Мудрее всего — время, ибо оно раскрывает всё.
Фалес Милетский (древнегреческий философ)
Середина октября. Город — во власти золотой осени и лирического настроения. Оптимисты живут в приподнятом, пессимисты существуют в меланхолическом. У влюблённых и студентов настроения тесно переплетены.
Никакие учебные мысли в голову не идут. Естественно, размышляю о вечном: «Как красиво за окном!» Ни суматошное лето, ни будоражащая весна, ни деловая зима не настраивают меня на философские размышления так, как три месяца в году: сентябрь, октябрь и ноябрь.
Размеренный, не раздражающий голос преподавателя — «препода», как мы его называем, не мешает потоку мыслей.
Последний курс, впереди — диплом. Годы учёбы пролетели быстро, ни дня я не сожалела, что поступила учиться именно в этот вуз, на этот факультет.
— Ну что ты так тяжело вздыхаешь, Антонина?! Не понимаешь, что препод говорит, или что? — в который раз безуспешно пытаюсь узнать у соседки причину её глубокомысленных вздохов.
— Я? А вот он, он-то хоть понимает, что делает?! Я-то всё понимаю как раз, — надрывным шёпотом объясняет мне причину Тоня.
— Как два.
— Что?
— Ничего. Считаю. Как раз, как два, как три.
— Ты чего, Тань?
— Я как бы ничего. Это ты чего? Что с тобой, ты можешь сказать?
— Пойдём после лекции в кафешку, посидим. Я тебе всё расскажу, сил моих больше нет терпеть.
— Так не терпи, попросись выйти, а то у тебя только один раз было как. Видимо, «недокак» у тебя.
— Танька, замолчи, ты мешаешь мне слушать лекцию!
— Фу-ты, ну-ты, пальцы гнуты! Наконец-то я вернула тебя к жизни, и ты поняла, где мы и кто мы. А все твои вздыхания и выдыхания оставь на потом. Всё, сосредоточились до звонка.
— О'кей.
В перерыве Тоня позвонила брату, попросила встретить нас после последней пары и отвезти в «Колобок» — маленькое, уютное, недорогое кафе недалеко от Тониного дома. Пока мы стояли в коридоре в ожидании следующей лекции, я всячески старалась вытянуть из Тони хоть какую-то информацию о том, что её так мучило. Чувствуя, что она не хочет говорить, я прекратила допрос до лучших времён. В конце концов, решила я, захочет — скажет.
В пять вечера мы уже сидели в «Колобке». За окном шелестел громадной кроной дуб. Наверное, вековой. Он остался один после всех вырубленных деревьев около кафе. Иногда, проходя мимо старых, могучих деревьев, мне хочется остановиться перед ними и в поклоне спросить: «Как поживаете, достопочтенные?» А они в ответ величаво, по-царски, шумно качнут ветвями: «Доживаем уже, поберегите нас, мы многое видели, многое знаем...»
* * * *
С Тоней я познакомилась на первом курсе химического факультета нашего, теперь уже любимого до слёз, университета. Слёзы и, правда, были. У меня — в самом начале учёбы, когда не увидела свою фамилию в списках зачисленных. Оказалось, пропустили по ошибке. Ничего себе ошибочка! А у Тони — в начале последнего года, когда, придя в первых числах сентября на лекции, ей сообщили, что она отчислена по приказу за непересданные «хвосты». Тоже оказалась техническая ошибка! Конечно, не ошибается тот, кто ничего не делает, но доводить такими оплошностями бедных студентов до слёз — не есть хорошо.
Мы не были близкими подругами, скорее хорошими приятельницами-сокурсницами. Пять лет сидели за «одной партой», частенько вместе готовились к сессиям, иногда, как сегодня, ходили в кафе, поговорить о жизни. Кроме всего прочего, нас объединяло чувство юмора — симпатичная такая и о-о-чень притягивающая человека к человеку черта характера. Я и Тоня не только с этой чертой родились, выросли и пользовались ею в жизни, мы, к тому же, знали меру в шутках, особенно с теми членами общества, кто с юмором не дружил, никогда не переступали черту, за которой юмор превращался не в сатиру даже, а в пошлое, злобное и, как правило, неостроумное высмеивание человеческих недостатков. Ни я, ни Тоня этого не любили, и поэтому шутили мы мягко и нежно.
Вырывая кусок из будущего, скажу, что при редких встречах друг с другом, уже имея семьи, проблемы, чуток надорванного здоровья, мы «жалились», как выражалась Тоня, на то, что юморнуть-то не с кем.
Город гудит, горожане-непоседы перемещаются по его территории, решая свои проблемы. Мы тихо сидим в кафе, и, потягивая лёгкий коктейль, решаем свои. Антонина говорит быстро, будто боится, что я сейчас встану, грозно сдвину брови, скажу: «ваше время истекло» и исчезну.
— Тонь, ты не тарахти, я никуда не спешу, завтра суббота, главное до закрытия метро успей свою стратегию изложить, а там уж мы и тактику выработаем.
— Ну, вот, я и говорю ему, что так нельзя, потому что мы не одни. Понимаешь, я не хочу, чтобы человек уходил из семьи, не испытав временем свои чувства, наши то есть. Мы же знакомы всего месяц с хвостиком! А он мне отвечает, как главная героиня в «Девчатах», помнишь: «Да что я трактор, чтобы меня испытывать?!», мол, что испытывать, зачем? Если чувство есть, оно есть, если нет, так его нет. Понятно, конечно, это вечная проблема, когда муж уходит из семьи к другой, или жена, но когда это происходит именно с тобой — всё, никакой опыт предков не помогает! Не знаю, что мне делать!
— Как мне быть...
— Что?
— Да нет, ничего, продолжаю фразу за тебя.
— Не смейся, я люблю его, и он меня любит.
— Любит, говоришь, — я сощурила глаза и заговорщицки спросила, — а ты серьёзно хотела бы испытать вашу любовь? И обязательно временем?
— Да, хотела бы, потому что иногда мне кажется, что он влюбился в меня как во что-то новенькое на его устоявшемся горизонте. А почему у меня такие мысли — не могу объяснить, женская логика мешает, а интуиция подсказывает: правильно думаю.
