелесков, сменяющих степи. Как же давно он перестал обращать внимание на природу! С тех пор, как он устремился в погоню за материальными благами, для него из года в год оставались незамеченными разворачивающаяся нежность первых листьев на деревьях и опадающий цвет вишни, изумрудная зелень озимых под тающим снегом. Он даже не слышал ночных трелей соловья под домом, хотя привык ложиться поздно. Он удивился, когда об этом вскользь заметили соседи. Этот нечаянный утренний звонок снова раскрасил его чёрно-белый мир яркими красками.
Он поставил в магнитолу мини-диск, на котором была копия сборника песен отечественных исполнителей. Оригинал — компакт-диск он записал несколько месяцев назад и отправил ей бандеролью в качестве подарка на тридцатилетие. Десять лет он тщательно собирал и, оценивая, перебирал эти композиции. В текстах этих песен, в самой очерёдности их размещения на компакт-диске для него был огромный смысл. Это была история их любви.
Слушая музыку, он вспоминал другую природу, оставленную им за несколько тысяч километров отсюда. Шум океана и горы, покрытые вечным снегом, гейзеры и термальные источники, водопады и поля застывшей лавы — романтическую, великолепнейшую в своей суровости природу северного полуострова. Природу тех мест, где начался их роман.
Он промахнулся — поехал по ошибке на улицу с абсолютно таким же названием в городке, в котором живёт её мама.
— Такая же улица есть в «посёлке Геологов», микрорайоне нашего города, — объяснила ему пожилая женщина, когда он в очередной раз остановился спросить дорогу.
— Ну, наконец-то, — выдохнул он, найдя нужный адрес, припарковал машину и заглушил двигатель. Ещё минут пять он сидел в машине. Под воздействием колоссальной дозы адреналина его сердце тяжело и аритмично ухало. Он закурил, пальцы его дрожали.
Он разглядывал это безобразное скопище двухэтажек, скорее, бараков. Трещины, избороздившие стены, на которых от старости облупилась штукатурка, давно не крашенные рамы грязных окон, за которыми виднелись задёрнутые дешёвые шторы. Над крышами, треснувший шифер которых кое-как был заделан битумом, торчали трубы и самодельные телевизионные антенны. Живя в столице, он давно не видел ничего подобного. Это напомнило ему маленький заброшенный рыбацкий посёлок на Камчатке, в котором он был проездом лет пятнадцать назад. Только вид там усугублялся зияющими чернотой пустыми глазницами окон и, местами, обвалившимися капитальными стенами — эх! Голливуд не там снимает фильмы ужасов.
Это гнетущее убожество совковых шедевров архитектуры 50-х совершенно не вязалось с прелестью окружающей природы.
Он медленно, оглядываясь по сторонам, вышел из машины. Окружающая обстановка, контрастирующая с его представлениями о цивилизации, словно бы кричала ему в ухо: «Посмотри на себя! Тебе здесь нечего делать! Ты здесь чужой!»
— Чувствую себя диверсантом, заброшенным в тыл врага, — мелькнуло в голове. И он тут же саркастически хмыкнул: «Ага, приехал на новой иномарке, вырядился в белый костюм из тонкой шерсти, повязал шёлковый галстук вызывающей расцветки — ну ничем не отличаюсь от здешнего люда».
Подумав о том, что пытаться быть незамеченным смешно, да и невозможно, он выпрямил плечи и уверенно зашагал к грязной двухэтажке.
