Было летнее утро дождливого 1993 года.
Очередь у кассы в хлебном магазине была похожа на серую медлительную гусеницу.
Тусклый свет, проникающий во внутрь здания сквозь грязные, заплаканные дождём окна, скорее напоминал туман. Он был бездыханным в своей неподвижности.
Продавщица с анемичным лицом и крупными формами желеобразного тела вяло жевала сникерс.
Другая, с отсутствующим выражением лица и отрегулированными движениями хорошо сделанного автомата, молча бросала на стёртый прилавок буханки свежего хлеба... вечернего привоза.
Их фантастическая цена никого уже не приводила в шоковое состояние.
По-видимому, истина, что человек привыкает ко всему, бессмертна, как и светлое будущее, которое в нашем государстве приобрело свойство горизонта — сколько к нему ни стремись, оно всё на том же месте, и не дальше и не ближе.
Все порядочные мухи в это раннее дождливое утро ещё спали, поэтому казалось, ничто не может потревожить сонное гипнотическое пространство, названное булочной.
И вдруг — словно радуга упала на бетонный пол и зазвенела всеми семью цветами, семью зазвучавшими нотами.
Очередь заволновалась, в движениях продавщиц наметилась хаотичность.
...Маленький розовый мотылёк захлопал в ладоши...
Все взгляды в одно мгновение были притянуты к невысокой, строго одетой сухонькой старушке.
Её прищуренные глаза улыбались, и в уголках слегка привядших губ трепетал свет солнечной улыбки. И глаза её были на удивление чистыми и молодыми — голубизна майского неба щедро лилась из этих глаз на усталые от безнадёжности сердца и мрачные лица.
Пряди её волос, тронутые лёгкой сединой, были аккуратно уложены, и только одна, самая непокорная прядка падала на высокий, чуть-чуть выпуклый лоб.
И морщинки под ней, казалось, дышали, как волны времени.
В разлёте бровей был юношеский задор, а в выражении её лица и в несуетливых движениях было столько чувства собственного достоинства, что и королева могла бы позавидовать.
В какое-то мгновенье что-то стало проступать перед моим внутренним взором...
Сначала смутно, а потом всё отчётливей, пока я не вспомнила, — когда-тодавным-давно в детстве я увидела репродукцию картины «Девушка в футболке» Александра Самохвалова... тогда она привлекла моё внимание тем, что была не похожа на других девушек с вёслами и без них.
И вот теперь та девушка и эта женщина... неуловимое и в то же время такое яркое сходство! В ясном взоре — целостность характера и юность, не желающая сдаваться.
А может быть, это и есть она?! Всё пережившая, всё испытавшая. Из грязи, из крови, из пепла и лжи, из века в век чуть-чуть меняя очертанья, но оставаясь той же!
Порой кажется, что мы все измучены морской болезнью. Даже чувство боли притупилось.
Мы сели на белый пароход мечты! Мы были полны веры. А пароход уткнулся носом в ил...
Ни идеалов, ни надежды. Лишь бы дожить... доползти от утра до вечера...
И капли унылого летнего дождя, ползущие по стеклу с обречённостью осенней мухи, так похожи на нас...
Но вот — луч солнца от маленькой пожилой незнакомки!
В руках женщина держала огромную тяжёлую авоську. В её старомодности было что-то завораживающее.
— Что это вы там так много накупили? — спросила вяло жующая продавщица, — на всю жизнь не накупишься, — добавила она по привычке.
— Да это книги, — живо откликнулась женщина, — пенсию нам прибавили, вот я и решила тратить прибавку на книги. — И она счастливо улыбнулась, озаряя всё вокруг светом искренней улыбки.
Купив четвертинку ржаного хлеба, женщина вышла из магазина.
— Надо же, — проворчала продавщица, надкусывая очередной сникерс, — людям есть нечего, а она книги, видишь ли, накупает. Совсем из ума эти старухи выжили.
Толпа покупателей безмолвствовала.
А старушка, выпорхнув из унылого магазина, бодро зашагала по узкому тротуару.
Она привычно не гнулась под тяжестью.
Голубой купол вышедшего из моды зонта покачивался над её гордо посаженной головой.
Моё сердце как-то странно сжалось.
Я смотрела и смотрела на женщину, не разучившуюся, несмотря на все невзгоды, высоко держать свою гордую голову.
Не утратившую синеву и яркий свет по-юношески задорных глаз.
...Заколыхалась пена облаков, и дождь вдруг перестал идти.
Точно сама природа преклонилась перед женщиной, олицетворяющей мужество целого поколения.
Поколения, прошедшего через войну, закрывшего своими сердцами огромную страну, поднявшее её из руин, и потом... мужественно принявшее неблагодарность, как должное...
И вот теперь это мужество позволяет себе неслыханную роскошь — на непомерно раздувшиеся от приписанных нулей, лишённые чести рубли, покупать четвертинку чёрного хлеба и тяжёлую авоську книг.
Женщина удалялась.
Снова пошёл дождь. Он шёл за ней по пятам и никак не осмеливался заглушить звонкое эхо её отчётливо звучащих шагов.
* * * *
Моя огромная страна с именем, похожим на маленькую капельку прозрачной росы, — Русь!
Ты никогда не исчезнешь, потому что и в нас течёт кровь поколений, не умеющих сдаваться. Никогда!
Продавщица с анемичным лицом и крупными формами желеобразного тела вяло жевала сникерс.
В какое-то мгновенье что-то стало проступать перед моим внутренним взором...
Моё сердце как-то странно сжалось.