— Ладно, Антонина, я тебя поняла. Жизнь — очень сложная штука. Знаешь, я абсолютно тебе верю, что ты его любишь и он тебя, может быть даже это любовь с первого взгляда. У меня мама с папой влюбились друг в друга с первого взгляда, на танцах, представляешь? И оба говорят, будто их что-то пронзило в тот момент, когда они посмотрели друг на друга. Просто какие-то пронзительные у меня родители. Сколько лет уже вместе! И не сосчитать! Вот так, дорогая. Но раз ты на сто процентов не уверена в древней истине «На чужом несчастье счастья не построишь», давай я тебе помогу войти в число предков-накопителей. Согласна?
— А что ты будешь делать?
— Ну, ты ещё спроси «А это не больно?» — Я засмеялась и стала собираться. — Всё, Тоня, хватит, пойдём. Я картину поняла. Чем можем — поможем! Мне нужно пару дней на размышления. Только ты эти два дня меня не терроризируй наводящими вопросами. И вообще, не усугубляй процесс. Ну, это так, к слову. Скажи, ты его жену видела? Знаешь что-нибудь о ней?
— Немножко знаю по Пашкиным рассказам, а видела только на фото. Правда, он чаще про сына говорит, ну-у... и про неё не забывает. Она, по его словам, неплохая, только «бесцветная». Это его слово, между прочим. Не люблю, когда он про неё рассказывает.
— Не расстраивайся, дорогая, она тоже не любит. И тебя и про тебя. Даже хуже.
— Утешила. Я, знаешь, только вид заинтересованный делаю, когда он рассказывает о жене, а на самом деле ничего приятного и интересного нет. А обо мне она не знает, хотя, наверное, догадывается, что у него кто-то есть. Пoшло, правда?
— Правда — она всегда либо пошлая, либо горькая, — со значением констатировала я.
— С тобой невозможно серьёзно разговаривать, Таня. Ты всё превращаешь в шутку. Но это же не шутка, это жизнь, серьёзные проблемы, нелёгкие судьбы, несложившиеся отношения, нервы, слёзы и...
Я встала, накинула кофту и, подойдя к Тоне вплотную, сказала так, чтобы было слышно только ей:
— Я очень хочу в туалет, если это, конечно, кому-нибудь интересно.
Тоня не отреагировала, продолжая перечислять отрицательные последствия превращения серьёзного в смешное. Там были уже и космические беды, и вселенское недопонимание и что-то ещё в глобальном масштабе.
— Нет, я как бы... ничего, но... если кому-то интересно, то я очень хочу в ту-а-лет, — снова как бы отвлечённо я подала голос, только погромче, так, что слышала не одна Антонина.
— Ах, так?! Все мои проблемы — это туалет? Всё, больше я тебе ничего не скажу! — Тоня за одну секунду собралась и во вторую была уже в дверях дамской комнаты. — Спасибо, что напомнила. Я тоже хочу, просто забыла, куда. Из-за тебя!
* * * *
Двух выходных мне не хватило на то, что я задумала сделать. Я уложилась в три.
Во вторник, после занятий, мы с Антониной поехали ко мне домой, обсудить детали операции «Ы2». Почему «Ы2»? А чтоб никто не догадался и на этот раз.
Когда я изложила Тоне план, ответ получила такой, какой и ожидала: «Да ты что, с ума сошла!» Конечно, доля сумасшедшинки присутствовала в задумке, но поскольку авантюризм в моём характере есть и был всегда, я не считала план нереальным, и стала убеждать Тоню в его безобидности, особенно на данном этапе её отношений с Павлом.
Шли годы... Тоня медленно, но начала со мною соглашаться.
— Самое главное, о чём я прошу, ты должна вести себя с Пашей так, чтобы он ничего не заметил. Это раз. Каждую неделю, лучше в воскресенье, пиши отчёт, что-то вроде наблюдения за изменениями в поведении Паши. Это два. Пусть хоть пара строк, но они будут важны, и именно написанные, а не сказанные. И ещё, если ты действительно искренне переживаешь за ваши судьбы и не кривишь душой, то отнесись, пожалуйста, к этому серьёзно. Это три. Потому что шутки шутками, а жизни у нас у всех одни и хочется их нормально, достойно прожить. И вообще, семья — это ячейка общества, а семья с детьми — это уже не ячейка, а целое общество. Я часто вспоминаю слова бабушки. Она говорила, что дети и родители должны не только любить и уважать, но и гордиться друг другом. Это так. Согласись.
— Тань, а почему ты пошла на химика, а не на психолога? Тебя же тянет к этому.
— Мне психология нравится, а химию я люблю. Чувствуешь разницу? А потом, кто знает, что я выберу в будущем. Может, я буду химиком-психоаналитиком!
— Ктчем? — Тоня от удивления запуталась в словах. — Это как это?
— Ну, примерно так: выучусь на химика, буду хорошо разбираться в разного рода химических соединениях, например, воздействующих на головной мозг человека, и начну, с опытов на животных, конечно, применять эти самые соединения, изменяя психику человека или мотивы его поведения. Буду, например, всех красивых мужчин заставлять обращать на меня внимание при помощи парфюма-химиката и знакомиться со мной. Вдохнёт мужчина аромат моего лабораторного произведения, и, будьте любезны, «я вас люблю». Или буду воздействовать на своего будущего начальника при помощи чая или кофе, чтобы повышал мне зарплату каждый месяц.
— Мало того, что ты авантюристка, так ты ещё и начинающая ведьмочка!
— Но-но, мадам! Я попрошу! А то кончатся у меня животные для опытов, тут-то я о человеках и вспомню!
Мы обо всём договорились и решили немедленно действовать.
План мой был простым, по крайней мере, мне так казалось, и старым как мир. Я хотела убедиться, скорее, в прочности, а не в порочности, отношений Павла к Тоне. Мужчина он был взрослый, симпатичный, с высшим образованием, семейный, «детный» и деловой, и решения его должны быть серьёзными. И вообще — должны быть.
