Ночь стремительно неслась к утренней заре, чтобы согреться в её тёплых розовых разводах, счастливо растаять в голубоватой дымке, истечь росой...
А стихи шли валом, взахлёб: Регине надо было выговориться, досказать свои обиды и мечты.
Выплеснуть то, что никому не могла доверить, — засмеют, осудят.
И вот, когда ночь шептала нежности утренней заре, пришло умиротворение и вылилось в твёрдые строки:
Пусть станут успехом печали,
Прозреньем — литавров медь,
Чтоб статуей не застывали,
А вечно в себе созидали
Упрямое право: с м е т ь.
А мне? Усталости преодоленье —
Степная криница в зной.
И снова к себе возвращенье,
Дороги крутой утвержденье...
И вымолить встречу с тобой.
И во сне она увидела его: кого-то очень сильного, весёлого и нежного — и слышала, как она читает стихи о нём, незнакомце, который оставил на подоконнике две поющие дудочки из камыша, маслины и веточку акации.
«И акации звонкой бубенчики», — шептала Регина утром, и никак не могла вспомнить предыдущие строки. Когда пробовала подобрать по рифме, получалась какая-то несуразица: «проклюнулись первые птенчики» — ну какие птенчики весной? Смеялась, и это было облегчением, потому что уходила серьёзность пережитого, и можно было себе сказать: мало ли что приснится.
* * * *
Ночь мягкими кошачьими лапками подбиралась к скверу; вот она обволокла дальние углы, клумбы, памятник. Только каштаны, акации и жасмин сопротивлялись её могучему обаянию и цветом, и ароматом.
Регина бродила по скверу тревожно-счастливая, уговаривала своё сердце биться ровнее, спокойнее. Она могла бы, наверное, сейчас взлететь: неподалёку на скамейке сидел Андрей, окружённый стайкой коллег, отвечал на вопросы, договаривал то, что не успел сказать на конференции. Была установлена и очерёдность его мини-консультаций. Регину это вполне устраивало, она знала, что подойдет к нему последней. Вот и бродила по скверу, переживая своё счастье, такое густое, что ей иногда не хватало воздуха для вдоха.
Она прижалась щекой к акации. «Какая ты?» — спросила. «Мягкая», — отвечала акация. Подошла к каштану: «А ты какой?» — «Добрый и надёжный», — пришла мысль. Почему-то оказалось, что к каштану надо прислониться спиной.
Мягкие, сильные токи заструились по позвоночнику, голова стала ясной, тело упругим.
— Ох, уж эти интеллигенты, — усмешливо сказал Андрей. — Вежливы, хоть до полуночи ждать готовы.
— Я просто общалась с деревьями и не чувствую себя пострадавшей, — легко ответила Регина, усаживаясь рядом с Андреем.
Она коротко рассказала ему о своей работе и проблеме, с которой столкнулась. Андрей напомнил ей о методике, «ключики» которой помогут ей разрешить ситуацию.
Регина внутренне улыбнулась: для Андрея это просто, а для неё высший пилотаж, способна ли она на подобное?
Потом они неспешно поднимались по каскаду лестниц. Вот уже и знакомый силуэт на асфальте, напоминающий шедевр Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова.
Сердце Регины падало, сжималось: «Неужели он не понимает, почему я пришла сегодня?» И казалось, что он далеко от неё, хотя её рука лежала на его руке, и они о чём-то говорили...
Вдруг Андрей остановился. Слева вот уже минуты две звучал романс «Белой акации гроздья душистые...»
— Неужели живая музыка? — удивился он.
— Скрипочка, — тонким голосом сказала Регина. Безнадёжность выхолаживала в ней тепло майской ночи.
— Откуда?
— Говорят, тут недавно кафе открыли, там оркестр.
— А давайте проверим!
...Шампанское было в меру холодным, маслины терпкими. По заказу Андрея ещё раз лилась над засыпающими улицами волшебная мелодия романса. Танцевали.
— Ты знаешь, что твоё имя означает королева?
— Да, мне говорили. Но я никогда не ощущала себя ею, разве что в детстве, когда мы разыгрывали целые истории с принцами, принцессами. Повзрослели — и сказки закончились.
