А потом впереди засветились окна дома.
Деревянный дом в два этажа. Резьба обвивала маленький балкон мезонина.
Снег вокруг был нетронутым, лишь узкая, утоптанная тропа вела к крыльцу.
Она помедлила — идти ли ей дальше, или постучаться?
Всё было нереальным, как во сне, и она медлила.
Хлопнула дверь.
Высокий мужчина в наброшенном на плечо полушубке вышел набрать дров из поленницы.
Ира шагнула вперёд, так, чтобы оказаться в луче света, падающем из окна.
Мужчина слегка сощурился, приглядываясь. Но не удивился.
Он спросил:
— Вы, кажется, моего века?
...Она сидела в комнате, у камина, и ощущение сна длилось.
Кресло, тёплый плед, которым хозяин покрыл её ноги, крупные хлопья снега за окном...
Он вошёл, осторожно неся дымящуюся миску. В янтарной ухе — большой кусок рыбы.
Она почувствовала, что голодна, и с наслаждением ела.
Потом он налил ей стакан красного вина.
— А теперь спать, — сказал он. — Я обо всём расскажу завтра.
Он помог ей подняться по лестнице, в маленькую комнату, где только и помещалось, что постель. Тут было тепло, и он ещё накрыл её одеялом. Она смотрела на снег за окном.
— Может быть, это тот свет? — подумала она засыпая.
Она проснулась утром, чувствуя в себе необыкновенную свежесть и силу. Разумом это всё пока и не пыталась осознать, но на душе было так спокойно, как будто она вернулась домой.
Солнце поднялось уже высоко. Оно озаряло лес, голубоватые горы вдали, снег. Самый обыкновенный зимний пейзаж.
Она слышала внизу шаги. Значит, хозяин встал.
На спинке кровати висела её одежда.
Зеркала тут не было. Она оделась, пригладила волосы, и не волновалась больше — хорошо ли выглядит?
«До церемоний ли здесь, на краю земли?» — вспомнилась фраза из
какой-то книги.
Ира спустилась вниз по крутой деревянной лестнице.
Роман хозяйничал на кухне.
— Теперь я рыбу пожарю, — сказал он. — Рыба — основное, что есть здесь зимой. Я ловлю её в озере. Её здесь много. Летом я бы лучше вас угостил.
Она опять почувствовала сильный голод. Такой голодной она была только в детстве.
— Я могу помочь?
— Вы умеете варить кофе? Не бурду. Настоящий кофе.
— Чтобы достаточно крепко и, не дай Бог, не закипел?
Он улыбнулся и протянул ей турку. И банку с кофе.
— Вода вон в том кувшине. Плита затоплена.
Они сидели за столом и ели.
— А где я? — спросила она просто, как будто вопрос был не особенно важным.
Он пожал плечами.
— Если бы я знал. Я и сам точно не знаю. Мой дом — поблизости от города. И мне кажется, что всё это — отнюдь не на нашей земле.
— Мы умерли?
— Нет. То есть, я не могу сказать точно. Вы как сюда попали?
Она стала вспоминать. Но теперь то, что было, казалось нереальным.
— Я ушла в костюмерную... Так устала... Устала так, что слёзы текут... И холодно. Холодно. Я лежу в снегу.
— Ясно, — сказал он и накрыл рукой её руку. — Может быть, для
кого-то вы и умерли. Может, вы и не вернётесь назад. А может — возвратитесь...
— Кто же это решает? А вы — вернётесь? Что случилось с вами?
— Мне — некуда. Мой мир погиб, я уверен в этом.
— Да что же здесь такое?
— Будьте спокойны. Вы пришли туда, куда должны были прийти. Сегодня вечером мы с вами спустимся в город.
— Да расскажете вы мне или нет?
— Если бы я сам мог это понять... Наша ли это земля, или
что-то иное...
Вот лес, за ним — озеро, а если идти по той тропинке, там крутой спуск в низину. В долине лежит город. Там живёт немного людей, но каждому из них вы можете верить. По тем или иным причинам, они не нашли своего места в том времени и том месте, где жили. Они приходят сюда измученными. Многие из них положили жизнь за други своя.
Здесь они отдыхают. Здесь они верят, что не одиноки.
— А потом...
— А потом звёзды на небе сходятся в крест. И тогда
что-то вроде северного сияния. Город пустеет. Те, кто здесь жил — уходят туда, где они подлинно нужны, где они найдут своё место... А потом постепенно в город начинают стекаться другие люди.
— Но почему вы знаете это?
— Я остаюсь здесь и после Серебряного Всплеска. Я оставлен здесь — наверное, затем, чтобы объяснять всё тем, кто придёт. Чтобы встречать их. Я просто всё это знаю.
— А если я не хочу уходить отсюда? Мне можно остаться здесь?
— Здесь? — он повёл рукой вокруг, подразумевая свой дом, а потом махнул в сторону окна. — Или там?
— Не знаю... Но не возвращаться.