* * * *
Проводив Тоню до остановки автобуса, я решила всё хорошенько обдумать, а чтобы никто при этом не мешал и не отвлекал, выбрала самый длинный маршрут до дома. Мне всегда хорошо думалось на ходу, и пешие прогулки были любимы мною с детства. Ни в каком другом состоянии я не могла сосредоточиться так максимально плодотворно, как бродя по лесу, парку или просто по улицам города. Монотонный уличный гам, неотступно живым фоном следующий за мной, словно настраивал мою мозговую деятельность на рабочий лад. Шаг — мысль, шаг — решение, шаг — вывод.
Помню, в подготовительной группе детского сада, куда я ходила, наша воспитательница, Марина Викторовна, читала нам сказки писателей народов мира и всегда при этом ходила, туда-сюда, туда-сюда. И не медленно, и не быстро. Средне. Вначале чтения мы только и делали, что следили за маршрутом её передвижения, но потом забывали об этом — так интересно и захватывающе она «выступала» перед нами. Однажды самый любознательный и умный мальчик из группы спросил её, почему она не читает книжки, сидя за столом. Марина Викторовна ответила, что при ходьбе у неё лучше получается выразить эмоции героев, передать их настроение, донести до нас смысл сказки или рассказа, а ещё сказала, что, когда мы вырастем, обязательно должны будем прочитать умную книжку под названием «Маленькая философия любителя пеших прогулок» и автора тогда назвала, но я не запомнила его фамилию. Да я и полного названия книги не запомнила. В памяти остались лишь слова «маленькая философия». Вот по этому словосочетанию я, уже будучи старшеклассницей и случайно вспомнив детсадовский эпизод, взяла в школьной библиотеке книгу Кристофа Ламура, о которой говорила воспитательница. Мне было интересно читать, я узнала, например, что такие великие философы, как Кант, Ницше, Руссо, любили ходить пешком и философствовать...
Свернув влево от автобусной остановки, дворами я вышла на одну из моих любимых улиц. Здесь не было оживлённого автомобильного движения, не было рельсов и троллейбусных проводов, не было остановок общественного транспорта, здесь, вдоль домов и во дворах росли деревья. Их было много, и они были большие.
Я шла быстро, по дороге успевая засовывать в карманы опавшие жёлуди, подбирать необыкновенно красивые кленовые листья и философствовать...
Цифру «три» я люблю, столько и придумала частей для нашей проверочной операции. Азартный я всё-таки человек! Даже не заметила, как самой стало интересно, изменит Пашка отношение к Тоне и оставит её, пройдя тройное испытание: деньгами, женщинами и временем (простой мужской проверочный набор), или всё будет как в кино: он разведётся с женой, они с Антониной поженятся, и у них будет счастливая любовь до гроба и смерть в один календарный день.
Подходя к дому, я уже знала, что гвоздём программы будет жена Павла. Именно ей предназначено мною в ближайшее время превратиться в неотразимую женщину. Одним словом, расцвести.
Кое-что о Марине, Пашиной жене, я узнала от Тони, она, в свою очередь, кое-что — от Павла. Марина работала менеджером в компании, торгующей медицинским оборудованием. Работала там давно и была на хорошем счету у руководства. Текучесть кадров в фирме отсутствовала, что говорило либо о хорошей обстановке в коллективе, либо о высоких заработках, либо о том и другом вместе. Не силой же людей держали на рабочих местах!
Никакой другой информации о Марине у меня не было. Что ж, взялась за гуж, не говори, что не дюж! Придётся знакомиться лично, тем более что через пять минут наступит среда... Да. Друг другу надо помогать. Если женщина просит... Всё, спать, спать и ещё раз спать, как завещал... кто там всё нам завещал-то? Снегопад...
Бормоча и напевая, я побрела в кровать.
Проснулась я раньше, чем зазвенел будильник, — разбудил нещадно лупивший по оконным отливам дождь. Пока я моргала и с наслаждением вслушивалась в ритмичное перестукивание капель, в мозгу возникла чудесная мысль: не не пойти ли мне сегодня на первую пару: такой дождь... Конечно, не пойти! И, оставшись дома, я села на телефон.
Первый звонок — дяде Вите. Мой дядя, Виктор Филиппович, нет, не самых честных правил, работал в одном из отделов городской администрации. Поэтому ему и позвонила.
Однажды, ещё на первом курсе, я готовила номер-розыгрыш для новогоднего вечера в универе, и мне «кровь из носа» нужно было раздобыть настоящий бланк для писем со штампом администрации города. Печать на таких бланках разрешалось не ставить. А подделать чью-либо подпись — для меня no problem. Школьная привычка, что поделать! Тогда я и попросила дядю Витю принести мне чистый бланк. А поскольку он был не самых, а исключительно честных правил, он принёс бланк, но не оригинал, а копию. Просто скопировал бланк и торжественно вручил его мне в папочке. Сути дела это не меняло, потому что текст, который был мною напечатан на этой магической бумажке, и вывешен на вечере, обладал убойной силой. Главное, студенческий народ долго не мог догадаться, что этот приказ — всего лишь розыгрыш.
Не объясняя любимому родственнику подробно, для чего нужен бланк письма, сказала, что это тоже будет розыгрыш, но не новогодний и не среди студентов, а на работе у подруги. «А что? Почти так и будет!», уговаривала я себя. «Понял, не дурак. Был бы дурак — не понял», — бодро ответствовал Виктор Филиппович, и вечером копия бланка лежала у меня в сумочке. Этим же вечером письмо на имя директора фирмы, где работала Марина, было готово и мною — «Первым заместителем начальника Департамента по связям с общественностью при Администрации города Санкт-Петербурга И. А. Веселовым» — подписано.
Нет, всё же дядя Витя был «самых честных правил»! Дай Бог ему здоровья, чтоб он и в шутку не занемог!
Второй звонок был господину Медикову, Марининому директору, с просьбой разрешить «аспирантке» Ивановой Татьяне Васильевне, пишущей о проблеме оснащения новейшим медицинским оборудованием клиник, больниц и других лечебных заведений нашего города, официально встретиться с «лучшим менеджером такой известной и стабильной компании как Ваша и получить информацию, дозволенную к опубликованию в научной работе». Ух, ты! Мощно!
Медиков Владимир Ильич, польщённый комплиментом, согласился, назвал мне фамилию и имя лучшего менеджера фирмы (как будто были ещё другие!) — Марины, и любезно продиктовал её прямой рабочий телефон.
