Снег похрустывал под ногами, искрился. Выдался замечательный зимний день: с солнцем и небольшим морозцем, от которого слегка пощипывало щёки, и румянец красил лицо, нисколько не раздражая прохожих, а даже как-то их радуя. Если бы побольше таких зимних деньков, без снежной завирухи, или снега с дождём, да и солнышко редкий гость в последние предновогодние дни. Шла не спеша, любуясь красотой зимнего дня. Моё внимание привлекла супружеская пара, шедшая навстречу.

Супруги как супруги, если не приглядеться и не прислушаться, что мы и сделаем.

Если говорить о ней — это крепкая, высокая женщина в «послебальзаковский» период, ещё сохранившая былую красоту.

Он — небольшого роста мужчина, ниже супруги на полголовы, щуплый, подвижный телом и лицом.

Что примечательно, что эта «Джоконда» тащила две неподъёмные сумки впереди своего супруга, а он, видимо, «философ», идя налегке сзади, поощрял её подвиг одухотворёнными словами. Периодически останавливаясь, доводил свои словообразования до наивысшей точки кипения, взмахивая рукой и показывая пальцем в небо. Что там хотел показать своей спутнице? Умный мужик, скажете? Возможно, смотря с какой стороны посмотреть.

Не буду держать вас в напряжении, приоткрою занавес их взаимоотношений, и что из этого вышло.

— Ласточка, тебе не тяжело? — сочувственно обратился к своей половинке супруг.

На его реплику, половинка ничего не ответила, продолжая настойчиво идти вперёд.

— Это же надо! — продолжал он свой монолог. — Что у меня за Ласточка такая, клад, а не женщина. Ты, Машенька, ногу не туда ставишь, можно упасть. Сюда поставь, слева, здесь глаже, нет кочек.

— Не упаду! — дала краткий ответ Маша.

— А вдруг упадёшь, сумки уронишь, побьешь... Ты у меня бабонька ядреная, сама понимаешь, я, видишь ли... спина... ну никак нельзя, она... Осторожно! Чуть не поскользнулась...

— Да ну тебя! — огрызнулась половинка, таща сами знаете что. — У тебя всю жизнь спина.

— Ласточка, пойми, о тебе забочусь! — уклонился от спинной темы мужичок. — Я, что, вёрткий, упал, поднялся, а тебе падать нельзя. Без тебя мне никак нельзя, уразумей мою философию. — Он остановился, подняв палец кверху.

— Отстань! — ответила супруга.

— Как отстань, зачем отстань! Нагрузилась, еле тащишь и отстань. Говорил, не дотащишь, не послушала, упрямица.

На эту реплику она не ответила, привыкла с годами. Какое-то время он шёл молча, но натура взяла своё.

— Понимаешь, Ласточка! Если бы я был мужчина... — начал супруг.

— Вот именно, если бы... а так... — вздохнула она. — Эх ты, Паша!

Паша понял, что опустил своё мужское достоинство низко, отказавшись от него по недоразумению. Он опять остановился и философски поднял палец.

— Ты вот, что пойми, Машуня, я кое-какой опыт имею по этой части. Что такое мужчина, понимаю, всё-таки двоих детей имею... внуков... к тому же.

— Мы имеем! — перебила супруга.

— Я хотел сказать, Ласточка, мы, ну конечно, мы, я не о том... Понимаешь, если глубоко копнуть, то... — он запнулся, мысль ускользнула.

Чтобы выйти из неловкого положения, не унизить своего достоинства, Паша решил сменить тему разговора.

— Маша! — начал он торжественно. — Я тебя заверяю, что мы, кажется, что-то забыли купить. Никак не могу вспомнить, что. Думаю нужно вернуться, там вспомню.

— Что забыли, ты с крыши съехал, что ли? — остановилась супруга. — Мы всё купили, сам возвращайся.

— Ласточка, ты не понимаешь, — остановился Паша, в очередной раз подняв свой изумительный палец. — Меня... ОЗАРИЛО! Значит, мы точно что-то забыли...

Супруга медленно разворачивается, смотрит сверху вниз на свою половинку и... в его руках оказались две тяжеленные сумки. Паша издал нечленораздельные звуки и как-то осел, ссутулился. Ничего не понимая, он только и смог сказать:

— Ласточка!

— Да, я Ласточка, а Ласточки свободные птицы — выдохнула ему слова в лицо Маша. — Представь себе, меня тоже... ОЗАРИЛО! — она подняла палец. — Сам знаешь откуда. Ты иди, Паша, иди, а спина твоя подождёт, пока я говорить буду. Понимаешь, дорогой, меня так ОЗАРИЛО, что всё теперь по-другому будет...

...Паша шёл впереди, ничего не понимая, с удивлённо поднятыми бровями, неся неподъёмные сумки. И что на неё нашло, дёрнуло его произнести «озарение», а Маша, Маша шла сзади, повторяя:

— Озарение!!!

Вот и всё. Представляете, каково теперь Паше... а ведь до этого Маше...