— Как? — удивилась Дарья. — Твоя мама ведь в Америке, и уже давно.

Мариаша обречённо вздохнула:

— Это мама Инна. Папа просил меня не рассказывать о ней.

Дарья оцепенела. И, вопреки своим принципам: не лезть в чужую жизнь — продолжала расспросы. И правильно сделала. Девочка, уже проникшаяся доверием к доброй, открытой и смешливой женщине, рассказала, что они с отцом уже почти год живут у тёти Инны. У неё однокомнатная квартира в Киеве, детей и мужа нет, а неподалёку от столицы, в деревне, живут родители, и Мариам с папой нередко гостили у них.

— А квартиру мама обещала подарить мне, когда я вырасту.

Даше стало муторно на душе. И всё же она знала, что и эта не очень приятная ситуация будет преодолена. Нужно было только прожить её достойно.

Но тот день, с искорками доверия с обеих сторон, был, конечно же, испорчен. Даша закрылась в себе, на реплики Мариам отвечала односложно.

Когда вечером харьковчанка чистила зубы на ночь, через открытую дверь услышала разговор девочки с «мамой»:

— Да, здесь хорошо, но так хочется пообщаться с кем-то родным, — тянула юная киевлянка в трубку.

Даша уже поняла в ней такую распространённую черту — давить на жалость. «О, тут они с отцом родственники! Великие специалисты!» — мысленно иронизировала женщина.

Дарья молча укладывалась спать, а когда Мариам завершила разговор с мамочкой, которая выговаривала девочке за то, что та уехала, не прибравшись за собой, женщина не выдержала и холодно сказала:

— Знаешь, Мариам, я понимаю, что у нас непростая ситуация, но всё же постарайся не поступать подло ни по отношению ко мне, ни по отношению к «маме Инне».

— Почему вы так говорите?

— Потому что ты не вспоминала о мамочке несколько дней, не звонила ей, а тут, видишь ли, стала жаловаться, как тебе, бедненькой, здесь одиноко. Я тоже человек, и не виновата, что твой мудрый папа так поступил с Инной, с тобой и со мной. Всех обвёл вокруг пальца! Великий комбинатор Остап Бендер!

Мариам расплакалась.

— Да они вообще всё время ругаются, даже матерятся, и я все дни всё равно одна!

— Ну, я понимаю: папа сейчас загружен работой. Но... он же приходит домой? — осторожно спросила Даша.

— Инна приходит в шесть — она в книжном работает, даёт мне поесть, а в семь снова уходит — на другую работу. А папа приходит в девять или в десять. Я ещё не сплю, потому что боюсь засыпать одна. Только Мотька со мной...

— Да, ну и жизнь там у вас, — вздохнула Даша.

— Можно, я возле вас полежу? — попросила девочка.

— Иди сюда, чудо моё зарёванное, — Дарья подвинулась на своей продавленной кровати, обняла прилегшую рядом Мариашу. И стала рассказывать истории из своего детства. Больше всего чернокудрой узбечке понравились проделки коровы Ветки, за которой маленькая Даша гонялась по соседским огородам, и гусака Фильки с покалеченной лапой — он запросто заходил в летнюю кухню и кормился крошками хлеба, жареной картошкой и капустой.

— Хорошо вам жилось, правда же? — тихо спросила девочка.

— Правда, — улыбнулась в ответ Дарья.

Вот так Даша и Мариаша постепенно стали сближаться. Наверное, искренность и открытость в проявлении чувств помогли им естественным путём, без специальных стараний, преодолеть барьер отчуждения.

Но в отношении Анатолия харьковчанка решила не поддаваться романтическим ожиданиям. И в телефонном разговоре, через день после признания Мариам, она прямо спросила:

— Почему вы не рассказали об Инне?

Толик сразу же занял оборонительную позицию:

— А вы ведь и не спрашивали.

— Верно, не спрашивала. Просто в статье вы таким одиноким-одиноким прикинулись. — Даша знала, что в моменты спора становилась весьма острой на язык. — И вы знали, чего я хотела от этой встречи. И всё же пошли на обман. Так что приезжайте быстрее, я домой хочу... подальше от всего этого «счастья».

