Вы снова с тревогой спрашиваете в письме, убежден ли я, что Ваши неприятные ощущения в животе— не рак.

Совершенно убежден, поскольку это те самые ощущения, что были дней десять назад, когда подробно Вас осматривал. Постараюсь еще раз логически доказать, что нет никаких оснований подозревать у Вас рак и вообще органическое заболевание. Письменное доказательство, пожалуй, даже сильнее, потому что Вы сможете углубиться в него несколько раз и вообще носить его в кармане.

С Вами приключилась известная, нередкая болезнь студента-медика третьего курса. Конечно, такое случается не только с медиками. Многие люди, склонные к тревожным сомнениям по поводу своего здоровья, встретившись с раковым больным или даже только узнав, что кто-то умер от рака или раком заболел, зная, что, например, рак желудка начинается обычно не с острых болей, а с малозаметных больному ощущений некоторого неудобства в животе, потери аппетита, слабости, начинают все это в себе тревожно искать и, конечно, находят,— Вам же пришлось по долгу медика расспрашивать раковых больных в клинике. Что же удивительного в том, что у Вас, сомневающегося, тревожного человека, возникла эта ипохондрия, то есть мысли и переживания о том, что Вы больны серьезной болезнью, тогда как на самом деле ее нет.

Знаю, Вы не убеждены в том, что у Вас рак, но подозреваете это, и неопределенность крайне мучительна: на все смотрите сквозь возможность близкой своей смерти, то есть зачем учиться, наверное, скоро умру, зачем покупать художественные книги, если не успею их прочесть, и т. д. Друзья не могут рассеять Ваши печальные сомнения, а бессонной ночью совсем плохо от тревог за себя, за возможное одиночество матери, у которой никого, кроме сына. Порой совсем теряетесь, хочется бежать в хирургическую клинику, просить сделать операцию— вдруг еще не поздно излечиться от возможного рака.

Трудность, коллега, в том, что Вы читали о раке книги, слушали лекции, и потому надо говорить подробнее. Но в то же время, как врач, Вы поймете меня легче и лучше. Конечно, если бы Вы были опытным терапевтом, такого бы не стряслось. Для человека с психастеническим складом характера, тревожно-сомневающегося, хуже нет обширных, но книжных, нечетких, не проникнутых врачебным опытом знаний, поскольку он вообще склонен во всем непонятном ему искать самое скверное. Будь Вы опытный врач, знали бы, что, когда ни рентген, ни лаборатория, ни объективное клиническое исследование ничего ракового, вообще органического не показывают, оснований думать о раке нет. Больше того, если б Вы были психиатром-психотерапевтом, как я, и встречались с множеством таких больных, как Вы, то хорошо знали бы, что ощущения, «разгуливающие» по животу, никак не связанные с приемом пищи, пропадающие, если от них отвлечься, усиливающиеся, если на них сосредоточиться, есть типичные функциональные (то есть не связанные с органическим повреждением органа) ощущения.

Всякий человек наполнен различными безопасными ощущениями, но в человеке с психастеническим характером их больше по причине, в частности, большой подвижности внутренних органов, и, кроме того, он к этим ощущениям прислушивается, усиливая и задерживая их своим вниманием. Помните, я нарочно сдавливал тогда кожу у Вас на животе, чтоб показать, как она болезненна в некоторых местах. Это нервная болезненность. То же самое и в глубине живота. Подумайте сами, какое же органическое заболевание желудочно-кишечного тракта не даст себя знать, если человек наелся кислой капусты с жареным мясом! Примите, однако, этот факт как логическое, научное доказательство, не вздумайте себе внушить теперь эту связь ощущений с родом пищи, а то будет просто смешно.

Делаю для Вас выписку об этих нервных расстройствах желудка из старого, но замечательного учебника Э.М. Гельштейна и В.Ф. Зеленина: «распознавание делается на основании ясной связи клинической картины с психическими влияниями и причудливости, „капризности“ этой картины, часто развивающейся в противоречии с рациональной диетой».

Итак, нет никаких оснований думать об органической болезни желудочно-кишечного тракта, тем более о необходимости какого-то оперативного вмешательства, и есть все основания думать об ипохондрии у студента-медика с психастеническим складом характера. Хочу, чтобы Вы прониклись этой, по-моему, ясной, трезвой логикой настолько, чтоб и сами себе смогли то же самое, с такой же искренней убежденностью доказать. Ведь Ваши ипохондрические сомнения основывались на недостаточном знании существенных медицинских подробностей.

В заключение хочу дать Вам несколько советов на будущее.

К здоровью своему, понятно, надо быть внимательным, однако Вам все время следует помнить о своей склонности к ипохондрическим сомнениям, о склонности прислушиваться к телесным ощущениям и делать постоянно на это поправку, скидку.

Далее, Вы так молоды, что бояться в Ваши годы рака смешно. Вот у парня-колхозника, видимо Вашего ровесника, который лихо скачет верхом на лошади мимо моего окна, такая же мизерная вероятность раковой болезни. Я убежден, ему эти опасения и в голову не приходят. Почему? Потому что он в отличие от Вас не тревожен характером и не учится медицине. Должно это четко понять и успокоиться. Я тоже сомневающийся человек и уже не так молод, но и я достаточно спокоен, потому что даже в моем возрасте это бывает настолько редко, что нет смысла тратить время на тревоги.

Непременно поезжайте куда-нибудь путешествовать со студентами после Вашей практики. Чем крепче будете чувствовать себя физически, чем интереснее будете жить, тем меньше будет тревожных сомнений.

