Взгляд искоса — самый главный женский взгляд. Самый честный. Открытый, простодушный, наивный, циничный, кокетливый, холодный, уверенный, злой, близорукий, волнующий, тупой, обещающий... Эти взгляды женщина приберегает для других, а тот, что «искоса, низко голову наклоня...», оставляет себе.
Евгения Двоскина. Мелкие пуговицы
«Восьмое марта близко-близко...» — предупреждает неприличный стишок. Дальше сами знаете. Кто не знает, «близко» рифмуется с «пиписка», и этим сказано всё.
Странный праздничек. Вроде как восходит к временам той ещё борьбы за женское равноправие. Неукротимая Клара Цеткин, которую мы смутно представляем безобразно стриженной старухой... Передовые работницы, требующие права голоса и равной оплаты труда: «Никто не даст нам избавленья...» — правильно, и не дали. Учительница литературы Ольга Александровна, разбирая с нами, малолетками, какие-то «женские образы в советской литературе 20-х годов» и видя перед собой ряды наших кривых глумливых ухмылок, говорила на невысказанные вольности: «Нет, девочки, Советская власть действительно дала женщине очень много... но... «ключи от счастья женского», как там дальше у классика, кто напомнит... какая-то рыба, видимо... проглотила». И мы радостно ржали, избавленные её иронией от необходимости прямого противостояния, от которого в этом зверском возрасте так недалеко до прямого хамства. А в параллельном классе девицы, страшно возбуждённые собственной лихостью, к Восьмому марта выпускали стенгазетку «Хоть день, да наш!» А мы, не придумавшие такого прикола — правда, тогда это называлось как-то иначе, не помню как, — мы завидовали, но одобрительно рассказывали направо и налево: правда, классно? И каково же было... что, разочарование? — когда одна из наших мам мягко так улыбнулась: «Как, и вы тоже?» Оказалось, что незнамо в каком году, в другой школе и даже в другом городе, но тоже к Восьмому марта... А одна компания молоденьких бесшабашных умниц заявилась седьмого в школу в траурных нарукавных повязках из чёрной капроновой ленты. Думаете, скандал? Как бы не так, никто и не заметил, и акция протеста тем самым была, но не состоялась. А в университетские времена наши мальчики презентовали мамзелям одиннадцатой группы по зелёной керамической рюмахе вкупе с брошюрками «Коварный враг здоровья женщин», тоже зелёной и на ту же тему. Отхохотавшись и распив положенное, мы пришли к решению ни мужского, ни женского праздника более не отмечать, а праздновать совместно Первое марта — весну то есть, которая всем весна. Дацзыбао «Хоть день, да наш!», как мне доподлинно известно, время от времени выпускается барышнями по сю пору — с применением новейших технологий.
Если же вы спросите о смысле этого праздника у женщин постарше, никто и не вспомнит передовых работниц, марширующих по долинам и по взгорьям вперёд заре навстречу. Скорее всего, вам грустно улыбнутся и почему-то, слегка оправдываясь, скажут: а что, мне всё равно нравится, хоть цветы подарят. Цветы — да, подарят. И как раньше мрачные мужики давились за хилой мимозой, так нынче бойкие яппи машинами увозят стандартно скрученные по спирали букеты из какой-нибудь «Интерфлоры». В одной фирме молодые люди обрядились к празднику в майки, украшенные фотографическими изображениями всех работающих с ними девушек... Девушкам не совсем понравилась перспектива (пятно кетчупа на глазу, корзина с грязным бельём, стиральная машина... или, может быть, более глубокий смысл этой символической акции овладения), но обижаться и тем более портить праздник ребятам, которые «так старались», конечно, никто не стал. А для самого социально незащищенного гражданина тоже продаётся недорогой цветочек в бетонной трубе перехода, и он потащит этот цветочек своей «половине», а она ему чего-нибудь не то ворчнёт, не то мурлыкнет, глядя почему-то в сторону, в сторону...
А что творится в школах и детских садах — не передать. Родительский комитет одолевает поборами, кипят нешуточные страсти по поводу символических, но абсолютно необходимых жестов в адрес Валентины Ивановны: да зачем ей эти веники, надо что-то дельное, из косметики! Чем непрестижнее профессия — то есть чем ближе она к воспитанию, образованию и прочим феминизированным областям, — тем обязательнее букет. Валентина Ивановна должна быть довольна — кому-то же надо и эту работу делать, дети всё-таки. А утренники! Душещипательные стишки про мамочку родную, где обязательно будут помянуты «ласковые руки» и остальной парфюмерно-кондитерский словарь устойчивых выражений, разучиваются загодя и под большим секретом. Стишки, как правило, ужасны — но тоже обязательны. И уж которое поколение мам одновременно искренне умиляется своим Денискам и Аликам и... испытывает что-то ещё. Что-то такое, от чего сладкая улыбка «гендерной именинницы» немного сползает вниз, а взгляд её почему-то уходит в сторону. В сторону...
