Осенняя тарантелла

     Осень в том году удивила всех своим ласковым, почти неземным теплом. Абсолютно не капризничала мелкими, затяжными дождями, не затевала игры в прятки с порывистыми, простуженными ветрами. Кружил головы осенний яркий пурпур, опьяняя горечью пышных осенних цветов, и, убаюкивая, манил в неизвестность. В осеннем вальсе под голубизной неба, затянутой тончайшей серебристой сеткой паутины, даже птичьи стаи неохотно и медленно собирались для отлёта в тёплые страны, их вполне устраивала эта осенняя благодать.
     Студенты, подобно птицам, также кучковались, шумели и галдели. Они были переполнены летними воспоминаниями. И Люка не была исключением. Её воспоминания были сравнимы разве что со страшным сном. Иногда ей казалось, что это произошло вовсе не с ней.
     Но, неподвластный капризным сюрпризам природы, учебный процесс медленно набирал обороты.
     В общежитие наша героиня попала в комнату с новыми жильцами. В этом году её соседями оказались всего лишь четверо девушек. Из бывших её близких знакомых туда попала только Сима Верстакова. Она поселилась со своей новоявленной подругой Шурой Рыжковой. Это была беспардонная, рыжеволосая девица, которой Сима буквально смотрела в рот и подчинялась каждому её желанию. Шурин эксклюзивный стиль одежды, грубоватая манера общения, курение в комнате, откровенные разговоры о мужском поле приводили Люкрецию просто в шок. А когда Люка узнала, что Шурыжка, как её называли близкие, уже тесно вошла в компанию, которая собиралась в «Мудром Филине», и что она познакомилась с самим Линём, завсегдатаем кафешки, тут наша героиня и совсем cникла. Она почувствовала, что её борьба против Линя не закончилась, она скоро загорится вновь.
     Из новых жиличек в комнату поселились двое абсолютно незнакомых девушек с другого курса — Лиля Кабанова и Даша Мягкова. Лиля была маленького роста, с бюстом шестого размера, толстыми ляжками, чёрными длинными крашеными волосами, которые портила и делала грубоватым лицо химическая завивка. Она была с Украины, что подтверждал несколько мягко-гэкающий акцент. Например, слово отель (hotel) в Лилином варианте звучало, как «готель». Хоть Лиля и была на курс ниже, по возрасту являлась старше всех в комнате, так как год проработала, а потом ещё год отучилась на рабфаке, о чём часто любила вспоминать. Она была не в меру разговорчивой и всегда не к месту рассказывала свои поучительные истории. Лиля сразу попала под влияние Шурыжки. Она поняла, кто тут негласно верховодит, поэтому всегда старалась угодить новоявленной Симиной подруге, соглашалась с её мнением и потакала любым фантазиям.
     Даша Мягкова выглядела, как юноша-подросток, о чём свидетельствовали очень короткая стрижка тёмно-каштановых волос, хрупкость и угловатость. Она была чуть ниже среднего роста с необыкновенно большими, почти чёрными глазами. Даша была тихая, почти незаметная. Она постоянно где-то пропадала, а в общагу приходила только ночевать. О себе и своей жизни она почти ничего не рассказывала. Также была до приторности осторожной, тактичной, уступчивой, и по предположению Люки, наверное, чем-то обиженной или обделённой этой жизнью.
     Как студентам не хотелось учиться, так и лету не хотелось уступать свои позиции красавице-осени.
     В комнате часто собирались компании. Появлялись абсолютно новые лица, в том числе и мужского пола. Это были всевозможные знакомые Люкиных новых товарок с других курсов, факультетов, институтов, а зачастую и просто с улицы. Днём или после занятий компания новых друзей любила собираться в «Мудром Филине». Потом посиделки находили продолжение в комнате общаги, где проживала и Люка. Собирались каждый божий день, часто засиживались до ночи, ели, пили, играли в карты, пели песни под гитару и «а капелла», также ходили гулять по набережным.
     После посиделок лица мужского пола часто оставались и ночевать. Эти ночёвки скоро перетекли в так называемый «Соддом», к чему приложил свою руку и Линь, являясь их участником.
     Я надеюсь, что вы уже готовы к повествованию о новых приключениях Люкреции? Так слушайте.