Третий звонок был Марине. Договорились о встрече на четверг.
Утром, когда над городом вовсю были и свет и заря, я поехала к Марине. «Ну, ни пуха!», — пожелала я себе, и всю дорогу — до самой последней ступеньки, ведущей в офис её фирмы — пыталась найти, увидеть, почувствовать что-то такое, что говорило бы в поддержку моего замысла, или умысла. Уже подходя к зданию, и, поняв, что ничего воодушевляющего на пути не заприметилось, рискнула оприметить хоть что-нибудь.
— О! Какой симпатичный кошак! И беленький, и пушистенький! Это к хорошему, к светлому и доброму, — вслух уговаривала я себя, наблюдая, как очаровательный кот гуляет в форточке дома напротив бизнес-центра.
— О! Солнышко показалось из-за вечных серых туч. Чудесно! И природа — за меня!
«Поокав» ещё пару раз (мамаша везла в коляске любимое дитя в ясельки и какая-то птичка-невеличка пролетела, прощебетав припев своей весёлой песенки), и удовольствовавшись новыми приметами, я смело вошла в современное высотное строение под литерой А. О, кстати, первая буква алфавита — отличная примета!
— Здравствуйте, Марина, — я улыбалась так, будто никого роднее и любимее у меня не было, кроме Пашиной жены, — я Татьяна, звонила вам вчера...
— Доброе утро! Помню, помню, проходите. — Жестом Марина предложила сесть. — Подождите, пожалуйста, пару минут. Хорошо?
Конечно, хорошо. Чего я ещё могла желать! Я села в кресло, рядом с её столом и, делая вид, что внимательно читаю записи в моём ежедневнике, старалась рассмотреть Марину. Немного же мне удалось увидеть, «кося лиловым глазом». Жаль, что я не училась в разведшколе! Говорят, там специально развивают боковое зрение. Непростительное упущение с моей стороны.
Марине было лет тридцать. Симпатичная, фигуристая, небольшого роста, с лёгким деловым макияжем. Она слегка картавила, но общее впечатление производила приятное.
Пара минут прошла. Всё-таки, несмотря на обилие положительных примет, я нервничала, переводя взгляд с бумаг в окно, и обратно.
Ещё вчера небо было по-настоящему питерским: монотонно серым, холодным, а сегодня удивительно ясный день. Солнышко придало мне сил и уверенности, мысленно я провела миниаутотренинг, закрепив в мозгу последнюю умственную вспышку: «Не всё так страшно. Тоня права, в их ситуации нужна такая проверка, а то наломают дров по наитию, и потом пожалеют».
У Паши с Мариной растёт сын, в этом году он стал первоклассником. Тоня рассказывала, как однажды Пашка, забрав сына из школы, пошёл с ним к дому через парк, соединив приятное с полезным — погулять, пообщаться и домой привести. Мальчик весь путь шёл задумчивый и вдруг, проходя мимо аптеки, заволновался, дёрнул папу за рукав свитера: «Папа, у нас в классе такая умная девочка есть, я тоже хочу быть умным-умным. Ты купи мне обязательно побыстрее витамины для развития... ой... забыл, как называется... а! умственной отсталости». Пашка чуть не упал от смеха, а сын, не поняв причины папиного веселья, обиделся и ручку свою из папиной ладони вынул. Паша, сообразив, что обидел сына, тут же реабилитировался, сказал, что у него на работе сегодня один знакомый попросил его такие же витамины купить для своей дочки. И они оба рассмеялись — Пашка в продолжение темы, а сын, потому, наверное, что папе было весело!
А ещё Тоня рассказывала, что Паша любит показывать фотографии сына и, блаженно улыбаясь при этом, комментирует каждый снимок.
Всё это опять и опять наводило меня на мысль, что Тонечка, скорее всего, права: «он-то хоть понимает, что делает?!»
— Слушаю вас, — Марина повернулась, внимательно посмотрела на меня. — Можете конкретно спрашивать, что вас интересует, директор объяснил мне цель вашего прихода.
— Спасибо, Марина, я долго вас не задержу. Меня интересует...
Дальше я говорила буквально заученные накануне фразы, чтобы поддержать имидж «аспирантки» и чтобы Марина не заподозрила во мне неспециалиста. Она, в свою очередь, добросовестно объясняла, рассказывала и показывала мне, что, по её мнению, было важным и нужным для моей работы.
Умница! Это я о себе.
Мы работали. Я — по своему плану и во имя своей цели, она — для моего плана и для моей цели.
Перед уходом, вспомнив, что лесть украшает отношения, я сказала, что мне очень нравится косметическая линия Марины, и спросила, какого визажиста она посещает. Улыбнувшись, Марина ответила, что её визажист — она сама. Наивная, она думала, что я буду расточать искры восторга в адрес её мастерства! Нет, просто налицо грубый ход по принципу «цель оправдывает средства».
— Марина, вы даже представить себе не можете, какая вы интересная женщина! В вас — море женского обаяния и привлекательности. Нет, серьёзно. Я встречаюсь и общаюсь со многими людьми, но сегодняшняя встреча — самая приятная и, кстати сказать, продуктивная. Хотела бы в знак благодарности сделать вам предложение, если, конечно, ваше руководство не будет против. Давайте напросимся к Владимиру Ильичу на аудиенцию? Я расскажу о своём предложении, и мы оговорим детали.
— Спасибо за приятные и добрые слова! Честно говоря, каждый день столько работы, семья, быт, проблемы... разные. Я даже как-то отвыкла от комплиментов... Правда, Татьяна, спасибо. Мне тоже приятно с вами беседовать. Подождите секундочку, я узнаю, примет нас директор сейчас или нет. Хорошо?
— Прекрасно! — Да не то, что хорошо, а просто чудесно, восклицала я про себя, и секундочку подожду, и ещё столько же.
Я немного успокоилась, даже освоилась с новой ролью и всё больше думала о Марине, о Павле, о том, почему так нескладно получается в жизни у людей. Действительно, почему в начале симпатичные люди создают хорошие пары, рождают прелестных детишек, а в конце получается, ну, совсем несимпатично? Или нет ответа на этот вопрос?
