Захолустный городок или узловая станция — так принято говорить о
Р-ке Р-ой области. В Р... в разные годы двадцатого века съехались жители Подвислова, Поплевина, Чемодановки, и построились здесь Карасёвы и Недоглядовы, Петровы и Рыжовы, Пышкины и Беловы...
Через городок проходят поезда бишкековский, оренбургский, пензенский и другие. Теперь они не все останавливаются. У поездов местные бабульки продают пирожки с капустой, картошку с солёными огурцами, грибочки сушёные.
Некоторые пассажирские, по старой привычке, тормозят на узловой. Обычно это бишкековский, с него торгуют арбузами, дынями, персиками, абрикосами — всем тем, чем средняя полоса России обделена.
В этом городке происходят с людьми интересные случаи. Конечно, здесь живут не персонажи Островского и не жители Диканьки, ибо
век-то на дворе, Слава Богу, не девятнадцатый! В стольном граде на мерсах и ягуарах разъезжают новые и старые русочи.
И всё же...
Жила в Р... семья — Карасёвых. Жена — статная и высокая, коса толстая, а глаза, что вишни — наливные, карие. Муж — мал ростом, да удал был. Огород пахал, на работу ходил, дрова колол, газового отопления в их доме ещё не было.
Прожили Карасёвы в счастье недолго. Муж запил горькую, да и стал над женой издеваться. Приходит с работы домой, а служил он мясником на мясокомбинате. В городке захолустном и такой заводишка в годы совка работал. Потом мясной комбинат закрылся, так как скот весь сошёл на нет в округе.
Так вот, придёт муж с работы и начинает пилить свою жену: то она щи не досолила, то котлеты пережарила, то дом не натопила.
Так и пошло, и поехало.
Будто-то кто-то разжигал мужа, в доме — прибрано и ладно, так нет же, всё ему не по нутру жилось.
В один из дней жена чистила дымоход, чтобы печку к зиме подготовить. Мужа ждать не стала, сама решила управиться. Фартук надела чёрный — для такого дела самый подходящий; взяла нужное приспособление, да и полезла. Чистила она, чистила, как тут вдруг муж родной вернулся с работы. И стал опять искать, к чему бы придраться, за что жену попилить, будто черти его разжигали калёным железом.
— Что ты золу всю не отнесла на огород, а? Опять, дрянь паршивая, всё
шиворот-навыворот сделала! — взбесился муж.
Жена в ответ ни слова. Молчит, как в рот воды набрала.
Слушала она, слушала, да не выдержала в этот раз мужниных слов бранных. Всё в её женской и тонкой душе встрепенулось, перевернулось и взбунтовалось. Дочистила она дымоход и побежала, куда глаза глядят. Бежит жена на всех парах, лицо в саже, из
глаз-вишен слёзы льются в три ручья, коса расплелась, фартук задрался.
Бежит, торопится, а навстречу ей идёт старушка соседская: низенькая, маленькая, фигуркой худенькая, будто девочка. Только седые, зачёсанные в пучок волосы намекают на её возраст.
— Здравствуй, Карасёва! — улыбнувшись, сказала она бежавшей навстречу женщине.
Та остановилась, хотя не сразу разглядела соседку, от слёз в глазах всё расплывалось да двоилось.
— Здравствуй, — еле слышно произнесла запыхавшаяся от бега женщина.
— Куда
собралась-то? — спросила, удивлённая внешним видом Карасихи, старушка.
— Да муж опять ругается, орёт, я и решила под поезд броситься, житья от него нету! Всё ему не так, не эдак.
— Под поезд?! Да ты в саже вся, грязная одежда на тебе, фартук вот снять забыла. Как же
так-то умирать, ты умойся пойди, а потом и под поезд не стыдно бросаться, — посоветовала худенькая старушка.
Карасиха вдруг ото сна очнулась. Дотронулась руками до лица: и руки, и лицо в саже оказались, посмотрела на фартук — грязный, и обратно повернула.
Прибежала она домой, и умываться стала из рукомойника, что на кухне за печкой висел. Мужа нигде не было, словно след простыл.
Переоделась Карасиха, фартук грязный в стирку положила. Потом чайку себе налила крепкого, варенье достала прошлогоднее — села вечерять. Попыталась Карасиха вспомнить, что
куда-то она собиралась сходить, но вот зачем — забыла. Так и осталась дома: допила чай, ужин разогрела и мужа села возле окошка дожидаться да носки ему штопать.
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 28 октября 2008 г.
