Анна и Владимир поженились на последнем курсе исторического факультета.
Свадьба была студенческой — шумной и весёлой. Было много недорогого шампанского и не очень много закуски.
На следующий день началась их семейная жизнь. Поначалу хмельное вино влюблённости сильно кружило голову, и все проблемы быта и воспитания казались мелкими и незначительными. Оба мечтали о большом будущем.
Его кумиром был Наполеон. После окончания института Владимир надеялся защитить диссертацию и уже теперь постепенно собирал для будущего труда материалы.
Анна же интересовалась Египтом. Он просиживала до закрытия в читальном зале, выискивая любые сообщения о правлении Нитокрис — первой царицы-женщины, процарствовавшей двенадцать лет в конце шестой династии, о четырёхлетнем правлении Себек-Нефру-ра и особенно её интересовало всё о Хатшепсут, дочери Тутмоса 1.
Мудрая царица сменила завоевательную политику предшественников на мирное течение жизни. При ней истощённая войнами страна получила отдохновение.
Вместо военных походов были снаряжены морские экспедиции в страну Пунт.
Корабли возвратились нагруженные слоновой костью, живыми мирровыми деревьями в кадках и золотом.
С палубы спускались на землю Египта привезённые из путешествия обезьяны и собаки.
Строились прекрасные храмы. Только в одном храме Хатшепсут было более двухсот статуй, сфинксы располагались по обе стороны аллеи и дороги. Во дворе перед колоннадой были посажены привезённые из далёкой страны деревья. В искусственных прудах зеленели заросли папируса.
Но история давала возможность только для изучения и оценки деяния других... Анне же хотелось действовать самой.
Вскоре после защиты диплома, Анна сообщила ошарашенному мужу, что подала документы на экономический. И надеется закончить его экстерном, так как в её планы входит ещё и юридический факультет.
— Ты с ума сошла! — вырвалось у него.
Анна с улыбкой посмотрела в расширившиеся глаза мужа.
— И зачем это тебе?
— Для общего развития. Ты чем-то недоволен?
— А когда ты собираешься заниматься домом, семьёй? — спросил он.
— По мере возможности вместе с тобой.
Он ничего не ответил, только нахмурился.
Ночью им по-прежнему было хорошо вдвоём. Анна была у Владимира первой женщиной. Когда в самом начале их близости она принялась вытворять в постели черт-те знает что, он пыхтел и краснел, но в дальнейшем её игры пришлись ему по вкусу. И даже сердясь на неё и споря с ней, он с замиранием сердца вспоминал о ночной Анне. Стоило ей с улыбкой посмотреть на него, чмокнуть в щёку и протянуть лениво, — ах, ты мой сладкий, — как самый хмурый день оказывался для него до краёв наполненным солнцем.
Однако Анна всё больше и больше времени отдавала своим занятиям. Она была уверена, что строит свою жизнь и фундамент должен быть прочным.
Их маленькие недоразумения и неприятности укрупнялись с каждым днём. По крайней мере, в глазах Владимира они превращались в горы.
Да и Анну, которая поначалу ни на что не обращала внимания, стали постепенно раздражать привычки мужа.
— Ты опять разбросал свою одежду по всей квартире, — произносила она, придя домой усталая.
— А когда в нашей семье будет нормальный ужин? — отвечал он ей.
— Ты пришёл раньше и мог бы приготовить.
— Кухней должна заниматься женщина!
— Что за бред?! — она хлопала дверью в ванной.
А выйдя оттуда через несколько минут, спрашивала, — почему у нас опять воняет дохлыми мышами?
— Это носки, — бросал он небрежно.
— Знаю, что носки! Почему ты их не выстирал?
— Стиркой всегда занималась мама.
— Ну так сложи их в узелок и отнеси ей!
Анна отрезала кусок хлеба, высыпала из сумки яблоки и садилась за конспекты.
Владимир в ярости уходил ужинать к матери. Пару раз он вообще не ночевал дома в надежде, что Анна станет беспокоиться и искать его.
Ничего подобного! Когда он возвращался, она бросала спокойно, — мог бы предупредить, что ночевать не будешь, а то я дверь до двенадцати не закрывала на задвижку.
— Тебя не интересует, где я был?
— Нет. Ты ведёшь себя, как ребёнок. Пора взрослеть. На плите суп, кофе сваришь сам. Когда приду не знаю. Ну, пока, — и она исчезала за дверью.
Проходил день за днём. Владимир таскал матери грязное бельё, ни за что не желая справляться с ним сам, да и ел он чаще всего у неё.
— Почему бы тебе не испечь пирог? — спрашивал он у Анны.
— Ты хочешь пирога? Возьми деньги и купи в кулинарии.
— Но я хочу домашнего.