И с чего Паша придумал, что она «бесцветная»?
Марина выглянула из директорского кабинета и пригласила меня войти. «Улыбается. Хорошо», — молнировал мой мозг.
С чувством чужого достоинства я воссела напротив тёзки вождя мирового пролетариата, слегка склонила голову к левому плечу, и...
— Владимир Ильич, — начала я, придавая голосу и выражению лица как можно больше деловитости, — наш департамент организует большую выставку с участием таких стабильных и динамично развивающихся компаний, как ваша, посвящённую вопросам оснащения медицинским оборудованием хосписов в городе и области. Выставка будет проходить в одном из крупных выставочных залов города. Для организации выставки нужны специалисты. Хороших специалистов не хватает. Вы понимаете меня? После беседы с вашим ведущим менеджером, — взгляд на Марину и широчайшая улыбка на моём лице, смущённая улыбка на её лице, довольная улыбка на лице у директора, — я убедилась, что лучшего помощника для оргкомитета мне не найти. Поэтому нижайше прошу вас отпустить Марину на несколько дней для работы с нами в качестве консультанта. Думаю, Марина не откажется. Это хороший шанс и себя показать, и других посмотреть. — В этом месте я перешла на придание голосу заискивающих ноток и продолжила. — Вот моё предложение. Очень вас прошу, Владимир Ильич, ответьте положительно.
Ну, всё, Остапа понесло. Какая выставка, какие хосписы, какой оргкомитет?! А если они согласятся? Тогда и выставку организовывать?!
— Да, интересно, но что-то я не слышал о таком мероприятии. А на какой срок вы хотите забрать нашу Мариночку?
— На неделю, только на неделю! А по поводу информации о выставке могу сказать, что конкретной даты ещё нет, потому что не до конца согласованы сроки её работы. Правда есть одно «но». Выставка — благотворительная и вырученные деньги пойдут на развитие хосписов, поэтому участникам не будет оплачиваться их работа. Если вы согласны с этим условием, тогда для меня сегодня будет праздник.
Мне было уже всё равно. Я молола языком, как Геббельс1 во время своих выступлений, припоминая его коронную фразу: «Ложь, сказанная сто раз, становится правдой».
— Мы подумаем, Татьяна. Завтра я сообщу вам решение, хорошо?
— Я буду благодарна вам за любой ответ, но за положительный особенно.
«Хорошо». Наверное, это у них фирменное. Что бы это значило? Это значило, что у меня начался «сдвиг по фазе на почве наглости».
Уезжала я с чувством полного удовлетворения от проделанной работы, хотя результат был ещё неизвестен. Но я так хотела, так верила и так старалась, чтобы всё вышло по-моему, что ничего другого даже не представляла.
Я хотела, чтобы было так: во-первых, Владимир Ильич, как радивый хозяин, обязан понимать, что толкового и перспективного работника могут и переманить. А Марина для него — работник номер один. Если её отпустить на недельку поработать консультантом на выставке, то это огромный риск для небольшой фирмы, в которой львиная доля работы, приносящая львиную долю прибыли хозяину, выполняется одним человеком. Причём, зарплата этого человека прилично отстаёт от заслуженной. Где гарантия, что кто-то из более дальновидных руководителей не предложит Марине перейти к нему на большую зарплату, на более выгодные условия труда. Директор не может рисковать себе и фирме в ущерб и поэтому не должен отпускать лучшего менеджера фирмы, а должен сделать так, чтобы Марина осталась, а для этого...
— Мариночка, зайдите ко мне, пожалуйста.
Владимир Ильич был человек слова, и раз он сказал, что даст ответ завтра, значит, решит этот вопрос сегодня.
Через несколько минут Марина вышла от директора, а часом позже я узнала результат.
Телефонный звонок раздался в тот момент, когда я уже пришла домой, уже сняла один ботинок и застопорилась на втором — шнурок затянулся в такой узел, что хоть отрезай и не мучайся! Но отрезать было жалко, и я мучилась, склонившись над ненавистным башмаком и бормоча поочерёдно то «чёрт побери», то «шьёорт побьери», то, применяя непереводимую игру слов из любви к советским комедиям2.
Моё «Алло!» прозвучало грубо и нервно. В ответ извиняющимся — за меня, наверное? — тоном Марина сообщила, что директор очень хочет, но никак не может отпустить её на неделю, потому что... И дальше пошло перечисление совершенно не интересных для меня причин, по которым Марине невозможно покинуть свой боевой пост.
Троекратное «ура!». Вот он, результат «во-первых»! Теперь я собиралась сделать следующий шаг, чтобы получить «во-вторых».
В конце разговора я сказала:
— Я вас понимаю, Марина, и директора вашего понимаю... Жаль, честно говоря, я надеялась на вас, но... Знаете, Марина, я верю в поговорку «Всё, что ни делается, всё к лучшему!» Мне не хотелось бы расставаться с вами просто так. У меня есть ещё одно предложение, лично к вам. Моя подруга работает в салоне красоты «Дива». Слышали о таком? Нет? Ну не суть. У меня есть возможность взять с собой одного человека и сходить к ней на мастер-класс. Это очень интересно! Пойдёмте, Марина, можно в субботу или в воскресенье. Мне больше некого пригласить, потому что моя подруга — единственная — нас же и примет. Не каждый день встречаешь людей, которые тебе просто нравятся. — Я ни с того, ни с сего глубоко вздохнула, — Марина, с ориентацией у меня всё нормально, не бойтесь. Шутка. В смысле не шутка шутка, а так и есть...
— Согласна, — смеясь, ответила Марина, — только в субботу. После работы я бегу домой, сына надо из школы забрать, муж сейчас подолгу задерживается на работе. Хорошо?
Опять! «Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего», так, кажется, пела Пугачёва. На работе он задерживается! С Тоней он задерживается! И не на работе. И вообще, я начинала сочувствовать и сопереживать Марине. Наверное, то была женская солидарность. Хотя, говорят, у женщин её не бывает. Ладно, не спорю, тогда просто однополая солидарность... э-э... как бы назвать нас? Девушки и женщины? А что, девушка — это не женщина? Или молодой женщины и немолодой? Нет, не то. Сударынь? Не-е-ет, только не это! Товарищей? Особ женского пола? Приятельниц? Батюшки мои! Как же определить нас? Ладно, пусть будет не по-нашему — мисс и миссис.
