Вряд ли стоит с полной серьёзностью, подразумевающей стопроцентную достоверность, заниматься психоаналитическим разбором и толкованием художественных произведений. Как писал Юнг, художественное творение — вселенная, вышедшая единственно из мира его творца. Мира, нам неведомого и потому закрытого для прямого обозрения, что оставляет нам возможность лишь для догадок и предположений, которые всегда будут колебаться
Конфликт Онегина с Ленским, история с Татьяной трагичны, но не потому, что это было стечением обстоятельств, — тут имела место целенаправленная программа поведения. Пожалуй, это и называют судьбой. Эти ситуации романа — только детали, ставшие, по сути, трагическим механизмом его жизни, чья обречённость в соприкосновении с чуждым ей намёком на счастье, превращает его в ничто. Это некая модель, которую Онегин так и не смог преодолеть: движение без цели, энергия без двигателя, лёгкие, лишённые воздуха, самоотравление и отравление всего вокруг себя. Беспокойная, полная сил душа не находит выхода, обращается к самоуничтожению. Говоря психоаналитическим языком, «либидо», не найдя объекта влечения, возвращается к субъекту, но не как живительная сила, а как нож, направленный против себя.
Мать, несомненно, становится для мужчины первым учителем, дающим уроки любви, значение которых для последующей жизни нельзя недооценивать. Фрейд вовсе не «открыл» Эдипов комплекс, он показал его значимость, иногда переоценивая его важность при образовании невроза. Ещё народная психология наблюдательно отмечала и отмечает тот факт, что мужчины часто предпочитают женщин, напоминающих им их матерей. Мать, первоначальный и идеальный либидозный объект, становится центром комплексов, связанных с чувствами защищённости и нежности, вынесенными мужчинами из того времени, в котором, как говорил Фрейд, мы не нуждались в остроумии, чтобы чувствовать себя счастливыми, то есть из детства. Потому мать всегда более ответственна за формирование личности будущего мужчины и более значима, чем отец, так как от неё во многом зависит и процесс идентификации с отцом, с мужской ролью. Она, как правило, выступает как «чистый», неэротизированный идеал женщины, чьи сексуальные функции сглажены или подавлены, оставляя место лишь материнству. Женщина, избираемая мужчиной впоследствии, является объектом и чувственности, и нежности (Фрейд писал о чувственном и нежном либидозном течениях): она одновременно и мать, и любовница. Как высказывался Шопенгауэр в «Метафизике половой любви», чувственность, половое влечение пошлы, но любовь избирательна. Во многом отсюда берут начало представления о любви возвышенной и земной, что часто становилось основой для литературных сюжетов.
Нечто подобное вине Тангейзера чувствовал и Левин из «Анны Карениной» по отношению к Кити, да и сам Толстой, ведший до женитьбы в возрасте тридцати трёх лет насыщенную сексуальную жизнь. И Толстой, и Тангейзер — настоящие христиане, несмотря на то, что христианский тиранический моральный закон их осуждал как отступников. Вероятно, что именно католицизму обязана своим возникновением провансальская куртуазная поэзия, славившая отвлечённую, десексуализированную любовь, и ему же — любовная лирика Данте и Петрарки. Любовь небесная, нежная брала верх над чувственностью ценой душевных мук: костры сублимации пылали наряду с кострами инквизиции. И это проблема не только Средневековья или Возрождения, но, отчасти, и нашего времени. Федерико Феллини в своих фильмах, опираясь на личный опыт, показал роль католицизма в сексуальном воспитании мальчиков. В одном из своих интервью режиссёр подчеркнул большую роль религиозного воспитания в его жизни, да и в жизни всей Италии, говоря, что борьба с запретами церкви придаёт смысл существованию. Мать — церковь («невеста Христова») выступает в качестве общественного заместителя матери — инстанции заботящейся и в то же время налагающей запрет, отвечающей за развитие нравственных норм самооценки. Запрещая, церковь, «окультуривала» человека, но при этом делала его своим заложником, взращивала чувство вины, управляя которым, она управляла и человеком.| НАПИШИТЕ ОТЗЫВ: |