     Где-то в середине сентября Люка пришла домой довольно-таки поздно. Она занималась в театральной студии института. В комнате «коромыслом» стоял дым, раздавались взрывы дикого и пьяного смеха, народ полусидел-полулежал на полу. Сквозь грязно-серую дымку Люка моментально почувствовала на себе презрительно-довольный, похотливый взгляд Линя. Он раскуривал, видимо уже не первый косяк, который потом пускал по кругу. Колечки почти невидимого дыма поднимались к потолку. Разило приторно-сладким ароматом. И Люка, а может, ей это только показалось, смогла различить фразу из полувидимых букв дыма: «Тебе со мной тягаться бесполезно, лучше смирись! Хе, хе, хе!»
Осенняя тарантелла

     После нудных и продолжительных упрашиваний присоединиться к компании, Люка ответила отказом. Выпив стакан холодного чая с бутербродом, и, взяв книжки с тетрадками, она ушла заниматься в учебную комнату, благо такая имелась в общаге. В это время там почти все места были заняты. И Люка не без труда втиснулась на единственное свободное место в середине последнего ряда и занялась «вгрызанием в гранит науки». Настроение было испорченным после встречи с бывшим противником. В её голове то и дело возникала картинка с пустыми и безумными лицами жиличек, а также их гостей в расслабленных позах среди окурков, пустых бутылок, грязных тарелок, мусора, помятых подушек и одеял. Вверху этой картинки витал ореол довольного и усмехающегося, всеми горячо любимого Линёва. Материал с трудом усваивался, как Люка ни пыталась сконцентрироваться. К тому же мучил вопрос, когда же все разойдутся, или это до утра? Постепенно её мысли стали путаться, а глаза начались слипаться. С трудом заставляя себя продолжить занятия, Люка смогла поработать только часа три. Далеко за полночь, сонная и уставшая, прижимая к себе книги с тетрадями, она попыталась войти к себе в комнату, там было уже тихо и темно, но было закрыто. Люка постучала. Ответа не последовало. Люка постучала ещё. Из соседней комнаты высунулась девушка и попросила не шуметь среди ночи. Тогда Люка поскреблась, что, к удивлению, сработало. И после третьей попытки дверь наконец-то открылась, и появился полураздетый Линь.
— Моя дорогая Дюймовочка, твоё спальное место сегодня по ту сторону двери! — проскрипел он и гнусаво засмеялся.
     Люка растерялась, но сил к противодействию и спору у неё не оказалось, как и видеть эту спящую в грязи разнузданную компанию.
     Уже был четвёртый час утра. Люка вернулась в учебку, села за стол возле окна и опять попыталась заниматься. Через полчаса, положив голову на сложенные руки, она задремала.
     Разбудил её шум хлопающих дверей и звук льющейся воды из умывальной комнаты. Начинался новый день, и студенты спешили на занятия. Люка беспрепятственно зашла в свою комнату, благо дверь была уже открыта и часть гостей покинула помещение. В комнате царил бардак. По внешнему виду и запаху она напоминала помойку. Никто не удосужился открыть форточку, чтобы проветрить. Её соседки по комнате мирно почивали на своих кроватях. У каждой, кроме Даши Мягковой, которая уже ушла на занятия, под боком посапывал кавалер. На Люкиной кровати развалился Линь. Он противно похрапывал и посвистывал. Его лицо имело бледно-зелёный цвет от чрезмерной дозы наркотиков, которыми он также не преминул угостить и гостей. Он лежал прямо в ботинках, пуская слюни на мамин подарок — вышитую розами наволочку. У девушки защемило сердце от увиденной картины. Она быстро собралась и побежала на занятия, оставив несколько минут на завтрак в институтском буфете. Голова болела и кружилась от недосыпания. Крепкий кофе и омлет привели её в себя. Наша героиня решила дать себе время подумать о том, какие предпринять меры относительно своих жилищных условий, и не рубить сплеча. Она была одна против четверых и их шумной компании. А в одиночку бороться тяжело. И Люка решила найти какой-нибудь другой выход, например, попроситься, чтоб её переселили в другую комнату, или присмотреть на месяц место в санатории-профилактории института. Может, эти страсти улягутся, и общежитская жизнь войдёт в колею? Но что-то подсказывало ей, что это надолго, если не навсегда, так как там верховодил Линёв. Снимать комнату Люка не могла, за неимением достаточных средств. Родственники также не располагали лишними метрами, тем более тётка постоянно болела. Если так и дальше пойдёт, то и из института недолго вылететь. Каждому человеку, а тем более студенту очного отделения, нужен нормальный отдых, сон, питание, которые напрямую связаны с окружением. Короче говоря, девушка углубилась в тактические просчёты этого вопроса, не забывая одновременно подумать и о тяжёлой артиллерии.