Между прочим, в английском языке, есть различие при обращении к замужней и незамужней особе. Мисс — незамужняя женщина, миссис — замужняя. Во французском — мадемуазель — незамужняя, мадам — замужняя, в итальянском, соответственно — сеньорита и сеньора, в немецком — фройлен и фрау, или фру. В общем, в Европе различают. В российской Европе — не так. Поэтому и откликаются наши дамочки, которые за мужьями и без них, на всерусское «девушка».
Весело бывает, когда прекрасно выглядящую женщину, держащую себя «в форме», но в сорок с небольшим ставшей бабушкой, лихо окликают словом «девушка». Кто ж знает, что она в общем-то уже не, извините, девушка.
Давным-давно приходила к моей бабушке почтальонша, пенсию приносила. Встанут обе в дверях — дурацкая привычка! — и давай через порог жизнь обсуждать. А на прощание Ульяновна, доблестный почтовый работник, имени которой никто не знал, только отчество, непременно говорила: «Ох, и времечко было! И я была девушкой юной, сама не припомню когда» 3.
Усиленно работая руками над развязыванием узла на ботинке, одновременно я работала головой над развязыванием «гордиева узла». Я мыслила! То, что Марина согласилась пойти со мной в салон, было результатом «во-вторых». Дело оставалось за малым: срочно найти до субботы «подругу», работающую в салоне «Дива». Срочно — это значит помнить, что сегодня пятница.
Времени оставалось в обрез. Шнурок, наконец-то, поддался.
Я позвонила Тоне и спросила, нет ли у неё знакомых, работающих или посещающих салон «Дива». Это заведение я выбрала потому, что оно находилось рядом с нашим университетом и туда часто ходили две девчонки с нашего курса. Салон был дорогой и не всем по карману. Но их карман всегда был платёжеспособен. Тоня ответила, что у неё таких приятельниц нет, а вот у Лены, одной из двух часто ходящих в салон сокурсниц, есть знакомый мастер. И тут же поинтересовалась, зачем мне это надо. Я отговорилась, сказав, что это не мне, а маме. На том и отстали друг от друга.
Ко всеобщему счастью, до Лены дозвонилась сразу. Она задиктовала мне телефон своего мастера, тоже Лены.
Лишь поздним вечером застала мастера по домашнему телефону.
— Леночка? Добрый вечер, это Таня, я с вашей подружкой, Леной Ботиковой, на одном курсе учусь. Она мне столько про вас рассказывала! Говорит, вы просто волшебница, что таких, как вы, днём с огнём не сыщешь... Леночка, у меня к вам просьба, немного необычная, три минуты всего, выслушайте меня, пожалуйста, помогите девушке в беде... — елейным голоском ворковала я, на ходу придумывая легенду о моей проблеме.
Интересно, подумала я после того, как повесила трубку, почему я сказала «три минуты»? Не две, не пять, а три? Мистика! Нет, тройка меня определённо преследует по жизни с даты моего рождения. Я родилась 26 числа, шесть делить на два, получится три. Ну и что? Не знаю, но получится три.
Для парикмахера Лены моя «беда» заключалась в следующем: у меня есть хорошая знакомая, которая в три часа дня в субботу должна идти на собеседование на новое место работы. Фирма, куда её пригласили, очень солидная, сотрудники подписывают соглашение на «dress-code», то есть на определённый стиль ношения одежды, макияжа и причёски. А для моей знакомой это предложение — последний шанс, потому что в других местах ей отказали.
Только говорить с ней на эту тему нельзя, она очень нервничает, переживает, лучше всего завести разговор о детях, кино, книгах, музыке и тому подобное.
— И ещё, Леночка, сделаем так: я — ваша давняя подружка, а вы — моя, мы придём к вам на мастер-класс и будем на «ты», можно? — Я чуть не сказала «хорошо». Видимо, заразилась.
Ура! Перерыв до завтрашнего утра. Выдохнув, я позвонила Марине и сообщила время и место встречи на завтра.
* * * *
Лена действительно оказалась мастером своего дела: и стрижка, и укладка так ей шли, что я и моя «закадычная подруга» уговорили её пересесть в кресло визажиста. В итоге к трём часам на «собеседование», а на самом деле домой, отправилась просто красавица.
Перед тем, как расстаться, мы договорились с Мариной встретиться через месяц здесь, у Лены, подкорректировать стрижку, покрасить волосы, да и вообще... Мне вдруг тоже захотелось что-то сделать со своей головой. Но пока это в план не входило.
Итак, завтра — воскресенье. За неделю я сделала всё, что наметила. Теперь дело времени.
В воскресенье Тоня не представила мне никакого отчёта. Сказала, что ничего нового не заметила в поведении Павла. Ладно, прощаю. Может быть так и есть, ведь Марина только вчера была в салоне.
В понедельник, придя после лекций домой, я узнала из первоисточника — позвонила Марина — потрясающую новость: Владимир Ильич увеличил Марине оклад и назначил её начальником отдела сбыта, взяв в помощники менеджера. И хоть этим менеджером была дочь директора, Марина теперь стала руководителем! Как я была рада! Я даже не поняла сначала, чему: исполнению своего задуманного плана, вернее, его части пока, или же это была искренняя радость за Марину?
Следующую неделю я целиком и безраздельно посвятила учёбе.
* * * *
На улице мокро и холодно, моросит мелкий дождик. Почти все деревья уже сбросили листья и сквозь голые ветки так красиво смотреть на старинные дома в центре города. Совершенно по-другому смотрятся архитектурные ансамбли поздней осенью: как будто бы чётче и ярче прорисована каждая линия домов, мостов. Фасады выглядят строже и торжественнее. Я люблю свой город, и с каждым годом люблю его всё больше и больше. Как будто бы я не налюбовалась им за все прошлые годы, как будто бы у меня его скоро отнимут. Взрослею, наверное, или старею, но и то и другое делаю с любовью к Петербургу.