— Мариам так давно не была на море. Ну побудьте с нею ещё хотя бы неделю, — в речи киевлянина зазвучали умоляющие нотки. — Я заплачу вам за работу.

Дарья насмешливо фыркнула:

— Вы что там, в Киеве, живёте по принципу «купи-продай»? Мариаша мне нравится, и я дождусь вашего приезда. Только не задерживайтесь.

Что ещё ей оставалось? Она ведь тоже не ездила на море несколько лет.

«Буду получать удовольствие по полной программе», — решила ох какая смелая и независимая харьковчанка, пряча грусть за чуть вызывающей улыбкой — у Мариам научилась.

...По утрам, пока все спали, Дарья не спеша пила кофе, медитировала и занималась йогой — в облегчённом, походном варианте. Затем готовила завтрак. Уже после восьми из нижнего двора приходил Илья Егорович, доил коз и отправлял их в степь.

Мариаша сначала просыпалась ближе к девяти, потом, окрепнув, вставала всё раньше.

После завтрака, собрав пляжные сумки, «курортницы» отправлялись на море. У Мариашки появилась подружка из Москвы, и Даша могла слегка расслабиться — за девочками наблюдала мама Тани. Москвичка учила Мариам нырять, а Даша — по вечерам — плавать. Юная киевляночка схватывала всё на лету, и вскоре легко проплывала 5-6 метров.

По дороге на обед разыгрывался один и тот же спектакль — правда, с вариациями.

— А давайте купим «м» или «ш», — заводила Мариам.

— «М» уже было утром. Сначала «с», а уж потом «ш», — пряча улыбку, отвечала Даша. «М» — конечно же, мороженое, «ш» — шоколад, а «с» — не любимый Мариам суп. Когда девочка слишком уж напирала, Дарья строго говорила:

«С» — без разговоров, а то всё остальное будет только «з» (завтра).

Но больше всего женщину и девочку сближали пение и весёлые стихи. Мариаша обладала красивым, сильным голосом. Она занималась в музыкальной школе по классу пианино, но мечтала о сольном пении и карьере джазовой певицы. Поэтому по дороге домой — большая часть её пролегала по окраине посёлка и была почти безлюдной — Даша и Мариаша пели на два голоса о крылатых качелях, о прекрасном далёко, разучивали в лицах песенки о короле Анри IV и о ссорящихся влюблённых.

По вечерам Мариам читала вслух нравоучительные психотерапевтические сказки для детей (Даша привезла книжку в надежде проводить с девочками игры), затем они вспоминали истории на темы сказок. Дарье особенно понравилось «Зеркало отрицания», и как только Мариам начинала капризничать, говорила:

— Ты, наверное, снова достала зеркало отрицания — спасайся кто может! — Девочка смеялась — и меняла интонацию.

Самым захватывающим стал для курортниц праздник Нептуна. В этот день московская подружка Мариам с родителями и их друзьями уехали в Керчь на День Рыбака, и киевляночка приуныла. Но когда зашли в пансионат сменить книги и узнали от библиотекарши о готовящемся развлечении, девочку словно подменили. Дашу тоже захватил азарт. Дома они долго колдовали над костюмом русалки. Из Дарьиного блестящего шарфика соорудили подобие чалмы со звездой в центре. Два парео морского цвета превратились в плавники; из голубых пакетов нарезали длинные полоски, которые символизировали то ли водоросли, то ли русалочьи локоны.

Девочка была в восторге, Даша радовалась её счастью — и нащёлкала кучу фоток на мобилку.

Вначале «русалка» и её модельер попали на праздник в детском оздоровительном лагере — он тоже проходил на берегу моря. Нептун с трезубцем, водяные, кикиморы и прочие обитатели таинственных глубин — на самом деле вожатые отрядов — успевали и за детьми смотреть, и концерт вести. Даша порадовалась изобретательности устроителей этой мистерии, но не дала Мариаше затормозить здесь надолго: в нескольких десятках метров дальше на берегу появилась процессия с ещё одним владыкой морских глубин, окружённым пёстрой свитой. Там преобладали дети помладше, и Дарья повела свою русалочку в весёлый хоровод. Особенно выделялись озорные чертенята, вымазанные угольно-чёрной лечебной грязью. Дети — с благословения Нептуна — поливали гостей водой из пластмассовых бутылок, танцевали и всячески хулиганили.

