...Вечер позднего октября. Дождь и холодный ветер — классическое сочетание для того, чтобы оценить уют тёплой постели.
Но Лиза сказала:
— Дорогой, коньяк совершенно кончился. Не наберётся даже чайной ложки. И кофе на исходе.
Эту её многолетнюю привычку — вечернюю чашку кофе с коньяком, медленно выпиваемую перед телевизором, попытался свести на нет врач районной поликлиники.
— Когда человеку под восемьдесят, любая доза алкоголя...
— Когда человеку под восемьдесят, его уже ничем не напугаешь, — смеялась Лиза. — Уже не остаётся страхов — чудесное время! И мы за это выпьем, доктор!
Она собственноручно наполнила две хрустальные рюмки.
Прощаясь, врач поцеловал у неё руку.
Роман уже привык к необычности Лизы. Когда родители оставили его, десятилетнего, на её попечение, чтобы без помех делать карьеру в Москве, он в первый вечер горько ревел, тоскуя по маме. Лиза сказала, остановившись в дверях его комнаты:
— Завтра запишу тебя в кружок бальных танцев.
— На кой чёрт?! — возмутился он со всей искренностью детского горя.
— Чтобы ты проводил вечера в объятиях красавиц, а не слезах и соплях, — ответила она.
— А ты? — он имел в виду, зачем ему красавицы, когда есть Лиза.
— А мне нужен настоящий кавалер, а не такое вот недоразумение, — сказала она.
И он пошёл, и старался изо всех сил, осваивал все эти «па» сперва у станка, а потом в середине зала. Он ни за что не хотел выглядеть ничтожеством в глазах Лизы. А затем пришёл успех, они с партнёршей Наташей кочевали с конкурса на конкурс и почти неизменно выигрывали. Ему улыбалась карьера, но подошло время армии.
Провожая и крестя его на дорогу, Лиза сказала:
— Надеюсь, у тебя хватит доброты вернуться живым.
— Доброты? — удивился он.
— Ну, ты же понимаешь, что без тебя моё существование теряет всякий смысл.
А когда он вернулся, и простреленная в Кандагаре нога сказала танцовщику — «свободен», Лиза чуть ли не с ужасом спросила:
— Надеюсь, ты не пойдёшь в контору перекладывать бумаги?!
После долгого восстановительного лечения он стал работать в «службе спасения».
...«Стекляшка» была прямо перед домом — дорогу перейти. Её построили недавно, когда парк из древне-советского — с полуразрушенными фонтанами и аттракционами тридцатилетней давности — превращали в нечто более современное. Выпилили громадные тополя, в июне затопляющие парк болотом белого пуха, танцплощадку увенчали куполом, празднично переливающимся по вечерам, облезлые «лодочки» и драных лошадок заменили на крутые «орбиты» и «русские горки», а у входа открыли это самое кафе «На огонёк».
В общем-то, ничего особенного. Летняя терраса, красные пластмассовые стулья и столики. В хорошую погоду сюда не пробиться. Кому-то это, может, напоминает Европу, дескать, и в Париже так — сидят, пьют кофе, глазеют на прохожих. Внутри тесно — всего-то шесть столиков, да и душно.
Летом Роман здесь не бывал, — толпа не влекла, а осенью стал заходить. Когда, как теперь, вдруг выяснялось, что дома нет чего-то необходимого. Или — случалось и так — что-то в душе знало: нынче не заснуть.
Не часто такое было. Чёрный спрут необъяснимого ужаса подбирался к нему считанные разы, но тогда уж — не жди пощады.
Спасатель по работе своей, в такие минуты «вытянуть» себя он не мог. Последний раз это произошло после редкой в их тихом городе аварии, когда две легковушки буквально превратили друг друга в лепёшки, и тот свет одновременно принял пятерых. Четверых спасателям пришлось извлекать из искорёженных кузовов — для этого их и вызвали. Но не эти парни потом стояли перед глазами, а девчонка, которую выбросило через ветровое стекло. Пацанка лет пятнадцати в джинсовом костюмчике. Её увезли почти сразу, но почему-то несколько дней с рельефной отчётливостью стереокартины он видел её, будто глубоко уснувшую на раскалённом асфальте. И сразу, против воли, против данных себе приказов вспомнил он Афган, и стало ясно, что до собственной смерти всего ничего, и Хозяйка всему — она, и каждый час становится призрачным преддверием единственно вечного.
Почему он вспомнил об этом? Наверное, потому, что в стекляшке за одним из столиков он увидел женщину. Сидела она одна, спиной к нему — и внешне он не мог бы найти схожесть с той, погибшей, только в окаменелой неподвижности позы. И ещё — была она в лёгонькой, почти прозрачной красной кофточке. На спинке стула ничего не висело, а вешалок тут не водилось.
Расплачиваясь за коньяк, он ещё раз бросил на неё внимательный взгляд. По ящику под потолком показывали какой-то костоломный боевик, немногочисленные посетители невольно смотрели, а женщина глядела в окно. Ночь уже, фонарей на улице нет, внутренний свет кафе освещал текущие по стеклу дождевые струи. Глаза у женщины были тёмными и полны слёз.
