День первый
День второй
День третий
День четвёртый
Утро. Моросит мелкий дождь. На крыльце чёрными сфинксами лежат собаки.
Самое лучшее время, пока ещё тихо, и все спят, и нет гостей, и начинает шуметь вскипающий чайник.
— Сейчас я тебе фильм покажу о нашем театре, нашёл, наконец, кассету.
Включает. А звука почему-то нет. Только его голос рядом.
— Такой хороший конь был. Умер от язвы желудка. А это в Болгарии... Яркое зрелище мы сделали, — негромко, — не то, что вчера.
И не спросишь, где все эти люди сейчас? Почему их нет здесь?
При всей доброте — и не может иначе подойти к людям Кантемиров — он даёт им полную свободу.
Нельзя привязываться так, чтобы разлучиться было трудно.
Обманутое ли это многократно доверие: не привязываться — чтобы защититься от боли? Привычное ли — что жизнь — и не только артистическая — разводит, разносит в разные стороны людей, и вместе быть можно только недолго? Или истинно евангельское — не я волен в человеке, а Господь.
Тебе рады, но ты полностью свободен — прийти, уйти...
— Смотри. Царь Колхиды выдаёт замуж дочь. Стекаются претенденты, происходят разные безобразия. Я о Скифии хотел спектакль сделать, но для выступления нам предложили Абхазию, дали место в Гаграх. И мы помогли абхазцам воскресить дух их предков.
Похоже на захватывающий фильм, который идёт перед твоими глазами. Фильм, который снимают без дублей, без режиссёрского: «Стоп!»
Фильм из детства, как умели французы, итальянцы снимать, где «плащ и шпага», где такие герои, что всю жизнь они потом — с тобой. Признаться в этом стесняешься, но в трудную минуту вспоминаешь — их.
— А придумывали всё — вы? Или ваши артисты тоже?
— Они тоже и придумывали, и старались. Это — «дикая лошадь», я научил делать так, чтобы конь казался необъезженным, подбрасывал всадника.
А вот, гляди, ребёнок — малыш совсем — стоит, не боясь, во весь крохотный рост на каскадёрских плечах.
— Смотри-смотри, конь со мной целуется, — и совсем тихо:
— Детки мои, поумирали...
Вспоминает не столько моменты спектакля, сколько для себя главное — людей и лошадей.
— Это мой ученик, он сейчас в ЮАР.
— А этого коня нам Будённый подарил. Эдельвейс, Эдинька... Какие лошади были... А нас, за это за всё, за красоту эту, — выгнали из павильона в Сокольниках. Ой, намыкались мы...
Рассказывая, объясняя, то и дело на экран взглядывая, он меж тем ставит варить бульон — домашним.
— В Германии от нас огромную прибыль получила мэрия. Умоляли у них задержаться, но у нас ведь контракт. Сорок лошадей у театра было, потом начали потихоньку распродавать... от сердца отрывали.
Я тогда был полон сил, горел, сам всё делал. А сейчас начинаю уставать, — и тихо, от всей души, так не по-осетински, так по-русски, ;— Нахлеба-а-ался.
И тут же:
— О, Юрочка! Выспался?
У Юры мрачный вид:
— Нам коня под окна поставили ржачного. В смысле, который ржёт.
— О-о, — искренне сочувствуя, сожалея, что так вышло, — Юрочка, чайник готов, тосты готовы, Лену буди. Мне там доделать надо.
В мастерской тихо сижу на стуле за его спиной.
— Мухтарбек Алибекович, а вы от этой работы не устаёте?
— Не устаю, — он смотрит поверх очков. — Чувствую себя кормильцем, нужным человеком. Ну что ты, Асенька? Папина ласточка, стесняется приласкаться.
Нежный запах детского крема.
Держит в ладонях готовую икону.
— Чудный лик у Казанской... на нашу маму похожа. В этом году столько хороших людей привёл Всевышний.
И, придвигая другую работу:
— Кнутом ещё надо заняться. Конец мне не нравится, надо переделать, чтобы идеально было.
