* * * *

Как часто я в жизни чего-то боялась...
Боялась — какою окажется старость?
Боялась жары и боялась простуды,
боялась разбить дорогую посуду,

боялась, что дело не сделаю к сроку,
по-женски боялась судьбы одинокой,
боялась насмешек и грубого слова,
надежды напрасной и умысла злого,

боялась, что люди за что-то осудят,
боялась — будильник меня не разбудит.
Тревожила душу мне всякая малость —
я даже бояться порою боялась.

Гадала — что завтра со мною случится?
Спеша, суетясь, что-то в жизни решала.
А жизнь проводила иные границы
и в бездны иные меня погружала,

да грузом забот неизбывных давила.
Но — было что было...
И   э т о   —   о с т а л о с ь.
Чего же тогда я так долго боялась?

Но только на грани душевного краха
мы жить начинаем без этого страха.

* * * *

Беспечный, вечный жар в крови
у мирозданья на виду...
Ещё чуть-чуть — и две любви
меня на свет произведут.

...Ещё чуть-чуть — и я шагну
из материнских рук надёжных
в свою двадцатую весну,
где так светло и бестревожно.

.. .Ещё чуть-чуть — и всё сумею,
и храм воздвигну для двоих,
и всё осилю, всё посмею,
и дотянусь до губ твоих.

...Ещё чуть-чуть — и взрослый сын
увидит у меня морщины,
и сын, родившийся у сына,
добавит парочку морщин.

...Ещё чуть-чуть — и я замечу
груз лет, что давит мне на плечи.

А впрочем, разве в этом суть?
...Ещё чуть-чуть — и миг настанет,
когда меня уже не станет.
А мне б ещё чуть-чуть... чуть-чуть...

* * * *

Мы ходим по жизни порой, как по лезвию,
То никнем, то вызов бросаем судьбе...
Но есть в этой жизни Добро и Поэзия,
Что в трудный момент да помогут тебе...

* * * *

Мы, разбредяcь по cобственным квартирам,
по душам cобственным — чyжие, не зови! —
не ощущаем, скoлько в этом мире
л ю б в и.

Восторженной. Отчаянной. Больной.
Погpязшей в суете и мелких распрях.
В душе угрюмой мечущейся страстнo.
Абcурдной. Вдохновенной. Озорной.

Увядшей как осенняя листва.
Поpyганной. Отверженной. Гонимой.
В неведеньи проследовавшей мимо
того, кто ждал её как божества.

Надменной. Безнадёжной. Виноватой.
Огpомной — не yнять и не oбъять.
Всесильной и беcпомощной. Распятой
и вновь восставшей из небытия.

Нелепой и смешной. Косноязычной.
Меняющейся, cтpанной, многоликой...
И всё-таки — в любом cвоём oбличье! —
в е л и к о й.

* * * *

Верю, верую —что бы ни сталось со мною,
Не умру я — уйду в измеренье иное.

В измерении том — без сумятицы чувств,
без надежд, без одежд, — знаю, я приживусь,
И обетов земных, верьте, там не нарушу,
на иные весы положив свою душу.

И со мною уйдут — и не надо иного,
И меня осенят, как земная награда,
только отзвук прощального слова,
только отсвет печального взгляда...

* * * *

Я полную чашу воды иль вина
придвину неспешно к застолью,
не требуя выпить немедля, до дна, —
пусть жажда диктует, и только.

Несу своё Я — пусть полно до краёв! —
легко, ненавязчиво, исподволь...
Да будет последнее слово моё
не проповедью, а исповедью.

* * * *

Измученная долгою дорогой,
прошедшая все круги бытия,
седая, постаревшая до срока, —
приди ко мне, поэзия моя.

Тебе нехитрый ужин сотворю
и приглашу к столу, а не к застолью,
и, поделясь с тобою хлебом-солью,
не нагружу тебя своею болью,
а выслушаю исповедь твою.

Не попрошу ни славы у тебя,
Ни почестей, ни благ и ни признанья,
лишь одного — коснись своим дыханьем,
коснись, не награждая, а любя...

* * * *

В неожиданно-странном наитии
поняла я в свой скорбный час:
разрушает не ход событий,
мыслей ход разрушает нас.

* * * *

Ах, зеркалo, мой пробный оселок
лукавых взглядов, oзоpства, кoкетcтва,
с самим собой
             извечный диалог,
с самим собой
             безмолвное соседство.

Ах, зеркало, прозрачная страна,
стихия отраженья, погруженья,
где сквозь тончайший
             флёр воображенья
живого cердца
             тайнопись видна.

Ах, зеркалo, мой pевностный двойник,
свидетель всех случайных превращений,
самосожжений,
             самообольщений —
ты мне откpоешь
             иcтинный мой лик?

Твоих гpаниц пленительный oвал
мне так же дорог, как любой oсколок.
Ах, зеркало,
             души моей привал,
твой век стеклянный
             хрупок и недолог.

Но знаю — там, во глубине стекла,
есть память, что жива и неустанна...
Прошу —
             Не закрывайте зеркала,
когда я быть
             меж вами переcтану.

* * * *

От привычного круга забот вдалеке
я стояла тогда на горячем песке...

И пригрезились мне
             в раскалённой тиши
та скрипачка
             тринадцати лет с небольшим
да старик
             в заскорузлой одежде своей, —
как два полюса жизни,
             две крайности в ней.
Лёгкий мостик дощатый
             на жёлтом песке,
звуки скрипки,
             прижавшейся к детской щеке,
зеленеющий лес
             на другом берегу
до сих пор я
             никак позабыть не могу.
В этом миге,
             очерченном ярко и чётко,
улыбался старик,
             а грустила — девчонка,
и от круга привычных забот
             вдалеке
я стояла пред ними
             на зыбком песке.
И в том странном,
             судьбою подаренном дне,
я поверила скрипке,
             поведавшей мне,
что не финиш и старт,
             и не полюсы это —
наша юность
             и наши преклонные лета, —
это всё и всегда
             на одном берегу...
Я теперь и сама
             в том поклясться могу.