И тогда он, уже не колеблясь, подошёл к ней.
— Вызвать вам такси? — спросил, как мог мягко.
Не сразу, через паузу, она медленно покачала головой.
С тяжелобольными не обсуждают способы лечения. Он взял её под локоть:
— Пойдёмте со мной.
Наверное, все интонации были верными, потому что женщина не испугалась. Она подчинилась.
— У нас гости, Лиза, — сказал он, открывая дверь.
Старой женщине, как и внуку, хватило одного внимательного взгляда.
— Проходите, дорогая... Надеюсь, ты позаботишься о чём-нибудь горячем, — это было обращено к внуку.
Четверть часа спустя Роман подошёл к дверям гостиной с подносом, прислушался — и вернулся на кухню.
— Это уже болезнь, — говорила женщина. В её тоне слышалась та откровенность, на которую большинство людей способно лишь несколько раз в жизни. — Правда, раньше всё было больнее, острее. Когда я надеялась на что-то. Что он хотя бы как-то, хотя бы немного полюбит меня. А теперь, когда я поняла, что этому не быть... Пустыня. Говорят — проходит месяц, два — и становится легче. А у меня год к концу идёт, и какой год...
Лиза не перебивала, не задавала наводящих вопросов — только слушала. Женщина смотрела мимо неё и говорила как бы сама с собой:
— Эти мысли не оставляют ни на минуту. Засыпаешь — и думаешь о нём, проснёшься среди ночи — и опять — он же. Наваждение — по улице ли идёшь, на работе ли сидишь. Не отпускает... Ни на миг не отпускает... Почти непереносимое время — тот час, когда он может позвонить. К концу его как будто душа умирает. И снова ждать день — считать минуты до следующего Этого Часа.
Мне бы понять — почему так получилось? Что я сделала? Ведь ни одного резкого слова, никогда... Ведь не навязывалась — ходила посмотреть на него издали. Он не замечал меня, точно знаю... Да, у него семья, но не могло быть в ней ссор из-за меня, мы ведь были вместе только один раз — и в такой тайне... Он увёз меня куда-то далеко за город, мы возвращались — час...
А теперь, если случайно, совершенно случайно встречу его машину на улице — он проедет и головы не повернёт. Я сначала с такой радостью — навстречу, — думала — он тоже обрадуется, затормозит. Куда там! Если издали заметит — сворачивает. За что же?
Весь этот сумбур мужчина не мог бы понять. Но для женщины здесь и полутона были ясны.
— Сына его встречаю — как ожог. Он же не знает меня, спокойно идёт навстречу. Папины брови, глаза, всё выражение лица... Если бы мне хоть такого сына. Я бы никогда ничего больше у Бога не попросила — этим бы жила... У них скоро ещё кто-то родится в семье.
— Дорогая, — сказала, наконец, Лиза. — Вы простите старуху за резкое выражение. Внук мой к такому уже привык. Но есть люди — как дерьмо, при ближайшем рассмотрении — выворачивает. И в том, что вы мне о нём рассказали, трезвый взгляд видит...
Вы ищете — что же делать сейчас? Что будет верно? Женщины тут идут двумя путями. Можно попытаться что-то доказать ему. Заняться собой — потратить деньги на туалеты, на причёску. Закрутить с кем-то роман. Но всё время попадаться ему на глаза. Ведь всё это делалось бы ради него, чтобы он оценил в конце концов...
Вы продолжали бы гореть в том же огне, и сами бы подкладывали в него дров.
Или же — другое. Решить: да, надежды нет. Но раз кроме него никто мне не нужен, а он меня не любит... Значит — всё, с любовью конец, буду жить чем-то другим. Приняв такое решение, вы за считанные дни постареете на двадцать лет, и когда эта особь — заметьте, вполне довольная собой, будет в очередной раз проезжать со свистом, вы пройдёте мимо бесполым существом. Потому что вместе с любовью нас покидает вся радость, вся красота.
Дорогая моя, есть единственная возможность достойно всё это преодолеть. Из этого мужчины вам надо вырасти.
Женщина посмотрела на Лизу усталым и почти неверящим взглядом.
— Вы сами поняли, что не нужны ему, и это вам далось тяжело. Если бы у него хватило мужества встретиться с вами, вы бы, по крайней мере, смогли сохранить к нему уважение. А что остается от мужчины без мужества? Костюм и гениталии. И это гнилое обаяние. В конце концов, его чары спадут.
Но вы должны работать над собой — всю жизнь, идти всё дальше и дальше, раскрыть все свои таланты.
Ваша внешность. Нельзя стараться быть красивой ради кого-то, нельзя играть роль — из неё так легко выйти, когда вы о ней забываете, когда нет настроения. Женственность должна стать сутью — каждым движением вашим, каждым поворотом головы...
А что касается смысла бытия...
Дорогая моя, возможен лишь один настоящий роман — это роман с жизнью. Вот кто не изменит до последней минуты! И говорят — она упоительна — эта минута. Какой-то наркотик — необыкновенные образы, райский сад! Мне скоро предстоит увидеть всё это.