— Ошибаешься: все мы продолжаем жить в какой-нибудь сказке. А тебя надо просто расколдовать.
Андрей мягко провёл ладонью по её спине, и Регина на какое-то мгновение исчезла, растворилась. Чтобы не упасть, вцепилась руками в его плечи, прижалась, прильнула...
И уже за столиком решилась:
— Поедем ко мне.
— Заметь, каким терпеливым я был целый вечер! — счастливо рассмеялся Андрей.
* * * *
Ночь, казалось, тянулась без конца. Регине снился многокадровый фильм, иногда она просыпалась, даже пыталась анализировать некоторые детали, а затем фильм продолжался.
Мягкое золотистое сияние, в которое она попала, было нежным, любящим, Регина растворялась в нём, блаженствовала — и в то же время наблюдала, как меняется местность.
Она вышла на зелёную лужайку, села под цветущей раскидистой акацией — и тут отчётливо увидела свои руки и поняла, что спит.
С пригорка спустился Андрей, подошёл совсем близко, сел на придорожный камень.
— За что ты на меня сердишься? — мягко спросил он. — Скажи, наконец, что ты хочешь сказать мне уже больше года.
— Я на себя сержусь. Да, ты тогда не пришёл, и ещё раз мы разминулись, и потом ты не смог... Я считала себя недостойной тебя, а прятала это под бронёй самоуверенности. И я сама отказалась от тебя — неважно, когда это было и по какой причине. Мне казалось, что ты и так всё знаешь и понимаешь.
— Трудно с твоей обидчивостью... Ну, да это дело поправимое. Ничто не важно, пока мы спим. И твоя привязанность, и моя влюблённость тогда немногого стоили.
— Значит, это мне приснилось?
— Почти всё.
— А встреча? Ну хотя бы то, что я тебя встретила, — это реально?
— Настоящей встречи пока не было. Она может состояться, если ты захочешь. Когда-то я почувствовала, что буду карабкаться за тобой, куда бы ты ни пошёл. По горам, оврагам, буеракам... Слава Богу, я поняла, что без любви это не имеет смысла. Знаешь, я снова стала писать стихи — о тебе, для тебя.
— Прочти.
...И то, что таилось в нас,
Пробудится радугой чистой.
Прольётся тот день, тот час
Мелодией светлой, лучистой.
Чудесную, нежную песню
Снежинки лопочут, тая.
А может, несёт ту песню
Гусей перелётных стая.
Во мне зазвучала она
Тревожно-счастливо, мятежно.
Так льды поднимает весна!
И дышит подснежник нежно.
Так почка набухла — и с силой
Рвётся крылами наружу.
И после зреет малиной.
А всё начиналось в стужу.
Растаяли льды под Светом
И Нежность открыла очи.
И стала для нас Заветом
И зовом средь звездной ночи.
— Найди меня и подари эти строки. Не забудь: найди меня.
— Говорят, ты уехал в другой город. Я не знаю ни адреса, ни телефона.
— Если захочешь — найдёшь.
Андрей легко поднялся, вытянул руки и взлетел. Из облака акации посыпались лепестки, одна веточка упала прямо в Регинины руки. Она положила её за вырез блузки, встала на цыпочки...
За окном шёл снег. В ногах заворочался котёнок. Сопротивляясь подступающим щемящим слезам, Регина повернулась к стене.
И уткнулась носом во что-то пахучее, прохладное. На уголке подушки примостилась слегка примятая ветка акации.
Р.S.
Не бойся потерять меня —
Тысячелетняя нас связывает нить
И общая ведет стезя.
Любовь растить и пить,
Купаться в ней, разбрызгивая счастье,
Смотреть без боязни в глаза
И не делить на части
Её, Любовь... Она — стезя.
Как не бояться потерять тебя?
Стремленье удержать грозит утратой веры.
Пусть добрая ведет меня звезда
И светит поцелуй наш первый.
Пусть станут успехом печали, 
Мягкие, сильные токи заструились по позвоночнику, голова стала ясной, тело упругим.
Она вышла на зелёную лужайку, села под цветущей раскидистой акацией — и тут отчётливо увидела свои руки и поняла, что спит.
Р.S.
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 25 июля 2007 г.