     После разговора с председателем студсовета 31-летней Надеждой Дубовой, Люка расстроилась. Было ясно, что общежитие полностью укомплектовано, а многие комнаты и просто перенаселены. По словам Надежды, даже в двенадцатиместных не было свободного угла. Председатель студсовета вяло согласилась походить и поспрашивать относительно переселения. Люка поняла, что толку от этого будет мало. Надежде лишь стоило просто поставить будущих хозяев перед фактом относительно подселения девушки. Она имела на это право, но, к сожалению, была больше зациклена на ловле московского жениха, так как возраст поджимал, а также на зубрёжке в силу своего умственного развития. Сама Люкреция стеснялась проситься к малознакомым, а также к первокурсникам. Положительный результат в таких случаях зависел от председателя студсовета и коменданта. А Дубова лишь посоветовала набраться терпения, вдруг всё уляжется? От коменданта также было нереально дождаться помощи. Анатолий Петрович Дмитриенко вообще появлялся на работе ночью. Он просто отсыпался в своей комнате, которая находилась в подвальном помещении. А днём он подрабатывал в другом месте. Подвернулась неплохая халтурка. Все свои обязанности он переложил на Надежду. К тому же он здорово поддавал. И найти его в трезвом состоянии было просто нельзя. Пробовала Люка попасть и в институтский профилакторий. Но для получения путёвки студенты записывались ещё с прошлого мая. И большей частью туда попадали исключительно по блату, чего девушка не имела. Так и пришлось ей продолжать мучиться.
     Но решительные действия не заставили долго себя ждать. После той бессонной ночи, Люке удалось спокойно переночевать в комнате всего лишь раза два в течение следующей недели. По ночам она опять ютилась в учебке. А ситуация почти не изменилась. Единственная перемена состояла в том, что теперь у них в комнате постоянно проживали-ночевали два молодых человека с исторического факультета университета — Жека Удальцов и Сергей Уваров. Последний из которых был Рыцарем Сердца Шуры, а первый был его Санчо Пансой. Их общежитие находилось на другом конце города и, с их слов, им «в лом» было каждый день мотаться в гости. Заходя по утрам в комнату, Люка видела голову одного под одеялом Шурыжки, а второго то у Симы, то у Лили. Только Даша была вне этих спариваний. Она появлялась глубокой ночью, а уходила ранним утром, часто гостила у родственников, где и ночевала. Она была тише травы и сама любезность, и незаметно приспособилась к положению вещей.
Осенняя тарантелла

     В ночь с воскресенья на понедельник после почти бессонной недели, Люка осталась ночевать в комнате. Она уже не в силах была реагировать на шум и неожиданно для себя заснула. Спала девушка одетой поверх одеяла, укрытая только покрывалом. Её постель была испоганена временными гостями во время ночёвок. Бельё же меняли только раз в две недели. Среди ночи она почувствовала, что Жека пристраивается рядом. Люка проснулась и столкнула его на пол. Но Жека вошёл в азарт и продолжил попытки. Он решил сломить эту гордячку и показать ей, чего стоит. Завязалась возня. Все вдруг попросыпались и давали Жеке дельные советы, как лучше справиться с Люкой. Только из-под одеяла Шуры раздавались вздохи, ахи и шум порывистых движений двух потных тел. Они были заняты более интересным делом. И Рыцарь не имел возможности прийти советом на помощь своему Санчо Панса. Люка ободрала ногу об острый железный угол кровати, где была сломана спинка от постоянных ночёвок незваных гостей. Рана стала кровоточить. Это, как вампира, ещё больше возбудило Жеку. Люка решила схитрить. Она сказала, что согласна доставить ему удовольствие, но для этого надо разобрать постель и раздеться. Зрители зааплодировали, с нетерпением дожидаясь финала. Даже Шурыжка с Андреем высунулись из своей норы, боясь упустить интересный момент. Жека пытался разобрать постель, одновременно не выпуская руку Люки. Наша героиня собрав все свои силы, от души двинула его ногой по яйцам. Молодой человек, не ожидая такого подвоха, согнулся от боли и выпустил её руку. А