Даша подошла к женщине-организатору из пансионата, рассказала о чудном голосе Мариам — и девочке дали микрофон. Та вначале растерялась: что петь?

— Весёлые качели, — подсказала Даша. И вот чистый, сильный Мариашин голос поплыл над берегом. И взрослые, и дети подхватили песню...

— Это мой лучший день за всё лето, — пробормотала уставшая Мариам перед сном — и мгновенно уснула.

За два дня до приезда Анатолия разразился шторм. Вначале на холмы за посёлком тугим синим брюхом легла туча — и народ бросился по квартирам и пансионатам. Дарья и Мариам промокли до нитки, пока добежали до дома. Растерев девочку полотенцем, харьковчанка натянула на неё свой свитер, Аськины старенькие джинсы, сухие носки. Переоделась и сама.

Пока шёл дождь, они играли в обнаруженную Мариам настольную игру по русскому языку. Но вскоре выглянуло солнце, и после обеда курортницы вновь устремились к морю. Оно разительно отличалось от утреннего. Словно разъярённая женщина, которая выплёскивает свою боль, свой гнев, серо-зелёные волны обрушивали на берег растревоженную силу.

Впрочем, отдыхающих это не остановило. С весёлым азартом взрослые и дети барахтались в волнах, подставляя их безудержной мощи свои тела, — словно вбирали в себя неукротимую силу стихии.

Даша и Мариам тоже резвились, играли с волнами. Причём для каждой разновидности волн они придумывали имена. Не слишком высокие назывались «Надюшками», побольше — «Любашами», а самые крутые — «Верочками».

Под вечер, когда людей на берегу осталось совсем немного, Мариаша задумала к приезду отца выложить из ракушек русалку, а Даша принялась за дельфина — и тут боковым зрением заметила, как с прибрежного холмика скатилась стайка каких-то птенцов. Крохотные комочки с тёмными полосами неслись прямо на неё. «Чайкины дети? Утята?» — пронеслось в голове Даши. Тут на неё налетели две женщины, которые, оказывается, хотели отогнать малышей от бушующего моря. Поздно!.. Птенцы бултыхнулись в море, за ними помчалась Мариаша.

Позже, когда Дарья вспоминала этот эпизод, она не могла определить последовательность событий — лишь какие-то обрывочные картинки-слайды. Вот Мариам передаёт ей пищащих утят, вот она, Даша, перебрасывает их дальше на берег и кричит группе отдыхающах:

— Отгоняйте их подальше!

Волны относили утят в сторону, Мариаша металась среди валов, Даша переправляла утят в безопасное место... Но одного утёнка отнесло совсем далеко. Тогда Дарья бросилась вдогонку. Вода была вначале по пояс, затем по грудь, но женщина упрямо продвигалась вперёд. Не могла она его бросить!

Только крикнула грозно Мариаше:

— Иди на берег!

Дыхание сбивалось, в правом подреберье пульсировала боль, волны накрывали с головой и Дашу, и утёнка. И в какой-то момент отчаявшаяся женщина крикнула:

— Господи, ну помоги же! Ангелы, помогите!

Нет, ангелов Даша не увидела — у неё доминировал другой канал восприятия — чувствование, но волны чуть притихли, а главное, стали подталкивать утёнка к берегу! Минута — и он уже на песке. Удивительное дело: птенец не упал, обессиленный, а рванул в степь. За ним неслась Мариам. Но поймать сорванца не могла. Тогда еле живая от напряжения Даша поднялась на холмик, властно схватила утёнка и прижала к себе. Тяжело дыша, женщина и девочка посмотрели друг на друга, но сил на выражение чувств не было, и они побрели по пляжу.

С тропинки, ведущей к посёлку, их окликнула женщина с коляской:

— А куда их девать?!

Даша подошла ближе — в коляске рядом с ребёнком примостился ещё один «спасённый». Женщина побежала на взгорок и через минуту принесла третьего птенца.

Даша с Мариам стояли, прижимая к себе утят, и не могли сообразить, что с ними делать.

— Ладно, Мариаша, сходи за одеждой, а я здесь тебя подожду.