— Это решаем не мы. А спустимся мы сегодня. И знаю, где вам понравится жить.
— А сейчас?
— Сейчас? — он вдруг улыбнулся широко, как мальчишка, которому есть чем гордиться. — Пойдёмте смотреть.
Она накинула куртку и осторожно ступила за порог.
Он уже ждал её. А ей хотелось взять его за руку, чтобы решиться наступить на этот снег. Сегодня, когда она не была так замучена и не плавала между небытием и реальностью, она пригляделась к окружающему миру и ахнула.
Казалось, она никогда не видела такого снега. Каждый кристалл мягко горел и переливался на солнце особенным чистым светом.
Каждая ель была воплощением зимней сказки — хоть картину рисуй, да попробуй нарисовать так.
Меж сосен вилась утоптанная тропинка шириной в человеческий шаг. Он кивнул, предлагая следовать за собой, и пошёл первым.
Минут через десять они спустились к озеру. Вот тут она ахнула уже окончательно. Более дивной картины она не видела. Зеркальная поверхность озера — серебро и хрусталь — и в нём всё отражение неба, розоватых облаков. И высокие, скалистые горы — в снегу и зарослях тёмного леса, подымающиеся вокруг.
Здесь не могло быть музыки, но она услышала её — вода всегда была связана для неё с музыкой. Переливы, напевы старинного испанского романса.
Она заплакала. В этот момент душа её открылась. Будто нашла силы вновь любить, верить, жить.
— Я тоже плакал, когда пришёл сюда, — тихо сказал он. — Значит, вы чувствуете красоту так же, как и я.
Они долго сидели у воды на старой деревянной скамье.
Вечер уже накрыл всё синевой, когда они подошли к склону горы, полого спускающемуся в низину.
— Помните, как в детстве катались на санях? Как вы любили — самой править...
— Нет-нет, быть за чьей-то спиной.
— Садитесь.
Она обняла его полушубок.
Спуск был долгим, долгим...
Сани остановились на окраине улочки.
Улица была узкой — казалось, два человека тут не разминутся. Каменные дома, тёмные окна. Жил ли здесь
кто-то?
Они свернули на другую улицу, просторнее. Здесь окна у домов ярко светились.
Они подошли к одной из дверей.
Роман дёрнул за шнурок колокольчика.
Им открыл высокий человек. Молодой старик. Голова его была седой, но глаза пристальные, внимательные, очень живые. Красивый старик. И сил в нём чувствовалось ещё много.
— Я знал, что ты сегодня
кого-то приведёшь, — сказал он Роману.
Такая ласка и расположение от него шли, что ей стало тепло и без очага.
Тут и нашла она дом.
Она могла часами сидеть у ног Арсения Михайловича.
Перед камином лежал мягкий полушубок. Она сидела, щурилась, смотрела на огонь. Он опускал руку от работы — он работал по коже, и гладил её волосы. Она жмурилась и готова была мурлыкать, как кошка. Во всяком случае, душа мурлыкала. Это были самые лучшие минуты.
Неожиданно начинался между ними разговор. Он вспоминал прошлое. Блеск выступлений и забавные случаи, которых так много накопилось за жизнь.
Человеческими качествами он наделял лошадей. И будто сам становился конём, рассказывая, как страшно прыгать сквозь пламя.
И блеск кинжалов в его руках, и мелькание факелов, когда он жонглировал ими, — всё это видела она в его рассказах.
От обид, которые творили люди, — отмахивался.
— А, что с них возьмёшь...
Но сквозь всё это — сквозь препятствия, труд и боль — сделать то, что от тебя зависит, красивым, — это была главная задача.
Она никогда не думала, что человек может жить настолько душой. Служением красоте. Не оглядываясь на рутину быта. Невыносимо было думать, что такой человек ушёл, что больше он не украшает собой жизнь на земле.
Он тоже с интересом расспрашивал её. Но ей было поведать много меньше. Делала, что могла, да мало могла... Выйти на сцену, и всё, что было внутри, в сердце — вынести, донести до сидящих в зале в оттенках не то, что слов — интонаций. Отдать завтрак из сумки задремавшей на остановке собаке.
А что ещё?
У неё была маленькая комната в мезонине. Из окна видна была выложенная брусчаткой городская площадь, старая церковь, заснеженные крыши домов.
Когда она не спала — лежала и смотрела на снег, идущий так медленно и невесомо, что снежинки, кажется, зависали над землёй. Но она очень много спала — и никак не могла выспаться. Каждая ночь снимала с души глубинный слой усталости.
Ей никуда не хотелось идти.
Не было нужды заботиться о пище: её хватало. В погребе стояли мешки с крупой, овощами. Кофе.
Ей хотелось только сидеть у его ног.
Но иногда приходили гости. Бледная женщина, забежавшая на минуту взять для себя икону, — он делал для них оклады из кожи, — внимательно посмотрела на Иру.
— Вам не скучно всё время ходить в этом? Пойдёмте ко мне, возьмите платья.