Люка, не растерявшись, вырвалась и выбежала за дверь. Её трясло, она бежала вниз по лестнице, не зная, что делать и куда податься. Общежитие на ночь было закрыто. На первом этаже в каморке спал вахтёр, свет был потушен и дверь закрыта на ключ изнутри. Присев на подоконник и немного отдышавшись, Люка наконец-то приняла трезвое решение. Она решила обратиться за помощью к тётке. До рассвета оставалось часа три. Пришлось провести остаток ночи на подоконнике. В районе шести утра вахтёр проснулся, и Люка попросила разрешение воспользоваться для звонка его телефоном. Вахтёр, кряхтя, уступил, намекая, чтобы недолго. Всё-таки он был при исполнении. Люка набрала номер, долго никто не подходил. Наконец на том конце раздался сонный голос тётки. Не найдя, что бы такое поразумнее придумать, для сокрытия пикантности ситуации, так как вахтёр, видя её взволнованное лицо, весь обратился в слух, Люка на ходу сочинила нелепую, но убедительную историю. Срывающимся голосом она поведала тётке, что её комната кишмя кишит тараканами, ну просто яблоку упасть негде, и что никто не принимает активных мер, и ситуация просто критическая, и требуется её незамедлительная помощь. Если она не вмешается, то Люка ни за что не отвечает. Что удивительно, тётка поверила. Она не вдавалась в подробности этой нелепицы, но её насторожил Люкин срывающийся и вибрирующий голос. Она просто почувствовала, что должна вмешаться. Сказав, что подъедет примерно через час, родственница повесила трубку. А Люка осталась ждать её, дрожа от утренней прохлады и нервного перенапряжения. Вахтёр усмехнулся в седые усы и стал заваривать чай, думая о том, каких только приключений не случается в студенческой жизни.
     Тётка приехала быстрее, чем предполагала Люка. Они поднялись на пролёт выше, и Люка поведала ей о том, что случилось на самом деле. Несмотря на то, что женщина была в сильном шоке, она взяла ситуацию в свои руки и предложила навестить коменданта и председателя студсовета, а потом уже в полном составе провести рейд по комнатам, конечной целью которого должно быть посещение Люкиной комнаты. Тётка решила не говорить, что конкретно случилось, ей не хотелось вспугнуть временных квартирантов, а хотелось порадовать начальство сюрпризом. Пусть наконец-то и они воочию увидят весь тот бардак и беспредел, от которого страдает её племянница. Коменданта не могли добудиться примерно полчаса. Он, как всегда, был с похмелья и ничего не соображал, но, после короткого объяснения тётки о нарушениях норм проживания, медленно встал с кровати, где спал одетым, и молча поплёлся за тёткой и Люкой. По пути они захватили председателя студсовета Дубову, которая уже без слов поняла, что что-то случилось, и молча проследовала за ними.
     Как бы чисто случайно, тётка предложила посетить-проверить комнату номер 66, где жила Люка. На стук никто не ответил. Компания вошла без приглашения.
     Картина была не для слабонервных. Среди невменяемого бардака, как после «Варфоломеевской ночи», раздавалось милое, непринуждённое посапывание гостей и хозяев. Тётка подошла к Шурыжкиной кровати и затрясла за руку её кавалера.
— Доброе утро, — сказала она. — Пора вставать.
     Андрей испуганно дёрнулся и спрятался обратно под одеяло.
— Молодой человек, а что вы здесь делаете? — добавила она.
— Как что? — тупо ответил он. — Ночую.
— Извините. А кем вы приходитесь этой особе? — сощурившись, спросила она.
— Как кем? Я — муж, — немного испуганно добавил он.
— В таком случае покажите паспорт, — добавила родственница, полуобернувшись к коменданту и председателю студсовета. Те не знали, куда спрятать глаза, а у коменданта к тому же ещё покраснели и уши. Видимо, увиденная картинка задела и его за живое.
Надежда Дубова хмуро уставилась в окно.
— Пожалуйста, — промычал кавалер и засунул руку в карман брюк, откуда и извлёк потрёпанный документ. Тётка, даже не раскрывая, передала документ коменданту. Гражданин Дмитриенко раскрыл паспорт дрожащими руками и, молча вчитываясь, пытался, наверное, и в самом деле увидеть там чудо в виде штампа о регистрации брака.
