Однажды Они попали в другое измерение. Там всё было неожиданно прекрасным и непохожим на их земную жизнь. Они даже не почувствовали грани между погружением в пронзительно-сладостное чувство и лёгкостью свободного полёта ликующей души.
От их ощущений всё пришло в какое-то фантастическое движение, что само собой вызывало и фантастическую музыку, которая полилась отовсюду. И в этом многоголосии прекрасного мира зазвучали и голоса их сердец. Зазвучали настолько красиво, что Они с изумлением посмотрели друг на друга, и восторг наполнил их души, ибо никогда на Земле так не олицетворяли Они собой и Бога, и Человека.
Однажды Они побывали в другом измерении. И всякий раз, переживая заново свои воспоминания, возвращались мыслью к тому моменту, когда по-настоящему увидели друг друга. И, продолжая свою земную жизнь, Они, без сомнений, убеждены, что самым большим чудом в том мире были всё-таки Они сами.
* * * *
Как прекрасно учение Кармы! Есть надежда, что ты, Любимый, не понявший меня в этой жизни, непременно отблагодаришь в Будущей.
А может, это я, которая спасла тебя однажды, воздала должное твоей любви в Прошлом, может, это пришёл мой черёд искупить свою вину?
И, переходя так из одной жизни в другую и попеременно благодаря друг друга, мы когда-нибудь, в каких-то веках обязательно будем счастливы с тобой! Есть надежда!.. Как прекрасно учение Кармы!
* * * *
А мне порой хочется уйти далеко-далеко. Я даже не прочь заблудиться в тумане. Но продолжаю стоять на месте... на своём.
— Ты что, не видишь, какие дали перед тобой раскинулись? Ты разве не слышишь, как они тебя зовут?
— Слышу.
— Ну, так что же ты?
— Возможно... завтра, — отвечаю я, а сама продолжаю стоять на месте. На своём. А мне так хочется уйти далеко-далеко! Я даже не прочь утонуть в тумане, лишь бы только вновь испытать восхождение. Но, вглядываясь в зовущие дали, я, к сожалению, не вижу там для себя высот. И потому продолжаю стоять на месте... на своём.
А мне хочется уйти далеко-далеко...
* * * *
Не мешай! Я пробую развести костёр. Что в нём будет гореть, не знаю. Возможно, листья опавшие, а возможно, и моя душа. А ты что предпочёл бы там увидеть?
Да, как же я сразу не догадалась! Конечно же — листья! Возле костра тогда можно будет погреться... отогреться... а потом и разбежаться в разные стороны... Чтобы опять зябнуть?
Нет! Я предпочитаю, чтобы там горела моя душа, и тогда, может, наконец-то и состоится большой праздник Огня!
Ты не веришь? Молчи! Я и сама не верю. Я просто знаю, что так бывает, когда горит душа. А мне всегда хотелось праздника Великого Огня.
Получится ли? А почему бы и нет. Осень только начинает сбрасывать листья, впереди ещё бабье лето.
Так что не мешай! Я пробую развести костёр...
* * * *
Когда Они встретились впервые, стояла ночь Большого Звездопада. Казалось, самые яркие и большие звёзды упали к их ногам. Звёзды счастливого случая, откровения и нежности закатились под крышу их ночлега и своим сияньем преобразили его... Расставались Они в лучах Восходящего Солнца.
Когда Они встретились во второй раз, стояла Самая Длинная ночь, и Он не узнал её. Казалось, что зимний холод проник к ней в самое сердце.
Но между этими двумя встречами были ещё и дни её Неистовых костров и самого яркого Преображения: осень, озарённая Любовью! Она была такой светлой и долгой... Та осень была для него, но Он об этом уже никогда не узнает, так как пришёл слишком поздно.
И если всё-таки Им суждено пройти через Возрождение, то даже все Весенние Гимны не вызовут в её груди тех чувств, которые Она отдала впустую Осени Ожидания!
* * * *
Я собирала для тебя звёзды во всех концах Вселенной. Самые большие и самые яркие. Потому что я тебя любила. И когда они созвездием вспыхнули над тобой, я тихо отошла в сторону, так как не хотела, чтобы ты увидел обожжённые мои руки и сердце.
Я собирала для тебя звёзды и не думала ни о благодарности, ни о вознаграждении, а только о любви, о высоком её назначении.
Но когда ты через много лет пришёл и рассыпал у моих ног свои звёзды, я поняла, что не зря обжигала тогда руки и сердце, и подумала о всепобеждающей силе Любви...
* * * *
Меня догонял трамвай, которого я так и не дождалась, и который был мне уже не нужен. Я ждала его долго, ведь нам было с ним по пути.
Ну, что остановился? Что замер? Чего выжидаешь? Тот путь, который мог стать нашим общим, я прошла сама, без тебя...
А теперь — увы!
