Я никогда не была собачницей, не умилялась, глядя на красивые, экзотические породы четвероногих. Ну, собака, ну и что, какая бы она ни была, но для меня она всё равно просто собака.
У нас в доме тоже всегда жила дворняга, целых три, если считать годы, и, к удивлению, родители всех почему-то называли Букетом. Совсем не собачье имя, но оно было таким, и нам, детям, было всё равно.
Майским утром приехали на новое место работы, на базу отдыха, и мне навстречу с лаем выскочил белый пёс на высоких ногах с коричневыми пятнами на ухе и голове. «Бим!» — как-то само имя напросилось.
— Иди, не бойся, — добродушно сказал Антонович, пожилой стройный мужчина, работавший там сторожем.
«Да уж, иди! Она же лает!» — Я стояла, не двигаясь. В сумке ничего съедобного не было, чтобы задобрить пса.
— Бим, свой! — прикрикнул Антонович, и собака медленно отошла в сторону.
— Умная! — восхищённо сказала я, с опаской поглядывая в сторону: вдруг ослушается.
— Это лабрадор, умнейшая порода собак, — рассказывал Антонович, идя позади меня. — Это же надо додуматься, выгнать такую животину со двора. Года два назад я пошёл вдоль Донца, с рыбаками пообщаться. Иду, а он на тропинке стоит, смотрит в упор. Струхнул даже, а потом заговорил с ним и вижу, что он понимает, вроде, меня. И глаза хорошие, добрые, умоляющие какие-то. Я достал из брюк горсть семечек, бросил на тропинку. Слизал мигом. «Э, — думаю, — да ты, брат, голодный!» Я ещё ему семечек бросил, а потом говорю: «Пошли! Пошли домой!» Вот так я и привёл его. Лучшей собаки сюда и не надо. У нас здесь раньше овчарка жила: днём мы её на цепи держали, злая была, не приведи бог! А на ночь отпускали, бегать по территории. Забор прочный, ворота новые — никто не зайдёт, спи себе, сторож, до утра и будь спокоен. Но годы его окончились, и нашёлся этот Бим. На него кто ни глянет — сразу Бимом безошибочно называют, по его внешнему виду: белый Бим — чёрное ухо.
Бим действительно был умным, добрым. Он был — воспитанным! Да-да, это его наследственная, породная черта. Если ему, сидя на веранде или в комнате, кто-то протягивал кусок хлеба или колбасы, он ни в коем случае не переступал порог! Голодные глаза жадно смотрят на еду, а вперёд — ни шагу. Приходилось вставать и давать ему с руки. Лорд! Английских кровей, видишь ли, врождённое качество — быть благородным.
На любого чужого он бросался со свирепым лаем, но, добежав до пришельца, останавливался в метре от него, лаял, не пускал человека, но — никогда даже не пытался его укусить! За двенадцать лет его жизни на базе отдыха здесь побывала не одна тысяча людей: взрослых и детей, трезвых и подшофе, поющих. Играющих, отдыхающих, — он никогда не позволил себе этого. Однажды парни затеяли драку, Бим рванул с места, лаял, бегал вокруг них, пока не прибежали старшие и не растянули дерущихся.
Стоило сказать: «Свои», — и он мирно отходил в сторону. Когда забор прохудился, и на территорию забредала отбившаяся корова, сторож кричал: «Чужой» — и Бим пулей летел вперёд, чтобы лаем выпроводить заблудшую назад.
Вместе с Бимом здесь же жили ещё прибившиеся невесть откуда две дворняжки. Имён им не дали. Скажешь: «Бим» — они все и бегут к тебе. Словом, это были все — Бимы.
Весной к Бимовым невестам со всех сторон сбегались стаи чужаков. Как же он оберегал свой гарем! Сначала лаял, потом боком, боком, не спеша, но настойчиво, отталкивал, отпирал новоявленного жениха к забору, к дыре. Это было так по-джентельменски! Но среди прочих дворняг повадился женихаться соседский пёс. Это была высокая, выше Бима, чёрная, крупная овчарка.
Схватка была не равна. Соседу не хотелось уходить ни с чем, а Бим, он же хозяин двора, защитник, да и его — его! — это невесты, не мог отойти в сторону просто так.
Овчарка вцепилась клыками ему в шею, и из неё струйкой побежала кровь. А Бим лаял... И наступал. Мы едва его отбили, рискуя сами быть укушенными. Бим медленно шёл по сиреневой аллее без листьев, и на тротуаре оставались алые капли. Но пришелец ушёл. Бим, хоть и с нашей помощью, но — он победил.
Незавидная доля у собак. Не завидная. Ну сколько может сторож принести пищи себе и собакам? Ясное дело, что в основном кормили и жалели — любили! — Бима. А когда рождались щенята и подрастали, — тогда совсем уж беда. Старались маленьких растыкать, раздать по соседям. Особенно брали тех, кто были похожи на Бима.
Но всё равно один-два щенка оставались. Биму выставляли миску с едой, тотчас подбегали все. Он грозно рычал, и старшие нехотя, но отходили. Малыши совали свои мордашки в миску, и каждый спешил ухватить кусок.