     Тётка подошла к кровати Лили Кабановой и тронула за вихрастый чуб так и не проснувшегося от шума Жеку.
— А Вы, молодой человек, что здесь делаете? — задала она простой вопрос тому. В ответ ничего не понимающий Жека только недоумённо хлопал глазами, а потом отвернулся к стенке и сладко зачмокал, показывая, что он желает продолжить сон, прерванный посторонним вмешательством.
— Нет, нет, молодой человек, уже утро и пора вставать, — настаивала на своём тётка. Она забрала документ и у второго гостя, также передав его коменданту. Когда молодые люди очистили помещение, тётка с начальством продолжила разговор уже за дверью комнаты. О чём они говорили, стоит только догадываться. Потом родственница вернулась в комнату и во всеуслышание сказала Люке о том, что тараканы её больше никогда тревожить не будут, а в противном случае всё-таки придётся вызывать профессиональную бригаду для их травли и дезинфекции помещения. Тётка ловко оперировала той историей, которая была ей рассказана Люкой по телефону. Соседки по комнате ничего не поняли из их диалога, они были ещё в шоке, а глаза их светились ненавистью. Люка оделась и ушла на занятия. А тётка уехала домой.
     В этот день возвращаться домой ей было, если честно, немножечко страшно. Но Люка, заручившись поддержкой тётки, успокоилась, надеясь на скорый и благополучный исход ситуации. В её комнате сидели члены студсовета вместе с жиличками. Они пили чай, хотя запах, исходивший от стаканов, явно отдавал спиртным, курили, правда, в коридоре. При появлении Люки разговор умолк, но она поняла, что обсуждали её персону.
     В другую комнату её не переселили за неимением места. По общаге немедленно расползлась сплетня об этой истории. Она разрасталась, как снежный ком. Люка там была представлена доносчицей, паникёршей, последней мразью и чуть ли не врагом народа. Видите ли, она оказалась так бездушна, что донесла на бедных мальчиков, которые задержались и по разрешению всех членов комнаты остались переночевать. Что продолжалось перед этим на самом деле почти три недели, никто не знал, или не хотел знать, как и о том, почему Люка решилась на крайние меры. Общежитие разделилось на две половины. Первая осуждала её, вторая заступалась. Но, тем не менее, даже те, кто заступался, не протянули руку помощи. Всё было только на словах.
     На третий день собралось закрытое заседание совета общежития. На нём обсуждалось то, что произошло в комнате 66. Председатель студсовета получила выговор из деканата за неприменение мер по устранению распутства, пьянства и употребления наркотиков, так как тётка не только припугнула коменданта, а также написала официальное письмо в деканат на председателя студсовета. В письме указывалось, что председатель, многократно получая сигналы о нарушении правил общежития, отнеслась к ситуации «спустя рукава». На самом деле сама Надежда частенько принимала участие в тех бурных посиделках, как, впрочем, и другие члены студсовета. Дубова просто метала молнии по поводу выговора, хотя он не был занесён в её личное дело, но всё-таки мог подпортить её репутацию, как кандидата в члены партии.
     Короче, на этом заседании решалась судьба Люки. Было принято негласное решение всеми силами способствовать тому, чтобы выселить Люку из общежития и сделать так, чтобы это решение исходило от неё самой.
     Принимались предложения. Одно из них состояло в том, чтобы написать бумагу в деканат за многочисленными подписями о том, что Люка просто психически ненормальная. А ситуацию, где она могла себя в качестве таковой проявить, спровоцировать. Вносились предложения относительной такой ситуации. О чём они договорились, навсегда останется тайной, но бумага в деканат была составлена, оставалось осуществить задуманное и дать кляузе ход.
     В тот же вечер, когда Люка пришла домой, в комнате сидела тёплая компания. Там присутствовал и зампредседателя студсовета Коля Уваров. В комнате плавало сизое облако дыма. Все курили. Нас столе стояла почти пустая бутылка портвейна. На Люку никто не обращал внимания. Студенты были увлечены шумной беседой. От увиденной картинки Люку просто перекосило. Но она решила ничем не выдавать своё состояние, силы ей ещё ой как были нужны. Ничего не сказав и собрав книжки, она опять пошла заниматься в учебную комнату.