— Тогда испеки сам. У меня нет ни времени, ни желания тратить свою жизнь на стояние возле плиты. Кстати, я приношу денег домой гораздо больше, чем ты.
Владимиру показалось, что его ударили ломом по голове.
— Наполеон был прав! Тысячу раз прав! — закричал он, — вышвырнул де Сталь из Парижа. Женщина, вообразившая себя умной — это стихийное бедствие!
Анна прищурила глаза.
— Твой закомплексованный коротышка был глубоко несчастен. А Сталь была одной из самых умных женщин Европы. И вместо того, чтобы брызгать слюной, займись лучше своей диссертацией. Если тебе трудно, я могу помочь. Но не устраивай мне истерик.
— Я ненавижу тебя! — заорал Владимир, — ненавижу! Ты испортила мне жизнь! Ты разбила мои мечты!
— Ещё скажи, что ты отдал мне свою молодость.
— Да!!!
— Довольно, — бросила Анна, — остынь.
— Если бы не я, ты до сих пор бы ютилась в общежитии. Я создал тебе все условия. Я тебя любил! Любил! Слышишь ты?!
— Слышу, — Анна собрала конспекты, поднялась со стула, и стала, не спеша укладывать свои вещи в старый чемодан.
Он следил за ней неподвижным взглядом. А когда она перекинула через плечо сумку и подняла чемодан, он спросил, — что ты делаешь?
— Ухожу. Наши ссоры зашли слишком далеко. Видно, мы не подходим друг другу.
Она посмотрела на него и добавила, — прости, я не хотела портить тебе жизнь и разбивать твои мечты. Я думала, что мы любим друг друга и что ты современный мужчина. Извини и прощай.
Она ушла, и он не бросился ей вслед. Только на следующее утро он понял, что ему не хватает Анны.
Владимир поспешил к матери, и она успокоила сына, — вернётся, куда она денется.
Но Анна не вернулась, ни через день, ни через неделю.
Через месяц он пришёл к ней сам, предварительно выяснив, что живёт она у подруги.
Они стояли в тесной прихожей, и Владимир пытался объяснить Анне, что она не права. А она молчала и на губах её блуждала странная непонятная улыбка.
— Мы начнём всё с начала, — говорил Владимир, — я всё тебе прощу.
— Нет.
— Что нет?
— Я не хочу тратить свою жизнь на избалованного мальчишку.
— Ты не можешь так говорить! Моя мать...
— Оставим твою мать в покое. Между нами всё кончено. У меня своя жизнь, у тебя своя. Строй её, пожалуйста, как считаешь нужным.
— Анна!
— Володя, иди домой. Наши разговоры ни к чему не приведут. Я уже всё решила.
— Наполеон был прав! — воскликнул он в отчаянии.
Анна улыбнулась. — Иди, Володя, иди.
— Но почему? Объясни хотя бы, почему? — он посмотрел ей в лицо.
— Всё очень просто, — вздохнула она, — я хочу видеть корону на своей собственной голове, а не тратить свою жизнь на водружение короны на голову мужа.
— Значит, так?! — задохнулся он.
— Да, так, — прозвучал её ровный голос.
— Ты ещё пожалеешь! — в сердцах бросил он.
Анна пожала плечами и закрыла за ним дверь.
...В отместку Анне, через три дня после развода он женился на своей соседке — премилой девушке.
Юная красавица с превеликим удовольствием начала вить семейное гнёздышко. Мать полностью одобряла новый выбор сына. Теперешняя невестка была не чета прежней. Всё у неё спорилось в руках — и шьёт, и вяжет, и готовит — пальчики оближешь, а какая в доме чистота!
Через год родился сын, ещё через год дочь и снова сын.
Мало-помалу обставили квартиру, купили дачу.
Жена сама обшивала и обвязывала всю семью, а теперь ещё и варенье, соленья со своего огорода.
Владимир порозовел, округлился, появились первые залысины. Время-то идёт. Вот уже и старший сын женился, дочь вышла замуж. Появились внуки.
Как-то раз они возвращались с дачи. В электричке жара, дышать нечем. Они оба с женой взмокли. А тут ещё корзины тяжеленные руки тянут. Внуки устали от жары, раскапризничались.
— Дедушка, купи лимонад. Ну, купи, — дёргал Владимира за руку мальчик.
— Володя, да купи ты ему, пусть успокоится, — жена сунула в мокрую ладонь Владимира смятую десятку, и он направился к коммерческому киоску.
Внезапно его путь пересекла длинноногая, элегантно одетая дама. Её рыжие волосы золотым пламенем сверкали на солнце. В руках она держала запотевшую бутылку нарзана.
— Анна! — вырвалось у Владимира невольно.
Дама замедлила шаг, повернула голову, остановилась, пристально вгляделась в его лицо, — простите... — прозвучал такой родной, такой милый голос, — я не припоминаю... Мы знакомы? — в её зелёных глазах стоял вопрос.