Наконец, главное. Я тоже в юности боялся умереть от возможной страшной болезни, тоже возникали мысли, что, хотя такие болезни и редки, но вдруг мне-то как раз «повезет», тоже представлялись картины собственного ракового истощения, как мои близкие ждут, когда же, наконец, я, такой желтый и несчастный, отмучаюсь. И знаете, чем спасся от этих тревог? Я подумал и записал в книжку, чтобы крепче в меня вошло, следующее: «Ну что толку бояться рака, белокровия или другой подобной редкой болезни, возникновение которой от меня почти не зависит в том смысле, что, если не считать отказа от курения, гигиеной тут в полной мере не убережешься. Надо работать, работать, служить радостно людям, приносить ежедневно какую-то пользу».

Подобно тому, как строители утверждают, оставляют себя в построенном доме, так я оставлял себя в больных, которым удавалось помочь, в статьях, брошюрах, в докторах, которым преподавал, то есть старался как можно более щедро рассыпать себя вокруг себя, если вдруг суждено самому скоро умереть. А если при всем этом, думал я, грянет болезнь, то ведь я не сибаритствовал, а работал, жил честно и что успел, то успел, остальное от меня не зависит.

Вот и Вам советую опереться на эти простые, трезвые человеческие соображения. Говорят, если так прожить до старости и порядочно сделать, то умирать совсем не страшно. Знаете, Чарлз Дарвин был очень тревожный, ипохондрический человек. В 35 лет он составил уже завещание, полагая, что болен тяжелым сердечным заболеванием, и отвлекался от ипохондрии, главным образом, работой. В старости он написал: «Что касается меня самого, то я думаю, что поступил правильно, неуклонно занимаясь наукой и посвятив ей всю свою жизнь. Я не совершил какого-нибудь серьезного греха и не испытываю поэтому никаких угрызений совести, но я очень и очень часто сожалел о том, что не оказал больше непосредственного добра моим ближним». И вот перед смертью он сказал: «Я ни в малейшей степени не боюсь умереть».

Неврастения вернулась

Я не удивлен, что Вам снова плохо, так как видел Вашего мужа и говорил с ним, когда он приходил навестить Вас в клинику. Он и тогда был навеселе. Он, конечно, настоящий больной алкоголизмом.

В клинике здоровье Ваше основательно улучшилось, прежде всего потому, что выключились из домашней обстановки. За детей не беспокоились, так как отвезли их к матери. Муж продолжал, конечно, без Вас пьянствовать, но уже не мог гоняться за Вами по ночам с ножом, не будил детей, крича и защищаясь от чертей и других болезненных видений. Кроме того, в клинике Вы освободились от его пьяной ревности, потому что ревновал он Вас главным образом к Вашим клиентам, которые приносили в прачечную белье. Наконец, муж не мог в клинике Вас бить, отнимать у Вас деньги, и дети были сыты у бабушки.

Вы получили курс сеансов гипнотического сна с внушением душевной свежести, бодрости. Слабость, раздражительность, головные боли, сердцебиения, бессонница постепенно ушли от Вас. Вы гуляли по парку, ухаживали за рыбками в аквариуме, научились у нас вязать, впервые прочли «Анну Каренину», после чего захотелось читать всю жизнь, каждый вечер. Муж обещал начать лечиться от водки, как только вернетесь домой, даже плакал однажды на свидании с Вами, говорил, что соскучился. У Вас разгладились морщины, засветились глаза, Вы совершенно перестали плакать, спали полную ночь, выписались почти здоровой.

Но муж в первый же Ваш вечер дома при детях напился, избил Вас, отобрал деньги, полученные по больничному листу, всю ночь ругался, не давал спать и наутро о лечении от алкоголизма не хотел слушать. В результате Ваша неврастения вернулась — снова весь день плачете, раздражаетесь на детей и нет сна.

Одни реагируют на тяжелые жизненные неприятности истерическим параличом или рвотой и т. д., другие — навязчивыми страхами, а Вы — раздражительной слабостью и головными болями.

И вот возникло трудное положение. Лечиться амбулаторно Ваш муж не желает, да и в таком запущенном случае вряд ли что амбулаторно получится. В больницу он тоже не хочет, потому что больничный лист с этой болезнью не оплачивают. Но давайте положим его в отделение для алкоголиков, которое организовано на заводе. Он будет лечиться и одновременно работать на этом заводе, получать зарплату. Если же не согласится лечь и в это отделение, то есть еще и принудительное лечение алкоголиков.

Алкоголизм мужа, родственника — жуткая беда, и я глубоко Вам сочувствую. Ваш муж, насколько я его успел понять, человек покладистый, добрый, но слабый, совершенно неспособный противостоять своим желаниям, в том числе, конечно, и теперешнему болезненному влечению к спиртному. Пьянствовать он, видимо, стал потому, что не был ни к чему серьезно привязан в жизни. Кроме того, работая грузчиком в мебельном магазине, встретился с подобными слабыми, духовно бедными людьми, которые бывали пьяны даже во время работы.

Не думайте, что лечение Вашего мужа закончится в больнице. Самое трудное будет — помочь ему после больницы жить трезвым среди прежних собутыльников. То есть надо будет подружиться с другой подобной семьей или двумя семьями, чтоб встречаться по воскресеньям, в праздники, интересно проводить время без вина. Например, летом ездить всем вместе на рыбалку или за грибами, зимой — на лыжах и т. д. Кроме того, наверно, ему необходимо будет перейти из мебельного магазина на работу в другое место, где уж никак нельзя быть пьяным во время работы Хорошо бы посоветовать ему какое-то интересное дело дома после работы, но об этом уж после.