     Когда она вернулась назад около полуночи, компания оставалась на местах, к ней присоединился только Линь, который сидел, положив руку на плечо пьяному Коле. «Друг Общежития» беззастенчиво смалил беломорину, но комната насквозь пропахла запахом «травки».
     Никто не собирался расходиться. Люка, стиснув зубы, ничего не сказала. Она стала устраиваться на ночлег. Но очень хотелось пить, и она решила сделать себе чаю, для чего отошла в закуток, отгороженный под кухню. В это время послышался шум вытаскиваемой из-под её кровати коробки. Люка резко обернулась и чуть не столкнулась с шедшей ей навстречу Шурыжкой.
     То, что Люка увидела, привело её в трепет. Линь молча вытаскивал из коробки её новые зимние финские сапоги, за которыми она вчера простояла в очереди шесть часов, пропустив занятия в институте. Ей не в чем было ходить. И хотя сапоги она купила на два размера больше, так как её закончился, она была рада и этому, так как хорошие зимние сапоги были большим дефицитом в те годы, а также незаменимым подспорьем против холода и снега. Теперь её сапоги без разрешения оказались в руках Линя.
— Ой, какие ужасные лыжи ты купила! — проскрипел тот.
— Дай-ка сюда, — затараторила Лиля и, выхватив один сапог из рук наркомана, стала натягивать его на свою толстую ногу. Сзади зашлась от смеха Шурыжка. Она стояла возле кухонного столика, где Люка готовила себе чай, и таинственно улыбалась. Это было уже пределом всякой наглости.
— Отдай, — сказала героиня и бросилась к Лиле, пытаясь стащить сапог с её ноги.
— Всякий стыд потеряла? Как не стыдно брать чужое без спроса, — в сердцах добавила она.
     В ответ опять раздались довольные смешки, в чём наша героиня почувствовала какой-то подвох.
— На, подавись, кому нужны эти тупорылые лыжи, — засмеялась Лиля и перебросила сапог Шурыжке. Та просто просияла от восторга и перебросила сапог Симе, та Коле, а Коля Линю. Люка присела на кровать. Ещё немного, и выдержка бы покинула её. Она решила держаться до последнего, и стала считать в уме до ста, стараясь не зацикливаться на происходящем в комнате.
     Вдруг раздался скрипящий голос Линя: «Дюймовочка, а ты не боишься, что мы тебя сейчас надолго закроем в комнате, ты будешь стучаться, рваться из помещения, а мы в это время вызовем дяденек в белых халатах и тебя заберут в психушку?»
— Нет, не боюсь, — машинально ответила Люка, продолжая считать.
— А ты не боишься, что на выходе из-под арки общежития тебе на голову нечаянно упадёт кирпич? — добавил он.
— Нет, не боюсь, — ответила девушка, дошедшая уже до 77.
— Ты очень смелая, Дюймовочка, — гоготал он, перемигиваясь почему-то с Шурыжкой, продолжавшей стоять позади Люки.
     Досчитав до ста, наша героиня встала и взяла со стола уже остывший стакан чая. Её била нервная дрожь, и необходимо было прийти в себя. Люка выпила чай и прилегла на кровать, отвернувшись к стенке. В её голове зашумело, последней ясной мыслью было то, что Шурыжка, стоявшая сзади неё во время «волейбола» с сапогом, добавила в чай водку.
     Люка отключилась и забылась тяжёлым сном. А вокруг продолжалось веселье.
— У нас получилось, — слышалось ей откуда-то из «Преисподней», — теперь ей недолго осталось...
— Мы победили в борьбе за независимость! — вторило в ответ.
— Нет, дудки, рано вы празднуете победу, — мысленно отвечала им девушка.
     На следующее утро, когда она проснулась, в комнате никого не было. За столом сидела председатель студсовета Надежда Дубова и смотрела на неё изучающим взглядом.
— А ты почему не на занятиях? — спросила женщина. — Прогуливаешь?
     Люка с трудом встала с кровати. В её голове медленно всплыла картинка о том, что произошло ночью. Она спала прямо в одежде. Люка ничего не ответила и попыталась встать. Её повело.
— Эй, подожди-ка, а ты, оказывается, пьяная? — обрадовалась Надежда.