— Ты ничуть не изменилась, — произнёс он с грустью, — может быть, стала ещё красивей. Значит, не признаёшь? — он смотрел ей в лицо и тихо улыбался.
— Ну, не знаю... Я приезжала к вам на предприятие?
— Нет, — он покачал головой.
— Я навещала вас в больнице? Помогала с жильём?
— Нет, нет, нет, Анна, — его глаза ещё больше погрустнели.
— Тогда не помню. Простите, — она всё ещё разглядывала его, старательно припоминая...
— Я был вашим мужем! — почему-то перешёл он на «вы».
— Владимир?! — недоверчиво воскликнула она, — не может быть!
— Может, Анечка, очень даже может, — от смущения он перешёл на игривый тон.
— А это моя жена, Маечка, — он кивнул в сторону супруги, и та приблизилась к ним, ведя за собой внуков.
— Очень приятно, — кивнула ей Анна.
— А это наши внуки, — он улыбнулся, обнажая в широкой улыбке вставные зубы.
Анна посмотрела на детей и ничего не сказала.
— А мы с дачи. Живём хорошо. Всё у нас есть, — зачем-то сообщил Владимир.
Анна молча вглядывалась в забытые черты бывшего мужа.
— А у тебя есть внуки? — спросил Владимир.
— Внуков ещё нет, не успела, — улыбнулась Анна. — Только сын. Работа занимает много времени.
— Вы, наверное, секретаршей работаете, одеты уж больно ярко? — спросила жена Владимира.
— Да нет, я возглавляю нефтяную компанию. А сейчас мы из отпуска возвращаемся. Отдыхали в Эмиратах. Там чудесное море. Тихо, спокойно.
И только тут Владимир увидел сверкающий на солнце «Феррари».
Рядом с автомобилем стоял роскошный брюнет с блестящими голубыми глазами.
— Это мой муж Никита. А в салоне сын — Серёжа. Ему одиннадцать лет.
Владимир впился глазами в мальчика. Он был точной копией своего отца, и только волевой подбородок и упрямые губы говорили о том, что его матерью была Анна.
— Ты счастлива? — неожиданно спросил Владимир.
— Конечно, — ответила Анна, — я достигла всего, чего хотела, и даже больше. Мне интересно жить. Надеюсь, ты тоже счастлив?
Он ничего не ответил.
— А как твоя диссертация? Ты преподаёшь в вузе?
— Нет, в школе. А диссертация никак.
— Но почему, Владимир? — в её голосе послышалось сожаление.
— Так уж получилось, — пожал он плечами, — не вышел из меня Наполеон, — сорвалось с его губ с нескрываемой горечью.
— Но думаю, что в твоей жизни и без диссертации всё не так уж плохо. Пока! — она просто не знала, что ещё сказать ему.
Анна направилась к машине. Мужчина взял у неё из рук бутылку нарзана и открыл дверь автомобиля.
«Феррари» сорвался с места и исчез из виду.
А Владимир всё ещё стоял и смотрел ему вослед.
В его голове отчётливо прозвучали слова Анны, сказанные ей когда-то в молодости:
— Я хочу видеть корону на собственной голове, а не тратить свою жизнь на водружение короны на голову мужа.
— Она добилась своего, — думал Владимир. — Корона на её голове. Если бы я остался с Анной, то сидел бы сейчас за рулём «Феррари».
— Идём, — жена тронула его за рукав, — на автобус опоздаем. Поднимай корзины.
И они вчетвером побрели по раскалённой мостовой к автобусной остановке.
Иллюстрации — фотографии храма Хатшепсут в Египте.
Другие рассказы Наталии Антоновой из цикла «ЖЕНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ»:
Анна же интересовалась Египтом. Он просиживала до закрытия в читальном зале, выискивая любые сообщения о правлении Нитокрис — первой царицы-женщины, процарствовавшей двенадцать лет в конце шестой династии, о четырёхлетнем правлении Себек-Нефру-ра и особенно её интересовало всё о Хатшепсут, дочери Тутмоса 1.
Ночью им по-прежнему было хорошо вдвоём. Анна была у Владимира первой женщиной. Когда в самом начале их близости она принялась вытворять в постели черт-те знает что, он пыхтел и краснел, но в дальнейшем её игры пришлись ему по вкусу. И даже сердясь на неё и споря с ней, он с замиранием сердца вспоминал о ночной Анне. Стоило ей с улыбкой посмотреть на него, чмокнуть в щёку и протянуть лениво, — ах, ты мой сладкий, — как самый хмурый день оказывался для него до краёв наполненным солнцем.
Через месяц он пришёл к ней сам, предварительно выяснив, что живёт она у подруги.
Анна молча вглядывалась в забытые черты бывшего мужа.