Женщина была кем-то вроде хозяйки магазина, жила на той же улице.
О плате здесь речь, естественно, не шла.
Но как упоительно было стоять перед высоким старинным зеркалом и примерять — ощущать, как касается кожи нежный шёлк, любоваться сложным плетением кружева. Перехватывать талию поясом. Каждое платье было закончено, продумано, было личностью.
А потом женщина проводила её к витрине с драгоценностями. Всё было доступно: острый блеск алмазов и тепло янтаря. Всё зависело только от её желания. Она выбрала колье и серьги из синего авантюрина — напоминавшего звёзды в небе.
Но она боялась глядеть на эти звёзды.
Сколько сроку ей отпущено быть тут? Она не сможет забыть «каменный цветок», который видела, но куда ей будет послано отправиться? Чему служить?
Дни текли.
Ей казалось — она впервые познала подлинную радость.
Было радостно выходить на улицу и идти. Замереть перед стеной, балконом, деревом. Возможно и там, в жизни, они были так же прекрасны. Но только здесь она научилась это видеть в полной мере.
Она стояла и плакала от этой красоты. Капля, повисшая на стекле, переливалась всеми цветами радуги. Трещины, бежавшие по штукатурке, сливались в сложный, древний узор. Зелёный мох напоминал о воде венецианских каналов.
— И надо уметь всегда, во всём находить это прекрасное, — думала она.
Можно было зайти в любой дом и увидеть эту красоту в людях. Женщина, работавшая в хосписе и облегчавшая последние дни уходящим... Ребёнок, замечательно игравший на скрипке, в том мире — не любимый родителями. Солдат, подставивший грудь под пули, чтобы не стрелять самому...
Кто-то рассказывал о себе,
кто-то молча улыбался. Но везде её принимали с искренней лаской и желанием о ней позаботиться.
Шла и прошла весна, уходило лето.
Это случилось в ту августовскую ночь, когда падает особенно много звёзд.
Был праздник яблок. Город пах ими. На площади сложили большой костёр — и искры взлетали в небо. Люди несли яблочное вино, пироги, корзины с фруктами.
Пела скрипка.
А она знала.
Потому что утром, придя, Роман обронил её другу тихое:
— Сегодня.
Она знала, потому что нынче Арсений Михайлович руки не снимал с её волос, а иногда наклонялся и целовал их.
А теперь они сидели у костра, и её голова лежала у него на груди. И она смотрела в огонь, и молилась ему, и время от времени прихлёбывала холодное яблочное вино из тяжёлой глиняной кружки.
А потом по небу точно прошёл всполох. Переливы зелёного первозданного льда качнулись невиданным занавесом. Переливы, сияющие величием сотворения мира. И это было самое прекрасное, что можно увидеть.
...Она подняла голову. Она, оказывается, заснула, уронив голову на руки.
На ней было лиловое платье — простого фасона далёкого века. В течение нескольких минут она жила сложной двойной жизнью — ещё всё помня, но уже забывая, и осознавая настоящее.
Она в мастерской у мужа — принесла ему ужин.
Он склонился — делает ножны к мечу. Знакомый горбоносый профиль...
Неужели?
Он поднял голову и улыбнулся ей.
Она не успела ничего сказать.
Сухими выстрелами — стук копыт за окном. Гость приехал.
Всадник спешился, вошёл в дом.
— Это большая честь для меня, что такой великий воин — сделал ножны к моему мечу. Береги своего мужа, женщина, и пусть сын твой вырастет таким же славным воином.
Они вышли на крыльцо — проводить гостя.
Безбрежной гладью лежало перед ними море. И степной ветер пах полынью.
Страницы: 1
2
3
4
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 14 апреля 2009 г.
Apr 09 2009
Имя: Анна Юнгер
Город, страна: Латвия
Отзыв: Когда я читаю Татьяну Свичкарь, хочется жить - даже если собирался повеситься. Ее изумительный язык ткет нить сюжета, будто из моей жизни. А главное, в ее повестях - правда, безо всякой чернухи!
Спасибо вам, только пишите!
Анна.
Apr 15 2009
Имя: Татьяна Свичкарь
Город, страна:
Отзыв: Да спасибо ж Вам большое за отзывы!!!!!!!!Так приятно читать, Вы б знали! Хоть мои истории, чаще всего такие "бормоталки" себе в утешение, когда чего-то в жизни не ладится. Вот когда про НЕЩАСТНУЮ любовь писала, думала - давать ли совет священника: идти в таких случаях к тем, кому по настоящему плохо. К безнадежно больным детям и т.д... И...не смогла про это написать. Если из безответной любви, или других жизненных переживаниев еще можно себя как-то вытащить, то тут... Прочитала в ЖЖ дневник одной девушки волонтерши: какое надо иметь сердце, и какую душу! Причем эта девушка временами лежит в кардиологии, так как сердце уже не выдерживает за всех переживать.
А нам - помогай Бог! С грядущей Пасхой всех, с праздниками, и пусть у вас все будет хорошо!