— У тебя губа не дура, на других доносишь, а сама тоже не промах, — засмеялась активистка и что-то стала записывать на листке. С трудом поднявшись и почувствовав тошноту, Люка выбежала из комнаты. Самопроизвольное очищение желудка продолжалась почти полчаса. Это было сильное отравление. Когда она вернулась в комнату, там никого уже не было. Люка снова легла и уже не вставала до вечера. Вечером в комнате снова имело место продолжение веселья. Но никто её в тот день уже не трогал. Сквозь чуткий сон она слышала нелестные отзывы в свой адрес.
     Через два дня её вызывали в деканат по поводу двух поступивших на неё жалоб, с многочисленными подписями, как о студентке, позорящей честь института своим недостойным поведением в советском общежитии. В жалобах говорилось о Люкином пьянстве, прогуле занятий, употреблении наркотиков. В доказательство последнего пункта был приведён случай с неким Лёней Линёвым, в основу которого были предоставлены сведения очевидцев об уже знакомой нам летней истории. Друзья и приверженцы использовали всё, чтобы очернить Люку, даже наплевали на авторитет своего предводителя и «друга». Также в жалобах акцентировалось внимание на том, что Люка страдает доносительством, истеричностью, жадностью и что с ней просто боятся жить в одной комнате. Одна жалоба была от студсовета общежития, а вторая непосредственно от гражданки Дубовой.
     Люка стала рассказывать всю правду о своих злоключениях замдекану — Нонне Васильевне Зубовой, но та и слушать её не захотела. В мозгу пожилой женщины высветилась картины двухлетней борьбы с Линёвым. Самой яркой из них была — больница, где Зубову спасали от инфаркта, до которого наркоман довёл её своими выходками. И хотя его давно исключили, Нонна его помнила, как облупленного.
     Через неделю замдекана всё-таки собрала заседание деканата, на котором присутствовали все очевидцы Люкиной истории, сама Люка, её тётка, комендант и члены студсовета общежития.
     Заседание проходило несколько часов. Нонна Васильевна и её коллеги беседовали со всеми вместе, а потом ещё и с каждым в отдельности.
     И ...Есть всё же Бог на свете!
     Люку не исключили, но поставили на вид. А относительно 66 комнаты было принято решение — расформировать при первой же возможности. Насчёт гостей был вынесен вердикт, что при попытке продолжения ночёвок, дебошей и проживания в Люкиной или других комнатах, они лишатся места в своём общежитии, а в случае дальнейших нарушений — будет оказано содействие их исключению из университета.
     Ура! Люка победила! Осталось ещё совсем немного терпения, и жизнь снова войдёт в привычную студенческую колею без этого «Соддома».
     Окончательное переселение произошло только через два месяца. И стоит только позавидовать ангельскому терпению девушки.
     В новый коллектив Люкрецию пригласила землячка Нина Плетнёва. Она с самого начала была на стороне Люки. И как только у неё в комнате освободилось место, после исключения из института одной из жиличек из-за неуспеваемости, Нина забрала туда нашу страдалицу. При полном присутствии всех новых соседок по комнате Нина сказала, показывая на Люку:
Осенняя тарантелла

— Если кто-нибудь, когда-нибудь хоть пальцем!
     Все промолчали.
     Так Люка спокойно дожила и отучилась этот год. Она была под покровительством Нины, её землячки из посёлка Янтарный, что под Калининградом на Балтийском море.
     И хотя студенческая жизнь девушки всё же была полна всяких невинных приключений, несуразностей и сюрпризов, «Соддом» на протяжении всех её последующих студенческих лет больше не повторялся. А с Ниной они стали хорошими приятельницами. Из всех её бывших соседок по 66 комнате, в институте осталась только Даша Мягкова, а остальных исключили по разным причинам к концу года. Но Люку это волновало меньше всего, она знала, что Сила на стороне Правды. Даже имя Линя растворилось в майской прохладе, а скорее всего, в ожидании премьеры спектакля Евгения Шварца «Дракон», где Люке по праву досталась роль главной героини Эльзы. Спектакль состоялся в день прощания с весной — 31 мая, и имел неожиданный успех. А потом на всё лето Люка уехала отдыхать к родителям, где недельку погостила и на взморье у Нины Плетнёвой.
     Вот там-то, под янтарные брызги ежедневных морских прогулок, всё былое кануло в Лету. Хотелось бы верить.