По мокрой, некрасивой улице в новостройке, закрываясь шарфом от пронизывающего осеннего ветра, я шла к метро. Сегодня очередное воскресенье, и Тоня должна передать мне свой первый отчёт-наблюдение. Мы договорились пересечься на моей станции.
Тоня приехала без опозданий, достала из сумки сложенный в несколько раз листок и отдала мне.
— Без комментариев, — на западный манер сказала она, — все вопросы к моему адвокату.
— Читать буду дома. Звонить не буду, завтра увидимся. Как понял? Приём. — Я старалась говорить в унисон.
— Да, конечно... Знаешь, Таня, а что-то положительное во всём этом есть. Сумбура много, риска, но в целом я с тобой согласна и поэтому писала всё честно. Жаль, что ты не рассказываешь мне всё, что ты сделала, но... Раз так надо, значит, надо. Ну, пока! До завтра!
— До завтра, Тонечка.
Я старалась понять настроение Тони, пока мы стояли в метро, ещё не читая отчёта. На первый взгляд, в ней ничего не изменилось. Может быть, она была чуть-чуть грустнее, чем обычно. Или мне показалось и это просто обыкновенное состояние, когда мы начинаем усиленно восполнять пробелы и пропуски в учёбе. А может, я так настраиваю себя и мне хочется, чтобы я заметила в ней какие-то перемены? Нет-нет! Надо стараться в другом: быть объективной и набраться терпения, чтобы не доглядывать и не домысливать, а сразу увидеть и почувствовать — да, перемены есть, или нет.
Первый Тонин отчёт был написан на одной странице, мелким разборчивым почерком, совсем не таким, каким пишет Тоня на лекциях, и представлял собой скорее письмо от близкой подруги. Я немного растерялась, поскольку ожидала прочитать иное.
«...Понимаешь, мне трудно, сложно вести себя с ним естественно, потому что я нахожусь под бременем твоего задания. Я всё время помню об этом, и мне кажется, что я веду себя, напряжённо, наигранно. Ну, в общем, ненатурально. Эта «Операция Ы2» сбивает меня с ритма, образно говоря...
...Ничего конкретного я написать не могу. Он всё так же нежно меня целует и всё то же хорошее говорит. Разве что вчера вдруг сказал, что я давно не делала новую стрижку. Я спросила, в каком смысле, а он ответил, что, может быть, мне подошла бы и другая стрижка, которая сделала бы меня ещё симпатичнее. Вот. Я не придала этому значения.
...На выходных, в пятницу или в субботу, собираемся поехать за город на весь день. Это всё».
Я отложила листок в сторону. «Всё идёт по плану!» Терпение и ещё раз терпение, товарищ Таня.
* * * *
Семь дней пролетели так, как будто, встав утром в понедельник, по радио тут же объявили, что завтра пятница. Крутись, как хочешь: кто не успел, тот опоздал. С Тоней за всю неделю мы толком почти не разговаривали. Зато в четверг позвонила Марина. Взволнованная, радостная, она попросила сходить с ней к Лене-мастеру — сделать укладку. Маринино руководство в субботу устраивает праздничный вечер в ресторане по случаю дня рождения фирмы. Вот почему она так искренне радовалась!
Мы договорились встретиться в пятницу, в шесть вечера, у входа в салон.
Интересно получается, — думала я, идя на встречу с Мариной, — написано множество художественных и не художественных книг, сложено такое же множество стихов и песен, пословиц и поговорок, снято фильмов и даже мультиков о том, какая проблемная несвободная любовь и сколько на самом деле горя приносят такие отношения, и всё без толку! Ни время, ни пространство, ни природа не могут до сих пор изменить людей так, чтобы не было этой проблемы, чтобы не плакали и не страдали брошенные или оставленные мужья, жёны, дети, родители, чтобы не строилось счастье на несчастье других. Пока шла и размышляла, всё время вспоминала песню «...Парней так много холостых, а я люблю женатого...» Эх, жизнь! Эх, любовь! Эх, девчонки!
И чего это я разразмышлялась?! Проблем-то у меня таких нет. Это осень, наверное. Начало ноября — самого пронзительно-пасмурного, тёмного и холодного месяца северной широты с географической координатой — 59°57'. Он как будто бы проверяет людей на выносливость и выживаемость в Петербурге: не простyдитесь, не заболеете за тридцать моих дней, значит, настоящий петербуржец.
Я пришла вовремя, а Марина меня уже ждала — прислонившись к стене, читала журнал.
— Здравствуйте, Марина! Хорошо выглядите. Как дела дома, на работе?
— Привет! Таня, давай на «ты». У меня всё хорошо, спасибо. Пойдём, я тебе по дороге кое-что расскажу.
Что бы значило это «кое-что», и какое оно разное у людей! Может, предложить Марине сдать мне его в форме отчёта? Чёртовы шуточки! По правде говоря, меня напрягало моё настоящее амплуа: эдакая «мать Тереза местного значения».
Всего пятнадцать минут — наша с Мариной дорога. И за четверть часа человек способен рассказать свою жизнь длиной в четверть века, если, конечно, помнить себя лет с пяти и считать, что Марине тридцать. Что вложить в эти минуты? Мгновения радости и счастья, проблемы и неудачи, всё, что затронуло душу и хочется этим поделиться? Или только что-то очень важное? Кое-что.
— Понимаешь, Таня...
И я «понимала».
...Знакомство девушки и юноши во время туристической поездки за границу, восторженное отношение друг к другу до свадьбы, которая случилась через год после знакомства, и после свадьбы, трепетное отношение друг к другу в период ожидания первенца, и после его рождения, и постепенное угасание восторженности, трепетности и любви между женщиной и мужчиной, женой и мужем.
Марина чувствовала перемены в муже, но почему-то не решалась на разговор. То ли смелости не хватало, то ли опытности. Зато жалости к себе и ребёнку было в избытке. И ещё надежда была, что всё образуется, всё будет хорошо.
Когда я слышу фразу «может, всё образуется», вспоминаю соседку по площадке, она на эти слова неизменно отвечала любимым своим анекдотом. Не помню его целиком, но суть такова: молодая женщина, нежелательно забеременев, жалуется подруге на своё положение, а подруга, утешая её, говорит: «Да не расстраивайся ты так, выпей таблеточку, может, всё и образуется, рассосётся...»