Мягко светит лампа. Бегут по лицу слёзы. Завтра всего этого не будет. Наташа не пронесёт мимо полную — и белая пена сверху — кастрюлю козьего молока. Не улыбнется светло Юлечка, не пролетит мимо Лена, вцепившаяся в колесницу. Не зазвучит небрежный, неторопливый голос Юры, от которого сразу весело.
Наверное, каждому приходящему сюда, в конце концов, хочется сказать:
— Одомашните меня, пожалуйста...
Господи, пусть у них у всех всё будет хорошо! Чтобы, как задумано, появились и манеж, и боулинги, и фитнес-клубы... Но когда всё это осуществится, пусть сохранится этот маленький тёплый мир.
И пусть придут в театр такие артисты, чтобы не делать Мухтарбеку «всё за всех», чтобы — как знамя подхватили, и делали сами (его любимое слово) «достойно». Чтобы он, как камертон — лишь душу театра настраивал.
Ведь творчество — это такое напряжение: ума, внутреннего слуха, всех сил, что после — ощущение, сходное с донорством. Как кровь сдавал, да хорошую дозу.
— Ну, идём метать?
На улице холодно. Ася скачет и всем своим видом требует бросить ей палку.
Мухтарбек встаёт у щита.
Сегодня он бросает чётко в сторону. Будто не ножи мечет, а отбрасывает от себя что-то. Так же перед тем, на несколько мгновений сосредоточившись, в сторону мишени не глядя, лишь прислушиваясь к внутреннему ощущенью пространства, того — как метнуть надо.
Мишень изорвана ножами в клочья. Он меняет её на более маленькую.
Собаки, не боясь, доверяя ему, сидят у щита. Они заглядывают ему в лицо — и тщетно он пытается отогнать их.
— Спецназ за зверские методы, а ведь это тонкое дело — мишень, нож. Им бы быстрее «вырубить» врага — хоть тупым концом... Это..., — он ищет слово — это не искусство...
Ася оступилась и спешит пожаловаться на судьбу.
— Хромуленька моя, подвернула лапочку...
Кладёт ножи и бережно ощупывает её лапу.
Вернувшись к себе в комнату, в первую очередь поднимает крышку кастрюли.
— Ах, какой у вас бульон будет, «господа офицеры»...
Моё время здесь истекает. Осталось несколько часов.
— Давай про театр досмотрим. Вдруг звук появится?
А вот фигу, тётенька, тебе. Звук не появляется. Зато к нам присоединяется проснувшаяся Юлечка, которая сходу узнаёт лошадей. Тех, что для меня просто белые, гнедые...
— Это Осман, это Эмирчик мой...
— Костя, — говорит Мухтарбек, когда на экране возникает белокурый богатырь. — Ему на спину клали камень и разбивали его. Иногда попадался тяжёлый, не поддавался. Били по десять раз — он терпел. Разрубал мечом яблоко, лежащее у партнёрши на животе. В Швейцарии в него влюбилась девушка — сюда, к нам, к нему приезжала, туда его приглашала. Конечно, её можно понять — красавец, богатырь...
А этого коня у нас взяли, как производителя, он был уже старенький и его замучили, уроды...
Смотрите, сейчас Костю со всего размаха будут бить палками.
— Подпилили..., — говорит кто-то из нас.
— Нет, я свидетель, — сразу защищая. — Слышите, в зале кричат: «Больно же»!
И, вспоминая по ассоциации:
— Был звонок из еврейской общины. Там собирались чествовать Гусмана. И пригласили меня. Предупредили:
— Только он не знает, что будете вы... Не проговоритесь. Это ему сюрприз.
Когда торжество достигло разгара, ему как бы невзначай напомнили:
— А вот у вас партнёр был...
— О да! — и он как начал говорить, какой я хороший — так что я, ему невидимый, стоял и краснел. А потом открыли дверь, и я вошёл.
— Майкл, — спрашивает он, — куда тебя спрятали? Ты всё слышал?
По сценарию мне надо было у него огурец кнутом выбить изо рта. Места там мало. Я арапником работаю — а он голову старается отвернуть.