* * * *
Её лицо на фоне душистой травы и цветов было прекрасно! Кометой пройдя Вселенную, она коснулась ладони земли и стала совершенно земной Женщиной. И, глядя теперь в Космос, Она видела Вечность.
Его лицо на фоне звёздного неба было восхитительно! Оторвавшись от земли, он возносился в Космос и, глядя оттуда на свою Планету, постигал её тайны.
Салютовали звёзды.
Остановилось время.
Торжествовали Любовь и Вечность!
* * * *
Ночную тишину взорвал Крик. Сотни ушей услышали его, и тут же десятки сердец упали в пятки. Крик завис над полусонной землёй. Он звал и взывал. И десятки сердец возмущались, что ни одна пара ног не бросилась на помощь, и ни одна пара рук не потянулась в темноту на крик.
— Господи! Когда же это прекратится! — терзались уши. — Да неужели никто не слышит? Ну почему не вмешаются?
И десятки пар ног нервными шагами мерили свои квартиры, и столько же рук то сжимались в кулаки, то зажимали уши. Но глаза, любители зрелищ, сверлили окна, желая хоть что-нибудь разглядеть в ночной трагедии.
— Надо бы как-то помочь... — подсказывало сердце.
Но так как сейчас оно находилось в пятках, его голос легко заглушал голос разума, который, в свою очередь, слушал подсказки страха:
— А что ты можешь сделать один?.. А не лучше ли...
Да, были десятки пар ног, рук, ушей... были сотни сердец, и был всего-навсего один Крик. Но не было ни у кого... думаете, отваги? Нет! Силы и сноровки?
Да нет же! А просто привычки идти к другому на помощь! И от этого кто-то достойный и сильный превращался в мелкого, маленького и слабого. И от этого беспредел чувствовал себя хозяином положения.
НЕВИДИМЫЕ ЦЕПИ
Её подманили необыкновенным лакомством, и Она тут же оказалась привязанной. Но к происшедшему отнеслась не столько беспечно, сколько с радостью, ведь у неё появился такой добрый и понимающий хозяин.
Но Человек ушёл, оставив её в растерянности.
— Наверно, у него дела, — думала Собака, глядя с любовью ему вослед. — Придётся ждать.
И она ждала с какой-то самоотречённостью и настойчивостью. «Хозяин» иногда появлялся, играл с нею, говорил очень уместные и необходимые слова, чем-то угощал и опять уходил надолго.
— Ты чего тут сидишь? — удивлялись её собратья, пробегавшие мимо.
— Я жду хозяина, — отвечала Собака с какой-то гордостью.
— Хозяина чего? — застывали те в недоумении. — Ведь здесь ничего нет: ни дома, ни сада.
— Хозяина моей цепи и вот этого... — кивала она на остатки лакомства.
— Блаженная! Да ведь это обглоданные кости. Ты хоть вокруг посмотри: ты же сидишь на пустыре!
— Так что же мне теперь делать?
— Да бежать отсюда, пока зима не пришла! Иначе околеешь.
— Но я же на цепи.
— Так на то и цепи, чтоб их рвать. А тебя, кстати, и не цепь держит, а какая-то верёвочка. Смотри, не упусти своё время! — кричали они уже издали.
От таких разговоров ей становилось очень тоскливо, и она, как и подобало забытой собаке, начинала выть.
— В следующий раз, когда он придёт, я не буду бросаться к нему навстречу: пусть почувствует, что виноват передо мной, — рассуждала она.
Но Человек умел говорить такие слова и так искренне, что Собака, в который уже раз, забывала о своих обидах и лишениях, и верила ему безоговорочно. Да и как ей было не верить, если Он сам, войдя в какую-то очень красивую роль, верил себе, верил в себя... И опять запускался тот же круг, и повторялись нежные игры, восторги, обещания, надежды... и растерянность.
— Ты что, до сих пор сторожишь невесть что? — посмеивались над ней знакомые. — Бежим с нами!
— Не могу: я на цепи.
— На какой ещё цепи? Да присмотрись повнимательней: верёвочка-то твоя давно сопрела. Приложи малейшее усилие — и ты свободна.
— На невидимой,.. на невидимой... цепи, — устремив взгляд куда-то внутрь себя, отвечала Собака.
— Да не нужна ему твоя преданность!
— А я не ему предана, я себе верна.
Живёт на пустыре Собака, по своей воле живёт. Кто-то жалеет,кто-то посмеивается над её наивностью и доверчивостью. И не исключено, что среди того смеха может солировать смешок и её «хозяина». И всё это было бы очень печально, если бы не то обстоятельство, что теперь пустырь нельзя было и пустырём назвать. Да и кому в голову придёт называть таким словом то место, где живёт не уставшая любить и ждать душа?
Вот только поймёт ли это тот Человек, у которого в жизни на один пустырь меньше стало?!