Марина заняла выжидательную, пассивную позицию, она никоим образом не хотела распада семьи и верила, что муж временно потерял к ней интерес. Паша занял поисково-активную позицию, а ребёнок, как она утверждает, ни о чём не догадывался.
— Понимаешь, Таня, — неторопливо мы подходили к салону, — я знаю, что в чём-то и сама виновата, раз Паша охладел ко мне, но я не игрок, вернее, не артистка в жизни. Я не могу себя заставить изменить в себе всё: от внешнего вида до стиля поведения. Для меня это как ломка для наркоманов. Я физически заболеваю, когда делаю что-то вопреки своим принципам, своему мировоззрению, если хочешь. Но ведь и Паша не хочет меняться! Он мне, знаешь, что сказал?! Ты, говорит, стала тусклая. — Мы одновременно громко вздохнули. — Танечка, я, правда, такая... бесцветная?
— Нет, что ты! Ты совсем не такая и... цвeтная. Ты тоже пойми, иметь свои принципы — это хорошо, поступаться своими принципами — это, как бы, плохо, но есть «золотая середина». У тебя она есть? Нет! Во-от! А ты должна различать, когда и в каком месте свои принципы применять. Если они тебе помогают жить — применяй, если они эту самую жизнь портят — меняй их, заменяй, подменяй или убирай. Ты должна решить, что тебе важнее: принципы или семья. Везде и всегда применять их не следует. Пойми, есть много других ситуаций, когда нужно «встать в позу» в положительном смысле этого выражения. Ведь если считать по-твоему, то вся наша жизнь — это один большой принцип: жить или существовать. Вдумайся на досуге, сейчас некогда. В чём-то очень важном можно пойти на принцип, но каждый день... И потом, если ты такая принципиальная, зачем же ты тогда вышла замуж и родила ребёнка? Из принципа?
— ?!
— А что ты удивляешься? Ведь решив стать чьей-то женой, а потом и матерью, ты меняешь жизнь не одному человеку, и не на четверть часа. И тебе жизнь тоже меняют. Значит, в принципе, это возможно?! «Возможно», — отвечаю я за тебя. И когда любишь, хочешь, жаждешь, то заметь, принципы как-то слабеют, улетучиваются, а когда наоборот, слабеет и улетучивается любовь, желание и прочие семейные радости, то тут как здесь твои принципы, «зырят — глаза пузырят»! Так что, пришли мы, Марина Принциповна! Сейчас ты у нас поменяешь всё: и внешний вид, и внутренний, и кое-что.
— А что «кое-что», Таня? У меня, может, денег не хватит?
— На «кое-что» хватит. Не волнуйся! Главное — дыши глубже и мысленно будь уже в завтрашнем дне.
Обычная история. Но она происходит в моём городе, в моё время, со знакомыми людьми, со мной, а значит всё остальное и все остальные уходят на второй план, и есть только мы и наша самая-самая важная проблема. И она уже не обычная. Так было всегда и так будет. Да, лет через пятьдесят об этом никто не вспомнит, но мы этими проблемами живём сегодня и решаем задачки, взятые из сегодняшней жизни...
* * * *
Приём-передача отчёта номер два произошла в точно установленные время и месте. Тоня была расстроена, ничего мне не объяснила, сказала лишь, что завтра на первую пару не придёт.
Отчёт номер два был куда интереснее первого. За прошедшую неделю Тоня встретилась с Павлом только два раза: Павел был очень занят по работе. Но главное, даже не знаю для кого главнее, за город они не поехали. Паша объяснил это тем, что у жены на работе важный приём и директор пригласил весь руководящий состав с супругами. А Паша пока ещё супруг. При этом он живописно рассказывал Тоне о новой должности жены и её карьерном росте.
Было отчего Тонечке загрустить... Но почему она на первую пару не придёт, я не поняла.
«Гром гремит, земля трясётся: поп на курице несётся...» Тоня не неслась на лекции. Как оказалось, она вызвала Пашу на разговор. Холодным осенним утром, под грозно нависшими дождевыми тучами, мимо голых чёрных стволов деревьев, в Парке Победы, сунув руки в карманы, шли мужчина и женщина. Они то тихо, то громко разговаривали. Они выясняли отношения.
А на другое воскресенье, в «Колобке», за чашечкой с кофе, Тоня давала мне устный, юбилейный — месяц прошёл! — отчёт.
* * * *
Всё закончилось быстро и банально.
Немного изменилась Марина — и внешне, и внутренне. Павел заметил перемены в жене и, видимо, оттого, что отношения с Тоней у него оказались не такими серьёзными, тут же переключился на похорошевшую жену. Антонина оказалась права, когда предположила, что она всего лишь «что-то новенькое на его горизонте...» Ну что за мужики нынче пошли! А собственно почему «нынче» и почему «пошли»? Они всегда ходят. И будут ходить. Так уж им назначено природой.
Не удалось, конечно, испытать Пашу-трактор по всем параметрам. Да и ладно. Я рада за Марину и Тоню. Что уж о себе говорить!
Изменилась и Тоня, и на земле стало на одну женщину, которая заводит романы с семейными мужами, меньше. По крайней мере, такую страшную клятву дала мне Антонина.
1 Пауль Йозеф Геббельс (1897 — 1945) — немецкий государственный и политический деятель, имперский руководитель пропаганды НСДАП, предпоследний канцлер Третьего рейха.
2 Здесь приведены слова одного из героев комедии «Бриллиантовая рука», режиссёр Леонид Гайдай, 1969 г.
3 Слова из баллады поэмы шотландского поэта Роберта Бернса «Веселые нищие» в переводе Эдуарда Багрицкого. «И я была девушкой юной Сама не припомню — когда. Я дочь молодого драгуна И этим родством я горда». Эти строки в фильме «Старшая сестра», по пьесе Володина, пела Татьяна Доронина.
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 29 октября 2008 г.
Nov 05 2008
Имя: Лена
Город, страна:
Отзыв: Хорошо, что семья не распалась. Хорошо, что дитя осталось с отцом. Хорошо, что мозгами начала думать та, которая ногами поезла в чужую семью.
Хороший рассказ.
