Был у меня один пациент — давно, пятнадцать лет назад, когда я еще только начинала работать участковым психиатром. Именно был, потому что ничего серьезного у него не оказалось — так, эпизод, не приведший к серьёзным последствиям. Он тогда учился в ветеринарном техникуме, обладал подвижной, впечатлительной психикой, и то, на что другой не обратил бы особого внимания, привело его на консультацию к психиатру. Работалось с ним легко: он быстро схватывал суть, не был надоедлив. Оказалось достаточно две или три беседы.
Второй раз он появился на приёме через несколько лет, и, отсидев более часа в общей очереди, рассказал, что не может вылечить собаку — «замечательную» овчарку восьми месяцев от роду, страдавшую эпилептическими припадками после перенесенной чумки. Я в тот день, до ветеринара, уже приняла более двадцати пяти человек, и, конечно, возмутилась. Меня сдерживало только то, что ветеринар выглядел искренне огорченным и даже подавленным, а также то, что ему пришлось изрядно сидеть в очереди. Все же я начала нашу беседу с объяснения, что не лечу собак.
— Понимаете, — сказал ветеринар, — в наших учебниках пишут, что собака в стадии неврологических расстройств безнадёжна. Тем ни менее известны случаи самоизлечения. А вы лечите больных эпилепсией.
— Думаю, что существует разница между человеком и животным, — ответила я ему. — Эпилепсию же мы, большей частью, не вылечиваем, а лишь помогаем больному.
— Так помогите же этой собаке, — сказал ветеринар.
Он был настойчив. Он не был таким, когда лечился сам. Проще было объяснить ему желаемое, чем доказать, что я не для того заканчивала медицинский, чтобы лечить зверей.
Я взяла чистый листок и набросала примерную, общую схему лечения при эпиприступах: противосудорожные, дегидратационную терапию и так далее. Ветеринар тут же рассчитал дозы, исходя из веса собаки. Уходя, он сердечно поблагодарил меня. Замешкавшись в дверях, как-то очень деликатно добавил:
— Вы знаете, разница между человеком и животным не так уж велика.
На следующий день он позвонил в разгар рабочего дня, когда в кабинет ломилось сразу несколько человек, а телефон и без того надрывался... и сообщил, что собаке стало лучше.
Каюсь, я положила трубку без комментариев.
Через день он снова был у меня на приеме, потому что собаке стало хуже. Я посоветовала ему усыпить собаку.
— Я бы мог это сделать, не приходя к Вам, — тихо сказал он, — во всех наших справочниках только об этом и пишут. Но скажите, что бы Вы сделали, если бы это был человек?
Он очень подробно обрисовал мне клиническую картину. Я написала ему новую схему.
Через день он снова пришел ко мне, так и ходил, в дни моей второй смены, после своей работы, и сидел в очереди, дожидаясь консультации, ради чьей-то чужой собаки. Потом собака умерла, и недели две или три я его не видела.
В тот август в городе свирепствовала чумка, и через некоторое время он обратился по поводу новой собаки с эпиприступами. Я молча показала ему на дверь.
— Этой собаке уже два года, и её очень любят хозяева, — сказал он мне. Я покачала головой. Он вышел, но не ушел иэ диспансера, а занял очередь второй раз, и, дождавшись очереди, снова зашел в кабинет. Но, право же, собаки не входили в перечень моих профессиональных обязанностей.
— Не издеваетесь ли Вы, случаем, надо мной? — спросила я ветеринара.
— Нет, что Вы, — отозвался он, — пожалуйста, пожалейте эту собаку. Не помню, что я ему на это ответила.
— Послушайте, — взмолился он, — мне не к кому больше обратиться. То есть, наверняка такие люди есть, но я их не знаю. Вы не могли бы прочитать мне что-то вроде курса лекций по лечению эпиприступов?
— У собак? — спросила я, не глядя на него.
— Нет, у людей, конечно, у людей. А я как-нибудь, там, дальше, соображу.
Я не знала, как от него отделаться. Внезапно меня осенило:
— Платите в кассу.
У нас тогда ввели платные услуги, своего рода анонимные платные консультации. Стоили они недорого, но в кассу всегда была огромная очередь, я надеялась, что это отпугнет моего ветеринара. Но он обрадовался:
— Конечно, простите, что не догадался сам, — и побежал платить в кассу. На платного больного полагалось 40 минут. Я пообещала ветеринару, что времени у него будет вдвое меньше.
Теперь мне неловко вспоминать об этом, но это было именно так. Ветеринар приходил через день, по вечерам, оплачивал консультацию и шел на прием. У него было так много вопросов ко мне, что мне приходилось перелистывать серьезную литературу. Он ходил ко мне всю осень. Про собаку он уже не рассказывал — только задавал вопросы. Ведь у него было всего 20 минут.
Ещё через пару лет я встретила его в военкомате — он заполнял документы, чтобы, на несколько лет, вылететь на стажировку в Италию. Он уже был на практике за границей и очень изменился, выглядел европейцем. Я помогала ему заполнить документы, но не узнала бы его, если бы он не сказал мне, что та, вторая собака, выжила.