Сколько острых ощущений, какое великолепие жизнь даёт нам! Мужчины — лишь часть этого...
Вы были в Париже? Не зря говорят — увидеть его и умереть. Но разве хуже Рим? Или Венеция? А недавно я видела по телевизору сказочный остров Бали... Сколько языков вы знаете? Когда вы в последний раз танцевали? В ресторане, при свете огней, с незнакомцем, которому вы нравитесь?
Вам предстоит чудо — рождение первенца, это ни с чем не сравнимо, всё это счастье у вас ещё впереди.
Столько книг! Столько людей, которые будут вам интересны — по-человечески интересны, без всяких мучений.
И когда вы достаточно пройдёте этой дорогой, то, встретив своё сокровище, решите, что и впрямь были больны, если «это» могло хоть как-то интересовать вас. Вы будете королевой, у которой «такое» уже не может вызвать никаких чувств.
— Но ведь время идёт. Я не юная, от меня всё уходит. А девушки вокруг — они расцветают.
— Когда вы гуляете, то, наверное, отмечаете молодые, красивые лица. Но вряд ли хоть одно из них остаётся в памяти. Но красивая женщина в зрелые годы — это уже другое... Весною много прекрасных цветов, но розы весной не цветут.
...Было около двух часов ночи, когда Лиза, наконец, кликнула Романа, и велела ему доставить Зою домой.
— Вы носите жемчуг, — прощаясь, говорила Зоя, уже по-другому, она была уже здесь, не в потустороннем. — Вам так идёт...
— Жемчуг — снисходителен, — отвечала Лиза. — Бриллианты — безжалостны. Они беспощадно подчёркивают вульгарность, некрасивость. А жемчуг любому лицу придаёт толику благородства. Он не смеётся над старостью...
...Кончилась осень, миновала зима, и большая часть весны была позади, когда Роман вновь увидел Зою. И — самое смешное — в той же «стекляшке». Он завернул сюда по дороге с работы, выпить кофе, потому что дома ждала работа до глубокой ночи — ремонт.
Он наслаждался одним из первых тёплых майских вечеров, минутой покоя, когда прозвучало:
— И вправду — вы!
Темноволосая красавица смотрела на него с искренней радостью. Чтобы узнать эту женщину, подошедшую незаметно, ему потребовалась минута.
— Снова — и здесь же! Как вы живёте? Как Лиза?
— Лиза в отъезде. Когда я затеял ремонт, она сказала: «Это — Армагеддон! Чем я могу помочь?» Я ответил, что мне понадобится её свежий глаз, когда всё будет готово — и отправил её к подруге. А как у вас?
— Бегу с подработки. С телевидения. В редакции у меня свободный график, и позвали ещё вести вечерние новости.
— Вы домой сейчас? Но вам же далеко идти... И уже почти темно. Я провожу.
Они пошли через парк. Она легко взяла его под руку — и всё спрашивала о работе, удивлялась тому, что он рассказывал ей, интересовалась — нельзя ли о нём написать...
А на одной из скамеек, скрытая тенью разросшейся сирени, сидела пара. Женщина, усталая, с небрежно стянутыми в «хвостик» волосами, покачивала коляску. Мужчина, опустив руки между колен, смотрел перед собой.
— Уснула, наконец? — спросил он. — Пойдём?
— Посидим ещё, — попросила она. — Я так редко выхожу.
Дома был и телевизор, и возможность вытянуть ноги, но ему пришлось уступить — задержаться ещё. Невольная досада делала ожидание тягостным.
Он посмотрел на проходившую мимо пару. Зою он не узнал. Но всё смотрел вслед, когда она уже миновала его. Как хороша!
Высокая, стройная, в платье, серебристо отливающем в свете фонарей... Такая грациозная, такая уверенная в себе... Королева!
Он залюбовался ею, даже не пожелав. Желать было безнадёжно. Для таких женщин — он знал это — он не представлял из себя ничего.
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 11 марта 2008 г.
Mar 25 2008
Имя: Новолокова Наталья
Город, страна: Томск, Россия
Отзыв: Уважаемая Татьяна, рассказ - самое лучшее из того, что я читала в своей жизни. Огромное спасибо за такое прекрасное произведение!
Mar 26 2008
Имя: Людмила
Город, страна: Киев, Украина
Отзыв: Татьяна, этот рассказ мне очень понравился. Читается на одном дыхании, вселяет веру в себя.
Jun 24 2008
Имя: Галина
Город, страна: Латвия
Отзыв: С удовольствием прочла Ваш рассказ! Вы правы лучший роман - это роман с жизнью! Не надо жить для мужчин, надо жить для себя! Пусть только ты знаешь какого тебе....!!! А другие пусть видят и наслаждаются из далеко искорками радости и счастья исходящие от тебя. Спасибо за рассказ! Галина.Рига.
Nov 19 2008
Имя: Валерия
Город, страна:
Отзыв: Очень люблю этот рассказ. Когда-то прочитала его в журнале, забыла каком :) , а потом так долго искала... наконец-то нала здесь.
Он порой очень, очень нужен.
Огромное спасибо автору!)
