Татьяна Осоргина
Страницы:
1
2
3
4
5
Здравствуйте, Иван Николаевич! С такой просьбой обращаюсь — не посмотрите ли мою подругу? Думаю, что серьёзного там ничего нет, так как внешне Аня цветёт и пахнет. Но Но Анька напугана — аж трясётся. Я ей дам Ваш телефон? За последнюю неделю я ей столько про Вас порассказывала! Только не вздумайте говорить, что всё это преувеличение — нашей семье всё равно с Вами не рассчитаться никогда за всё, что Вы сделали. Так посмотрите, не откажете? Надежда. * * * *Иван Николаевич, спасибо большое!Анька вчера прибежала ко мне такая счастливая — аж с бутылкой шампанского. Говорит, давно с ней никто так Ну, я ж знала, к кому посылать. Сейчас редко у кого так получается: и не сюсюкать, и не напугать. Я помню, что оба раза, как вы приходили к нам, — А когда с Иринкой приключилось воспаление лёгких, знаете, как разахалась тогда наша участковая докторша, которая до того всё уверяла, что «в лёгких чисто»? Когда она утром прибежала, и сразу поняла, что дело плохо, — она прикинулась, что Иришку едва ли не в первый раз видит: — Как у вас за ночь ребёнок потяжелел! Надо вызывать санавицию. Если успеем. Иринка лежит, еле дышит, грудь болит — и её сейчас возьмут, и тоже — Звони Ивану Николаевичу! — это уже мама на грани паники. А потом вы и наша участковая были в комнате одновременно. Тихий разговор — двух врачей — не для наших ушей. — Почему девочка ещё здесь, а не в больнице? — вы. — Родители отказываются. — В какой дозе вы назначили...? Вы считаете, что этого достаточно? Сейчас, подождите... И уже в коридоре, торопясь, вы, с улыбкой, почти виноватой, что приходится говорить такое: — Двухстороннее воспаление легких. Тяжёлое. Лекарства привезли сами. Из табуретки и лыжной палки в несколько секунд соорудили капельницу. Наша докторша только ахала, слушая хруст ампул, щурясь, читая названия на них, пустых уже, бросаемых в лоток. — Боже, какой он смелый!... Эти несколько дней сейчас слились в памяти. Мы просто ловили каждый Иринкин вздох. Едва ей стало лучше, вы отвезли её в свою хирургию, где сделали снимок, взяли кровь и подтвердили: и диагноз, и тяжесть болезни. Это я не напоминаю, просто этого никогда не забуду. И никогда не смогу хоть немного вас отблагодарить. А теперь и за Аньку — спасибо Вам! * * * *Иван Николаевич, а я думала, Вы больше не откликнетесь... А Вы просто были в отпуске... Нет, не былоОсень только начинается, но уже мало осталось красивого. Дальше потянется она — голая, тоскливая, нудная — с дождями, и дождями со снегом. А пока горит такой «рябиновый вечер», помните песню Вики Цыгановой? И закат горит тоже — и такое смешение цветов в небе: золотых листьев, и алых кистей, и уходящего солнца... А в саду ещё тепло — может, это последнее тепло. И город наш сейчас, как комната. Завтра дверь в неё будет открыта — с порывом ледяного ветра. Но пока ещё притихли и благоухают флоксы, и роскошь георгинов, астр... Напишете, как Вы съездили? «Был на юге» — это где? Мне море снится... Анька, которая недавно вернулась из Абхазии, говорит что тем, кто часто видит море, оно на фиг не нужно. «Моё» море — это крымское Рыбачье, бог знает, что стало с ним сейчас! Говорят, понастроили на берегу домики для сдачи туристам, без удобств, так что всё течёт в воду... А тогда, в середине восьмидесятых, когда мы приехали в первый раз, это было... ну просто не бывает на земле так хорошо, и всё. «Потому что нельзя быть на свете красивой такой» — Анька говорит, что это настоящая песня маньяка. Вчитайтесь в слова. Жильё, которое отец снял для нас, — было одно из худших. Плакат с правилами висел у входа. Под № 13 всем желали «счастливого отдыха». Комнаты напоминали гаражи — в пристройках, тесные, без окон... Но это всё было настолько второстепенно... Такого сумасшедше красивого моря я больше никогда не видела. Люди загорали непосредственно напротив посёлка. Стоило отойти метров двести — и галечный пляж был уже абсолютно пустынен. Над головой — сухие, почти без растительности, крымские горы, а море — прозрачное, как Байкал, полное водорослей и рыб, как аквариум. Водоросли были Потом подплывает отец — показывает наверх, всплываем, и он ехидненько так спрашивает: — Сколько времени? Оказывается, забыла и пошла в воду в часах, которые, естественно, тут же сдохли. Зелени в Рыбачьем мало, когда возвращаешься к нам, кажется, что здесь любой сад — это просто зелёные водопады, обвалы, ручьи и потоки зелени... Зато в Рыбачьем три открытых кинотеатра. И это тоже очень сильное ощущение. Сидишь под меркнущим светом, под загорающимися звёздами, скачет Назад идти по узкой тропке, в полной, абсолютной темноте, только море шумит с одной стороны... И все, кто на сеансе был, друг друга придерживают и подбадривают... Это вскоре после того, как утонул «Нахимов» — и думалось, как же им страшно было тонуть в таком чёрном море, в