Егор не любил праздники. За навязанную
кем-то обязанность веселиться. Новый год не любил в особенности. Не жаловал он его, как человек и как врач. Россия вам — это не законопослушная Германия, где по расписанию не то что каждый визит, а даже каждая улыбка, подарок, горящая свечечка. У нас же — раззудись рука, развернись плечо. А то, что придумали в подражание Европе эти рождественские каникулы, так это вообще наказание. Народ просто считает своим долгом прокутить месячный семейный бюджет в первые три дня, а что делать с оставшимися днями, он убей не знает. О тех, что отдыхают по Куршевелям, речи не идёт, их мало и у них свой параллельный мир, который к жизни рядовых граждан никакого отношения не имеет.
А вот эти-то как раз обычные граждане и становятся пациентами их отделения в замечательные новогодние деньки. Какая печень или жёлчный пузырь выдержат массированные термоядерные удары салатом оливье, всякими там салями и сырокопчёными колбасами, жирной бужениной и прочими деликатесами. А о селёдочке «под шубой» Егор даже слышать не может, к горлу подкатывает тошнота.
Почему-то именно она чётко ассоциируется с обострением желчекаменной болезни и операционным столом.
Егору редкостно везёт в последние годы. Обстоятельства складываются таким хитрым образом, что именно ему выпадает дежурство в новогоднюю ночь.
В этот раз они остались с Васенькой, недавним выпускником медицинского института. Разумеется, платного отделения. Будь воля Егора, он бы настрого запретил платное медицинское образование. А чтоб до
чьих-то умных голов всяких там законодателей это дошло, он бы предложил бы им и их родственникам оперироваться у таких, как Васенька. Но вся подлость заключается в том, что они будут лечиться у светил, учившихся, кстати, бесплатно.
Васенька присутствует на операциях и учится у старших коллег. Процесс, похоже, начат с чистого листа. Он не знает самых элементарных вещей. А если что, честно признаётся, что не был на
таких-то лекциях. Если Васенька
когда-нибудь станет нормальным хирургом, то Егор смело может идти на стажировку в Большой театр в качестве потенциального артиста балета.
Васенька влетел в ординаторскую с глазами, от ужаса выскакивающими из орбит:
— Егор Петрович! — возопил он, — там, в приёмном покое мужика привезли, из живота кровь хлещет. Массированное кровотечение. Посмотрите скорее, я боюсь.
Егор побежал в приёмный покой. Там на носилках лежал косматый гражданин и тихо постанывал, прижимая руку к животу. Его клетчатая рубаха была пропитана кровью. Для массированного кровотечения пострадавший был, пожалуй, слишком румян. Егор приподнял клетчатую материю и увидел, что живот гражданина целёхонек. А вот стойкий запах перегара мог свалить с ног кого угодно. Кровь сочилась из глубокого пореза на правой руке и узкой струйкой стекала из разбитого носа.
Мужик приоткрыл один глаз и, увидев Егора, изрёк:
— Доктор, это Лёха меня бутылкой, гад. Дал по башке, а потом осколком по руке.
Рядом, молитвенно сложив руки на груди, стоял Васенька.
Медсестра Лена наложила мужику жгут, и страдальца отправили в травматологию.
— Под рубашкой слабо было посмотреть? — спросил Егор Васеньку, идя по коридору.
— Но столько крови, столько крови, — сокрушённо покачал головой будущий хирург.
— Начало бодрое, — буркнул Егор, опускаясь на диван в ординаторской.
На часах без пяти десять. Хорошо, если обойдётся без крупных сюрпризов. При серьёзных операциях ассистент из Васеньки — врагу не пожелаешь. Придётся отрывать от праздничного стола
кого-нибудь из коллег. Не хотелось бы...
Егор открыл холодильник. В дальнем углу притаилась подаренная
кем-то из благодарных пациентов бутылка армянского коньяка семилетней выдержки. Если обойдётся без ЧП, в двенадцать они с Васенькой пригубят самую малость. В коридоре тихо, больные спят.
А пока Егор велел Васеньке наделать бутербродов с сырокопчённой колбасой, купленной по дороге на работу. Надо хоть немного перекусить, пока всё спокойно.
Васенька угодливо засуетился, ловко нарезая прозрачные ломтики колбасы и укладывая их на кусочки свежего батона.
— Вам две ложечки кофе, как всегда? — почтительно спросил он, открывая банку «Нескафе».
Егор кивнул и подумал, что из Васеньки мог получиться неплохой бармен.