Потом он вернулся из Италии, и наши пути еще несколько раз пересекались, потому что у меня живут кошка и собака. Несколько раз он вскользь жаловался мне, что в России мало мест, где можно получить хорошие знания по лечению мелких животных, не применяемых в сельском хозяйстве для мяса и молока. Он много ездит, несколько раз бывал на ветеринарных курсах в Европе, и почти каждый год уезжает на курсы в Питер.
Когда, после автомобильной аварии, я стала вести прием на дому, мой знакомый снова обратился ко мне. Он уже бывал у меня дома, смотрел наших животных, приводил своих знакомых. Как-то обращался сам: стало повышаться давление. Он работал два года подряд без отпусков и выходных, брал ночные дежурства, в которые ему, к слову сказать, частенько подбрасывали умирающих наркоманов: стучали в дверь клиники, а когда он выходил, то обнаруживал на травке перед входом человека без сознания, а иногда и без признаков дыхания. Нескольких ему удалось откачать.
С давлением мы как-то быстро справились. А потом он мне, неожиданно, предложил:
— Почему бы Вам не принимать у себя на дому домашних животных? Многие из моих клиентов будут рады попасть к настоящему психиатру — собаки с травматической эпилепсией, кошечки с неврозами. Какие-то острые состояния.
Я согласилась, скорее, от неожиданности, и только на одну консультацию. Но за первой консультацией тут же последовала вторая, а за второй — третья.
Не буду утомлять читателя перечислением зверей и медицинских подробностей. Скажу только, что первым моим пациентом был великолепный черный пудель, а вторым — беспородная, но очень аккуратная на вид кошечка. Пуделя, любимца семьи, привели отец и девочка-подросток. У веселого, смышленого пуделька была травматическая эпилепсия с нечастыми приступами. Их удалось купировать, а затем предотвратить поддерживающими дозами противосудорожных препаратов. У кошки наблюдалась клиника отравления стрихнином. Перед этим она исчезала на две недели, и вернулась домой с эпиприступами. Мой знакомый уже пролечил ее: капельницы с растворами, очищающими кровь, дегидратационная терапия. Когда ко мне привезли животное, оно еще слегка пошатывалось. Хозяин кошечки оказался огромным простодушным работягой. Не пьяный, он вытирал слезы, рассказывая о мучениях своей любимицы. Второй раз он прослезился, когда я, пристроившись на углу кресла, стала выписывать рецепт для кошки, а кошка, забравшись на высокую спинку стоящего рядом дивана, с большим интересом смотрела, что я ей выписываю.
— Всё понимает, — сказал хозяин, вытирая слезы.
Удивительно, но животные, как будто бы, действительно понимали, что мы собрались у меня ради них. Они спокойно, без малейшего напряжения, обследовали мою квартиру, давали себя смотреть, щупать, лезли ко мне и даже кокетничали. Ветеринару, впрочем, это не показалось удивительным.
— Ну разумеется, — сказал он, — ведь мы ради них здесь все это и устроили. Но еще более удивительным показалось мне поведение наших собственных животных. Привыкшие к тому, что к нам в дом приходят мои пациенты, они точно также отнеслись и к пациентам-животным: дружелюбно и без лая.
Между прочим, наши животные очень ревнивы. Собаке ничего не стоит устроить в лифте совершенно омерзительную сцену, если ей покажется, что чужая собака стоит на полшага ближе, чем это разумеют приличия. На своей территории она вполне способна загрызть чужое животное. Наша персидская кошка в этом отношении еще ревнивее. Кусаться она не умеет, но мастерски плюется и делает лужи. Однажды хозяин принес погреться зимой сбежавшую откуда-то другую персидскую кошку. Страшно вспоминать, что было потом.
Но к больным животным наши звери относятся так же, как и к больным людям. Странно, каким образом они понимают, что животные больны.
— Мы ведем себя точно так же, как если бы к нам приходили больные люди, — говорит муж, — у наших зверей срабатывает стереотип.
— Они вообще понимают гораздо больше, чем мы о них думаем, — сказал мне как-то ветеринар.
Apr 01 2005 Имя: Наталия Антонова
Город, страна: Самара, Россия Отзыв: Такому Ветеринару нужно поставить памятник из чистого золота.
И благодарность автору за прекрасное произведение. Sep 25 2005 Имя: Наталия Антонова
Город, страна: Отзыв: Наташа! Спасибо за отзыв. Ветеринар, действительно, замечательный. К слову о рассказах о нем он не знает: не решаюсь смутить человека.
Ваша землячка, автор рассказа - Т.Гоголевич Nov 26 2005 Имя: Elena
Город, страна: Украина Отзыв: Здравствуйте ! У моей собаки сегодня за день было ЧЕТЫРЕ приступа эпилепсии,ВЕТЕРИНАР СКАЗАЛ,ЧТО НИЧЕМ ПОМОЧЬ НЕ МОЖЕТ! ЧТО ДЕЛАТЬ ! Nov 26 2005 Имя: Elena
Город, страна: Украина Отзыв: Здравствуйте ! У моей собаки сегодня за день было ЧЕТЫРЕ приступа эпилепсии,наш ВЕТЕРИНАР СКАЗАЛ,ЧТО НИЧЕМ ПОМОЧЬ НЕ МОЖЕТ! ЧТО ДЕЛАТЬ ! Sep 02 2006 Имя: Анатолий
Город, страна: Тольятти Отзыв: За сотрудничество врачу Гоголевич Т. нужно так же поставить памятник