Даша обхватила ладонями «утопленников», они вырывались, и ей пришлось сесть на траву, поджать ноги и поместить юных бунтарей в тесное убежище между бёдер.

Вскоре появилась Мариам. Пока одевались, утят поместили в сумку. Но что же дальше? Уже начало темнеть — и где теперь найдёшь утиную команду?

Всех, кто встречался по дороге, Мариаша и Даша расспрашивали об утятах. Никто их не видел... Продавщица ларька посоветовала сходить в кафе напротив — его хозяева держали уток.

Действительно, пожилой сухопарый татарин выращивал этих птиц.

— Не-е, этих я не возьму — они же дикие. Их утки не примут, заклюют. Они же ночью не спят, и домашние, видно, боятся чужаков.

— Придумала: я их соседям предложу — у них там квочка ходит с цыплятами, — нарочито бодро произнесла Даша. Нарочитость шла от растерянности: ну куда же девать нежданных питомцев?

— Квочка тоже не примет — чует, что дикие.

— Что же с ними делать?

— А давайте заберём их домой! — умоляющим голоском промолвила Мариаша, всё время державшая в руках самого тихого из утят. — У нас же и крупа есть.

— Да мать их рыбой, в основном, кормит, — махнул рукой старик. — Выпустите их в наш пруд, а там посмотрим.

Троица подошла к небольшому водоёму. Даша выпустила из сумки первого беглеца. Тот, смешно топорща крохотные крылышки, потоптался на высоком для него берегу — и бесстрашно плюхнулся в воду. За ним последовали сородичи. Мариашка плакала, а Даша всё пыталась понять, правильно ли они поступили. Затем вспомнила историю с ласточкой и успокоилась: кошка Иришка не отличалась вегетарианством.

Утята переплыли пруд, выбрались на пологий противоположный берег и пошлёпали по грунтовой дороге в сторону леса. Даша и Мариаша, обнявшись, стояли и смотрели вслед трём маленьким храбрецам. «Ангелы леса, примите и защитите их, — послала Дарья мысль в зелёную гущу. — Дайте им возможность найти пропитание и окрепнуть».

По дороге домой Мариам плакала, скандалила: зачем отпустили утят. Даша всё же докопалась до причины столь сильных эмоций. Оказывается, в посёлке, где в июне девочка проходила санаторное лечение, машина — на её глазах — переехала утёнка.

— Мариам, того утёнка уже нет. А этих мы спасли! Ты сегодня семь или восемь утят вытащила из моря. Ты молодчина, ты победитель!

Постепенно слёзы у девочки иссякли, и позже она во всех подробностях рассказывала о спасательной операции Илье Егоровичу и — по телефону — отцу.

...Хотя Дарья знала, когда примерно ждать Анатолия со станции, появление его было неожиданным — он шёл верхней дорогой. Мариашка увидела его в окно, вскрикнула — и выбежала из дома. Даша развешивала на верёвке купальники и вначале не поняла, что произошло. Но вот из-за угла дома появился Толик, на нём висела дочь.

— Ну, здравствуйте, — неловко усмехаясь, мужчина протянул Дарье руку.

Харьковчанка ещё накануне решила не разжигать пожар, на её взгляд, ненужных разборок, объяснений. По её наблюдениям, ни к чему хорошему это не приводило. Раз уж случилось так «лопухнуться», то лучше пропустить ситуацию мимо себя — как матадор разъярённого быка.

Её спокойствие постепенно передавалось и Анатолию. Мариаша радостно трещала, делилась с отцом своими успехами в плавании, рассказывала о котах и козах, и поэтому неловких пауз в общении не возникало.

На море Дарья, окунувшись, оставила Ахметовых одних и пошла вдоль берега, собирая крупные фиолетовые ракушки для племянниц. Потом уселась в тени маслины и долго смотрела на полуовал залива, вбирая в себя море, далёкий мыс слева, а справа — Золотое с его прекрасными скалами.

— Что же делать, ангелы моря? — тихо говорила харьковчанка. — Вот он смотрит на меня прямо собачьими глазами, а я ему не верю, не хочу лезть в болото его отношений с женщинами. «Ну вот, ты сама себе и ответила, — промелькнула мысль. — Не изменяй себе, не ломай себя — даже ради мечты».