Не успел Егор прожевать первый кусок бутерброда, как в дверь постучали. В щель просунулась седая голова пациентки Ковалёвой из шестой палаты.
— Доктор, мне нужно сделать клизму, — простонала она. — Второй день ничего не получается. Так тяжко.
— Хорошо, я скажу медсестре, — кивнул Егор и велел Васеньке найти Лену, которая
куда-то запропастилась. Наверное, ушла к своей подружке Кате в отделение урологии.
— Не найдёшь, сам будешь клизмить бабушку, — пригрозил он Васеньке.
— Я не умею, — испугался тот, стоя в дверях.
— Вот и научишься, — подбодрил его Егор.
Десять дней назад Ковалёву привезли в отделение в тяжелейшем состоянии. Восьмидесятилетняя старушка, как выяснилось потом, от души покушала привезённого гостьей из Украины сала, и её скрутило так, что бедняга не могла ни вздохнуть, ни охнуть. УЗИ показало, что её жёлчный пузырь забит камнями под завязку, и нужна срочная операция.
— Может, не стоит, доктор, — стонала Ковалёва, чьи щёки по цвету мало отличались от больничных простыней. — Мне восемьдесят лет, всё равно умирать...
— Ну, уж нет. Это вы могли сделать дома, в своей постели и без меня, — отрезал Егор и велел готовить операционную. Через три дня Ковалёва уже потихоньку семенила по больничному коридору и проявляла живейший интерес к жизни. Во время обхода она не преминула спросить у Егора, не знает ли он
что-нибудь о семейном положении того симпатичного старичка из десятой палаты, которого прооперировали неделю назад.
— Что-то я смотрю, никто к нему не приходит, — сокрушённо вздохнула Ковалёва.
— Возможно, он бездетный вдовец, — задумчиво предположил Егор и увидел, как засияли глаза старушки.
— Я нашёл! — воскликнул Васенька так радостно, будто речь шла о новейшем научном открытии. — Лена и Катя сидели у нас в клизменной.
— Уже праздновали? — гневно спросил Егор.
— Не знаю, — растерялся Васенька, — но Лена уже увела Ковалёву.
В приёмном покое, скрючившись в три погибели, сидела невероятно накрашенная девица в песцовой шубке.
— Жалуется на резкую боль в правом боку, — сказал врач скорой помощи Владимир Андреевич. — Скорее всего, аппендицит.
Егор велел девице ложиться на кушетку. Лёгким движением плеча она сбросила на пол своих песцов и оказалась в самом что ни на есть неглиже — только лифчик, расшитый блёстками, и такие же сверкающие стринги.
— Что за маскарад? На дворе не месяц май, — удивился Егор, пальпируя плоский живот морозостойкой девушки.
— Скрутило прямо на работе, — простонала девчонка.
— А это что ж у вас за рабочая форма такая? — невинно поинтересовался Егор.
— Это не то, что вы подумали, — смутилась она.
— А я ничего и не подумал, — сказал Егор. — Решил просто, что вы из общества
моржей-любителей.
— Нас на корпоративную вечеринку позвали стриптиз танцевать, — объяснила больная, — обещали хорошо заплатить. Когда я у шеста была, меня вот тут, как током ударило, — она приложила ладошку к низу живота.
— Гинеколог уже смотрел, — поспешно сказал Владимир Андреевич в ответ на вопросительный взгляд Егора. — Это не по их части.
Васенька во все глаза смотрел на гитарообразный изгиб стриптизёрского тела. Похоже, в этом случае он готов изучать анатомию сколько угодно.
Через полчаса Егор вышел из операционной. Аппендицит не самая сложная операция, никого из коллег тревожить не пришлось, сгодился и Васенька.
На часах без пятнадцати двенадцать. Егор заглянул в четвертую палату, куда после операции отвезли стриптизёршу.
Девчонка открыла глаза и, увидев Егора, вдруг заплакала.
— Кому я теперь нужна, такая страшная, — всхлипнула она.
— Не понял, — приподнял брови Егор.
— Ну, с располосованным животом, — пояснила больная.
— Во-первых, никто никого не располосовал, — вдруг обиделся Егор. — Шовчик я сделал косметический. Шил стык в стык, Слава Зайцев позавидует. Через неделю хоть снова на шест лезь.
Он помолчал и добавил:
— Только я бы не советовал. А то ещё левый бок прихватит, тебе расстройство, а нам работа лишняя.