полном мраке. А когда я первый раз вышла замуж и на работе купила путёвки в Евпаторию, думалось, что будет так же хорошо — тем более, что мама про Евпаторию много говорила... Но Владимир Александрович ещё в поезде В Симферополе таксист сразу попросил: — Вы со мной, пожалуйста, разговаривайте. А то я на пути в Евпаторию всегда засыпаю. Такая дорога нудная! И верно — выжженная степь. Наш пансионат «Жемчужина» ещё год назад был пионерским лагерем. Ну как это объяснить... Балкон подвязан верёвками — чтоб не падал. В номере кровати стоят вместо ножек — на кирпичах. Про утюг кастелянша, оглядываясь как разведчик, проверяющий — нет ли хвоста, спрашивает: — А кто вам сказал, что он у меня есть? Видеомагнитофон в пансионате — вместо включения кнопки — работает от удара кулаком. Может, ещё от пинка ногой, но при мне не пробовали. Владимир Александрович с утра Это был для него такой общий наркоз, при котором весь отпуск я себя чувствовала свободной женщиной. Только радости от этого — ну никакой... Пляж маленький: песок и мутная вода, ни травинки, ни былинки — ни в воде, ни на суше. Одни пионеры с двух сторон. Я развлекалась, как могла. В первый день разбила крышку на унитазе, уронив на неё флакон с одеколоном, выбила кирпич Потом оказалось, что есть ещё одно хорошее развлечение: экскурсии. В шесть утра мимо пансионата проезжает автобус, забирает народ — и вечером привозит обратно. Пропускаешь и завтрак, и обед, и ужин, но зато впечатлений море. Два раза, к сожалению, поехала с мужем. Первый раз — до Алупки. Останавливались у Ласточкиного гнезда. Сверху, со скалы, где стоит этот маленький замок, видно — какая чистейшая внизу вода... В самом «Гнезде» ресторан, куда нас не пустили, мотивировав это тем, что на иностранцев мы не тянем, а для всех прочих — только мороженое на заднем дворе. Зато в Алупке конечной точкой был дегустационный зал, и вот там... Понятно, да? В группе же много детей, которые не пьют. И все их подносики с 10 рюмками вина, в том числе с «Белым мускатом красного камня», мадерой и прочим — остались. И Поздняков рвался их все допить! Так стыдно было! Выволакивала за руку, да так, чтобы не бросаться никому в глаза! А несколько месяцев спустя... Ну Вы можете представить, чтобы я, мастерски грохнув бутылку о мусоропровод, ШЛА НА ЧЕЛОВЕКА С «РОЗОЧКОЙ» И КРОВАВОЙ ЖАЖДОЙ УБИВСТВА В ГЛАЗАХ? БЫЛО!!! А Поздняков дрожал, как дешёвый фраер. Второй нашей совместной экскурсией был Севастополь. Миленький такой, комфортабельный пароходик «Янина», диснеевские мультики показывали в салоне... Смотришь их, всё хорошо, и вроде качки особой нет, а тебе вдруг становится ну так тошно жить... Смотришь, вот ещё человек подымается, и плетётся на палубу, и ещё один, и ещё... Кто сам идёт, кого ведут, а кого уже и несут... — Девушка, вам место уступить? Вы Мне единственный раз в жизни уступили место, и кажется, я этим воспользовалась, потому что в себя пришла и Севастополь — замечательный! Там везде продают кораллы. В бусах, серьгах, в ветках на подставке. Коралловый мир! Там танцуют дельфины — стоит девушкам в форме типа военной взмахнуть рукой. Можно подойти и посмотреть — дельфин стоит глубоко в воде, именно стоит, вертикально, как человек, и видит тебя оттуда, и ждёт мгновения прыжка... А самая лучшая экскурсия была в Бахчисарай. И без Позднякова! Там пыльные ханские ковры вековой древности. Продают пакетики с лавандой и розовое масло. Потом мы решили, что наша экскурсовод неумно пошутила, показав — А теперь поднимемся туда! Но оказалось — правда, и мы полезли. Это был древний город Вот как надо изучать археологию: пройти по этим узким улочкам, заглянуть в пещеры, где люди прятались от врагов, — и это всё становится настолько реальным, когда видишь — камни, сложенные для того, чтобы бросать их, если начнётся штурм. Он на огромной высоте — этот город, и когда подходишь к краю — ощущение, что летишь на самолёте — и облака у ног... А внизу — вырубленный в пещерах монастырь, ледяной родник, и высокий настоятель, в чёрной рясе, который стоял неподвижно и смотрел на нас, и был так живописен — подол рясы шёл чёрными волнами от ветра, и древние пещеры монастыря за его спиной, и ступени, которым десятки веков... А прощание с Евпаторией было в ресторане. Владимир Александрович И основной вопрос был мне: если не можешь головы поднять, то как же утром садиться в такси? Товарищ Поздняков сказал таксисту: — У меня жена вчера перепила. Таксист кивнул ему с сочувствием. Уже на вокзале Поздняков спросил: — У меня остались купоны: где здесь водку продают? А я не могу смотреть ни налево — там едят, ни направо — там жуют, ни даже вверх: там голуби В общем, вот такое ностальжи, и очень хочется на море. Не замучила я Вас слишком длинным письмом? ПРОДОЛЖЕНИЕ Страницы: 1 2 3 4 5 Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 5 сентября 2009 г. |