Двусмысленный какой-то праздник, приторный с горчинкой, сентиментальный с еле уловимой ноткой непристойности. Вроде и неловко, и ненужно, но как бы и правильно. Похоже на скомканное извинение, а кто и перед кем виноват? И ритуальное мытьё посуды домочадцами — «сиди-сиди, сегодня мы сами» — это что, насмешка или репарация? Просто Юрьев день какой-то! А обязательные тосты с пожеланием «всегда оставаться такими же милыми, красивыми, любящими»? О каком «всегда» может идти речь, какому мгновению велено остановиться? Мужчины деликатного образа мыслей часто поздравляют так: «Не знаю, признаёшь ли ты этот праздник, но это только повод...» — далее по тексту. Таксисты и случайные прохожие поздравляют без затей — и маленького волевого усилия стоит не ответить, как на другие поздравления (с Новым годом, скажем) — не вякнуть на автопилоте: «И Вас также». Выйдет глупо и незаслуженно обидно, чем таксист-то виноват?
Но при всей своей двусмысленности или благодаря ей праздник этот жив и будет жить. Потому и будет, что он прославляет идеализированные — то есть фальшивые, но ведь это всем известно — отношения мужчин и женщин, а в то же время самой своей приторностью напоминает: так не бывает, это всё понарошку. Он воспевает «ласковые руки», понарошку же предавая краткому забвению всю мучительную сложность отношений мамы и ребёнка — сегодня только хорошее или ничего, как о мёртвых. Он клянётся в вечной любви, красоте и вообще во всём, чего не бывает по определению. Я бы даже назвала его «гендерным карнавалом» — как известно, на карнавале всё наоборот, не как в жизни.
И юные девы, в соответствии со своей возрастной нормой, не желают порой принять именно эту двусмысленность и объявляют себя неприсоединившимися, но их марш протеста всё равно останется незамеченным. Им ещё хочется смотреть прямо, но... «вырастешь, Саша, узнаешь». Со временем кто-то из них сделает свой выбор — и для неё этот праздник напрочь перекроется трудами и чувствами Великого Поста. А кто-то выберет иное и будет просто предвкушать развлечения или дела, которым нерабочий день всегда ох как кстати. Кто-то сполна насладится однодневным карнавалом, коллекционируя букеты, поздравления и приглашения, собирая свою маленькую быстро увядающую дань. А кто-то в ответ на общепринятый сироп нарушит перемирие и рявкнет: «Я этот гинекологический праздничек вообще не признаю!» — и наградой ей станет неподдельное смущение поздравителя, и в том-то и будет «хоть день, да наш». И уж в следующем году человек по тому же делу не позвонит — ну её в болото, самому, что ли, очень хочется на телефоне висеть, могла бы тоже вид сделать.
Всего на один день Великая Богиня, сняв оранжевый дорожный жилет или бифокальные очки, разогнувшись от корыта или вёрстки, является нам, — но шаржем, пародией на саму себя, и ей не отпущено даже карнавальной недели. Слишком много обид, ожиданий, иллюзий. Слишком глухо молчание. Легче для всех, когда она предстаёт Девушкой с веслом, раскрашенной ради праздничка дешёвым итальянским набором «Пупа».
Одна простая и ныне давно уж покойная женщина из владимирских крестьянок говаривала — сильно окая, как положено: «Баба — она и есть баба, чо её праздновать?» Она не понимала этого праздника, крепко и естественно вросшая в традиционный уклад, где ему и впрямь не место (хотя нынче и празднуют, и ничего, был бы повод). И, наверное, в каком-нибудь совсем ином мире, где женские потребности, ценности, жизненные циклы и роли признаются важными и это никому не надо доказывать, — там этому празднику тоже не место, там по совершенно противоположной причине возникает тот же риторический вопрос: чо её праздновать?
Мы же держим, как умеем, хрупкое и двусмысленное равновесие. Когда можем позволить себе такую роскошь, обращаем внимание на собственные чувства, возникающие по поводу и в связи. Если очень повезёт, можем их даже проговорить, поделиться — и что-то услышать в ответ. Когда не получается, просто говорим «Спасибо!» — а сами смотрим в сторону, в сторону...
Март в России — месяц холодный, цветочки приходится заворачивать во вчерашнюю газету с фотографиями президентов, нефтяных магнатов, спецназа в масках и со смятым заголовком «...есны, любви!» Кстати, упомянутый выше неприличный стишок существует в двух вариантах: в мужском кое-чему предписывается «расти», в женском — «беречься». Вот тебе, девушка, и Юрьев день.
«Восьмое марта 
А что творится в школах и детских садах — не передать. Родительский комитет одолевает поборами, кипят нешуточные страсти по поводу символических, но абсолютно необходимых жестов в адрес Валентины Ивановны: да зачем ей эти веники, надо 
И юные девы, в соответствии со своей возрастной нормой, не желают порой принять именно эту двусмысленность и объявляют себя неприсоединившимися, но их марш протеста всё равно останется незамеченным. Им ещё хочется смотреть прямо, но... «вырастешь, Саша, узнаешь». Со временем 
Опубликовано на сайте Afield.org.ua (Поле надежды) 5 марта 2008 г.