— Не волнуйся, — говорю, — Юлик, я осторожно.
— А когда вы бьёте кнутом — рядом с человеком, и его не касаясь — правда, так можно?
— Да-а, — он почти нежен к кнуту.
— Мне говорили потом — зачем, мол, пошёл на еврейский праздник?
Но я им сказал:
— Я не еврей, однако мои предки воевали в союзе с хазарами, а там иудейство было. И партнёры мои... У Ольги фамилия — Миллер, так что ей сам Бог велел. Костя Никитенко — украинец. Но мы проведём небольшую операцию, и он станет нашим человеком.
Мне сказали потом, что я так хорошо вёл праздник — как тамада.
— А это Дом кино... Двадцать лет фильму «Не бойся, я с тобой». Я метал там топоры. И когда бросил последний раз — топор пробил мишень.
Мухтарбек собирается. Ему пора на процедуры. К массажисту с Лубянки.
Знакомый довезёт нас до метро, где дороги разойдутся. Мне с пересадкой — на Казанский вокзал, ему — ехать дальше.
В последний раз обнимаемся с Наташей. И: «Позвольте вашу лапу, Асенька! Пока, Игорёк... Юра с Леной, я напишу!»
В метро — усталый человек дремлет, опустив на грудь голову. Трясётся вагон, над головой нависают люди. Он отдыхает для того, чтобы минуты спустя снова начать отдавать себя, делиться своим теплом.
...Дни идут, но стоит закрыть глаза, и перед глазами, как самое дорогое, как то, о чём можно детям и внукам рассказывать, — зелёная поляна у дома, и высокий седой человек в светлом, и вьющиеся у его ног собаки.
И тому, кто идёт сюда, — тихо, чтобы Мухтарбек не услышал, чтобы не смутить его:
— Сними обувь твою, ибо место, где ты стоишь...
День первый
День второй
День третий
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 27 ноября 2007 г.
Марина Мерникова. «ТЕАТР ЛОШАДИ»
Nov 20 2007
Имя: Наталия Антонова ;
Город, страна:Самара, Россия
Отзыв: Душевно! Чисто! Возвышенно!
Давно не читала
такого искреннего произведения. Сколько вложено души и сердца.
Спасибо
автору!
И новых творческих успехов!
Nov 10 2007
Имя: 00mN1ck
Город, страна:Осетия, Владикавказ
Отзыв: " - Когда папа женился, и создал
труппу, и родился сын, в двадцатые годы... Многие благородные осетины были к
тому времени уничтожены. Папа собрал несколько человек - кого мог, и увёз за
границу. Вывез цвет осетинской молодёжи, чтобы спасти. Десять человек... один в
один."
" Я читал Микояна. Он писал, что в 1913 году на Кавказе самая могучая
интеллигенция была у осетин."
это правда...еще из 250 тысячного
осетинского населения, русские в живых оставили 16 тысяч (это все до 20 века
успели сделать)
всех дзуары лагов, сказитилей расстреливали...
Nov 25 2007
Имя: Наталия Антонова
Город, страна: Самара, Россия
Отзыв: Продолжение не обмануло ожиданий.
Просто удивляет какой силой таланта нужно обладать, чтобы так проникновенно писать! Так чувствовать не только людей, но и лошадей.
Каждая новая глава, как потрясение и бесконечная нежность.
Огромное спасибо автору!
May 23 2008
Имя: Стрельцова Юлия
Город, страна: Москва, Россия
Отзыв: Добрый день, Татьяна!
Не могу передать словами, как это здорово, что Вам повезло побывать в этом замечательном месте и познакомиться с таким удивительным человеком, как Мухтарбек Кантемиров!
Изо всех сил Вам завидую (в хорошем смысле слова)!
Aug 07 2008
Имя: Жанна
Город, страна: Владикавказ
Отзыв: Спасибо Вам. Прочитала с интересом и удовольствием. Помню передачу Светы Абаевой. Спасибо Вам за внимание к нашим прославленным, но скромным землякам. Здесь их тоже все очень любят.