— И не заплатят мне теперь, — сокрушённо вздохнула девчонка.
— А ты на них в суд подай за причинение вреда здоровью, — подмигнул Егор и вышел из палаты.
В пятую палату он заглянул потому, что там горел свет и слышались приглушённые, но явно возбуждённые голоса. И очень хорошо, что заглянул. На тумбочке перед больным Шеляевым, прооперированным недавно по поводу язвы желудка, дымился добрый тазик домашних пельменей и красовалась неоткрытая бутылка водки.
— Это что такое! — рыкнул Егор, влетая в палату. — Кто принёс?
— Жена, — растерянно заморгал Шеляев. — Праздник же...
— Ел?! — спросил Егор, обливаясь холодным потом и указывая на пельмени. — Уже ел?
— Не успел, — залепетал Шеляев, отодвигая миску.
Егор вручил тазик влетевшему на крик Васеньке и велел немедленно отправить всё в бак для пищевых отходов.
— А миску эту твоей жене завтра лично отдам, — сказал Егор. — И водку тоже, — добавил он, прихватывая бутылку. Объясню ей, кем бы твоя жена стала, если бы ты всё это отведал.
— А кем? — удивился Шеляев.
— Вдовой, вот кем. Бульон и кефир! — отрезал Егор и направился в ординаторскую.
Там он застал Васеньку, увлечённо поглощающего горячие пельмени.
Часы показывали без пяти двенадцать.
— Приятного аппетита! — гаркнул Егор.
— Я только попробовал, — оправдался Василий и нехотя отправился выбрасывать пельмени.
Они с Васенькой едва успели чокнуться напёрсточными рюмками с коньяком, как в ординаторскую влетела перепуганная Лена.
— Егор Петрович, там Деда Мороза привезли! — выкрикнула она. — Скорее!
— Я не заказывал, — растерялся Егор. — Разве что Василия порадовать...
— Обижаете, Егор Петрович, — самолюбиво отреагировал Васенька.
— Вы не поняли, — заволновалась Лена. — Он в тяжёлом состоянии. Сами посмотрите.
Дед Мороз лежал на каталке в своём красном кафтане с белой опушкой. Красные акварельные круги резко выделялись на бледных, как полотно, щеках.
Рядом, трясясь крупной дрожью, стояла насмерть перепуганная Снегурочка в белой
мини-шубке. Она держала в руках белоснежную Морозову бороду и его красную с белым помпоном шапку.
— С шести часов ходим по вызовам, — сбивчиво объясняла Снегурка. — Детям радость, а родители всё норовят угостить. А у него характер такой, никому отказать не в состоянии. Я ему давно сказала, что хватит, так он не слушает.
— А вы ему кто? — осведомился Егор, осматривая больного.
— Внучка, — всхлипнула Снегурка. — Тьфу ты, это я по сценарию. А так жена. Вот, подработать решили...
— Давно обследовался в последний раз? — спросил Егор.
— В прошлом году. Панкреатит у него хронический, диета нужна. А он вот нарушил...
— Нарушил, это мягко сказано, — задумчиво сказал Егор.
Деду Морозу сделали укол и поставили капельницу. Снегурка сидела рядом и держала его за руку. Белая
мини-шубка висела на спинке кровати, напоминая сложившего крылья ангела.
Егор жестом позвал её в коридор. Без новогоднего наряда, в короткой юбке и свитере, она напоминала сбежавшую с лекций студентку.
— Если состояние не улучшится, будем готовить к операции, — тихо предупредил её Егор.
— Он будет жить? — округлив глаза, спросила она.
— Конечно, будет, — успокоил девушку Егор, — ни разу не видел, чтоб дедушка Мороз умирал от
какого-то панкреатита.
Из ординаторской он на всякий случай позвонил зав. отделением и предупредил, что поступил тяжёлый больной. Заведующий обещал приехать в случае необходимости.
К утру Деду Морозу стало лучше, и Егор сказал Снегурочке, что она может идти домой.
Потом он заглянул в палату к стриптизёрше и с удивлением обнаружил там Васеньку.
Тот заботливо проверял шов бедной девушки и, не замечая Егора, увлечённо рассказывал ей, скольких тяжёлых больных он спас от неминуемой смерти.
— С Новым годом, — сказал Егор и добавил, намекающе ткнув в бок залившегося кумачом Васеньку, — с новым счастьем!
Сдавая смену, Егор подумал, что на этот раз ему выпало довольно спокойное новогоднее дежурство.
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 11 января 2008 г.