Бим своих детей не трогал! Глядя на это, впору было прослезиться. По жизни знаю, что не всякий голодный мужчина может так поступить. А Бим — исполнял свой родительский долг!
За эти годы мы безошибочно научились различать все оттенки его голоса: вот так он лает при приходе чужого человека, а это — лает на своего. А сейчас: часто и громко — на корову. А вот: лай с рычанием — это чужой кобель приплёлся. И ещё было много оттенков его голоса.
Прошлой зимой, когда морозец уже прихватил льдом поверхность озера, находящегося в десяти шагах от нашего забора, случилась такая история. Было уже около четырёх вечера, на улице стемнело. Сторож включил свет на территории и пошёл в корпус, попить чайку. На плите грелась вода, он читал в тишине газету.
За дверью заскулил Бим.
— Подожди, дорогой, подожди. Я сам ещё не ел, — проворчал сторож. — Дам и тебе. — И углубился в чтение.
Бим скулил и царапал когтями дверь.
— Бим! — грозно крикнул сторож, зная, что тот от крика должен устыдиться и успокоиться.
Бим не унимался, он подал голос и снова заскрёб дверь, настойчиво требуя, чтобы ему открыли.
— Чего тебе? — Сторож открыл дверь. Вокруг было тихо. — Иди гуляй!
Бим залаял и сделал несколько шагов в сторону.
— Ну!
Бим попятился и снова залаял, оглянулся.
«Может, кто пришёл? — недоумевал сторож. — Тогда он лаял бы иначе».
Сошёл со ступенек, прислушался, но вокруг стояла тишина и лежало белое полотно снега.
И тогда Бим бросился вперёд с лаем к забору.
«Что же там случилось? Неспроста это...»
Ничего не оставалось, как, проваливаясь в снегу, плестись за Бимом.
В тёмном пятне озера, в провалине, сторож увидел двоих мальчишек, уже не барахтающихся, а стоящих по грудь в воде. У них уже не было сил, чтобы вытянуть ноги из ледяного, проваливающегося под ногами ила, чтобы выкарабкаться на лёд.
Выхватив из давно уже разваливающегося забора жердь, сторож пополз по льду.
— Меньшой, хватайся за палку, а ты, второй, толкай его, толкай.
— А собака? — тоненьким голосом прошептал один из мальчишек.
— Да не бойся, это она меня к вам привела. Смелее! Смелее! Всё будет хорошо.
Бим бегал вокруг полыньи и скулил.
Почти до утра ребята сушились в комнатушке у сторожа. Бим лежал у порога и, словно извиняясь, изредка смотрел на ребят, положив голову на лапы. Какие ему награды? — Кусок хлеба или оставшуюся от обеда кость, — и за это спасибо.
В декабре прошлого года, буквально за три дня до праздника, Бим и одна его верная подружка вдруг пропали. Одну смену их нет, вторую. Третью. В журнале оставили запись: «Пропал Бим». О его подружке ни слова.
Эх, тот, кто никогда не имел такой собаки, никогда не поймёт нашей горечи.
Оставшиеся собаки, чаще всего голодные, не покинули территории, а это более двух гектаров, они по-прежнему несли свою тяжёлую безрадостную службу. Но не было здесь умного, благородного Бима. Хозяина огромного двора. Может, по старости он где-то околел у забора, а может, и скорее всего, его подстрелили вместе с его верной подружкой, когда они пошли на поиск пищи.
Прошёл месяц. Я стояла на автобусной остановке, и вдруг на противоположной стороне широкой улицы увидела лабрадора. Белого, на высоких ногах, с коричневым ухом и таким же пятном на голове.
Бим! Наш родной Бим! Живой!
Я побежала радостно ему навстречу.
— Бим! Бим! — звала его.
Собака остановилась, повернула голову, и, то ли привычно открыла пасть, чтобы залаять, то ли просто дышала, высунув язык, но я увидела... что у неё были зубы! У неё были белые-пребелые зубы. У Бима оставался лишь один.
Это был молодой кобель, абсолютно похожий на нашего любимца. «Ах, да, — вспомнила я, — у этой породы одинаковый раскрас, они как близнецы. Может даже, это его сын, мы же много раздали за эти годы щенков».
Я достала из сумочки конфету, бросила ему под ноги. Он посмотрел на меня, слизнул со снега конфету и пошёл своей дорогой.
Умница лабрадор, кто бросит тебе в осатаневшую стужу корку хлеба?
Майским утром приехали на новое место работы, на базу отдыха, и мне навстречу с лаем выскочил белый пёс на высоких ногах с коричневыми пятнами на ухе и голове. «Бим!» — 
Прошлой зимой, когда морозец уже прихватил льдом поверхность озера, находящегося в десяти шагах от нашего забора, случилась такая история. Было уже около четырёх вечера, на улице стемнело. Сторож включил свет на территории и пошёл в корпус, попить чайку. На плите грелась вода, он читал в тишине газету.
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 19 февраля 2007 г.