Ветер - afield.org.ua Ветер любил окна домов. Созвездиями искрящихся глаз мчались они навстречу, и за их слепым взором таился славный и непонятный мир людей, не ответивший ему ни на один вопрос.

     Ветер любил окна домов. Созвездиями искрящихся глаз мчались они навстречу, и за их слепым взором таился славный и непонятный мир людей, не ответивший ему ни на один вопрос. Но Ветер знал — ничего не нужно от тех, кто впустил. Таков закон.
     Что такое «закон», Ветер понимал плохо. Всё, к чему он прислушивался, был крохотный светлячок любви, вылупившийся одной снежной ночью. Внезапно и навсегда она раскрыла чудо этого огненного всепобеждающего дара Того, Кто Где-то.
     Длилась очередная пытка, пытка холодом, и природа в который раз отстаивала своё право быть. Тогда, в съёжившемся мире, заколоченном, точно от страха потерять последние крохи тепла, завывания метели разорвал в клочья ласковый, тихий напев. Ветер оторопел от неожиданности.

— Неужели так бывает?! — кружил бродяга у окна закутанного снегом дома. — Весна? Здесь?!
     В тусклом свете лучинки, посреди убогой комнаты хрупкая женщина баюкала ворох пелёнок и одеял. В распущенных волосах играл свет, обрамляя ореолом выписанный бликами профиль. Тогда Ветер ещё не знал, что люди могут быть совсем маленькими, лишь почувствовал, как много значит этот барахтающийся в её руках комок, руках, дающих жизнь. Посреди темниц страха и зла этот бесстрашный островок счастья дождём весенних бабочек штриховал мрак.
     Ветер не помнил своей матери, но на многие столетия он пронёс образ той, подарившей случайно так много, зимней ночью, в домике на окраине тихой деревушки.

     И сейчас, в парке, он снова удивлялся, какими разными умеют быть люди.
Ветер

     Был обычный летний вечер, с радостным гулом детских игр, неторопливыми разговорами взрослых, шелестом фонтанов и умиротворяющими отблесками заходящего солнца в развесистой листве клёнов. И всё это резко нарушил стрекот сердитых каблучков.
— Надо же, такая миниатюрная, а столько шума, — отметил Ветер, глядя, как молодая женщина, ворвавшись в парк, схватила первого попавшегося мальчугана за руку и потащила его к выходу.
— Она киднеппер?!
     Вмешаться Ветер не успел. Малыш оказался её сыном.
— Как она его вообще узнала? Хотя, повезло пацану. От испугов с детства отучили.
     Тот даже не плакал, а грустно семенил, пытаясь успеть за мамой. Из его карманов сыпались жёлуди, остановиться б, собрать эти бесконечно дорогие находки.
— Сейчас же выброси эту гадость! Нет, это ж придумать — вырастить дуб! — резко и бездумно оборвала женщина слабые попытки ребёнка защитить свою мечту.
     Малыш растерянно обернулся. Там, у фонтана, осталось столько важных неоконченных дел!..
— A ну, перестань вертеться!
     Все её мысли были далеко, в кабинете с табличкой ОЧЕНЬВАЖНЫЙНАЧАЛЬНИК.
Ветер

— Три месяца работы!.. Три месяца работы... Вот так, взять и выкинуть!!. Три месяца работы, — металась в ней обида. — Что ты еле ноги передвигаешь?! Три месяца работы...
Кто-то сделал ей больно. Наверное, Кто-то привык это делать. Когда-то так поступали с ним, теперь была его очередь. Но сейчас больно стало ещё и славному карапузу, который минуту назад беззаветно радовался успешному плаванию своих бумажных каравелл в водопаде искрящихся брызг. Любовь не смогла прервать древний порочный круг.
— Может, её не научили любить? — подумал Ветер, с грустью наблюдая, как невесёлая пара завернула в лабиринт городских улиц. — Но разве такому можно научить?

Странные эти люди...

Ветер любил игрушки. Мир в мире в мире. В мире. Стоп. Просто ещё один мир. Мир, способный менять людей. Как и все другие миры.
Ветер знавал скучнейшего инженера. Тот доводил Ветра до исступления своей дотошной обстоятельностью и вечной серьёзностью. По нему соседи сверяли часы и метеосводки, знакомые — память своих записных книжек, а коллеги — чертежи. Образчик Взрослого Человека, выдуманный кем-то и зачем-то.

— Тяжело с юмором у людей. Поверить, что могут взрослеть!? — ворчал Ветер, когда Нудя заходился в педантичности.
     Познакомились они у входа в контору, где Нудя бессменно работал который год. Втянув голову в плечи, чуть сгорбившись, Нудя собирался привычно незаметно для всех войти внутрь, как толстенная папка непостижимым образом вырвалась из его рук и взмыла вверх. Мгновение — и белые птицы драгоценных бумаг закружили над тротуаром. Нудя опешил. Такого ужаса не мог вместить ни один из его возможных конфузов.
— Ой-ой-ой, — причитал Ветер, попутно любуясь своей хулиганской выходкой. Подумаешь, ну, пошутил, ну, извинился. И ведь как красиво летят, эти рябые крылья.
     Нудя не приходил в себя. Ветер догадался, что с шутками на сегодня перебор. Через мгновение папка с наспех натыканными в неё смятыми листами подползла к ногам Нуди. Какой-то прохожий, пропустивший самое интересное, зачем-то бросил через плечо: «Молодой человек, у Вас папка упала?..» Нудя вздрогнул, ошарашенно вынул свой недельный труд из лужи и поплёлся к двери. По лестнице он уже мчался, перепрыгивая через ступеньки с единственной живой мыслью: «Хоть бы не опоздать!?»
     Похоже, Нудя привык быть Нудей, и ничто не могло всерьёз нарушить пыльную скуку его жизни. По крайней мере, до появления Ветра. Милый непоседа находил сотни причин устроить хоть и маленькую, но революцию.
— Отыскать бы фотоальбом! — раздумывал Ветер, забираясь в дом к Нуде, пока тот самоотверженно трудился на благо конторы. Стыдно, конечно, рыться в чужих бумагах, но истина требует жертв. Или то не истина?

— М-да.., — разглядывал Ветер на столе то, что раньше было пятью аккуратными стопками, а теперь называлось «Экспромт абсурдиста». — Никаких следов детства! Он что, родился ТАКИМ?!
Ветер провёл беспокойную неделю, пытаясь распутать эту угадайку, и угомонился лишь когда обнаружил на чердаке ящик с игрушками.
— Ага, детство всё же было. — Ветер с грустью перебирал диковинные предметы, что помнили Даньку. Пока он не вырос и не стал Нудей. — Выходит, опять родители. Стоят всё детство над душой: «Завяжи шнурки! Не туда пошёл! Будь серьёзней! Ты же мужчина! Что ты сказал?!?» Вот так он и проносится всю жизнь с молитвой «Я виноват», сочинения собственного с участием всех действующих лиц. Потом она станет «Я должен», в основном, никому. А позже на спине появится табличка: «Мне. Всё. Равно», что при непосредственном рассмотрении вопит: «Влип!!!?»
— Ух, занесло, — спохватился Ветер, — о скучных людях думать — сам таким станешь! — и продолжал думать дальше. Если б не...
— Ого! Настоящая железная дорога!!! — Ветер напрочь и в одночасье всё забыл, ликуя в обнимку с находкой. Заброшенная, она маялась на чердаке уйму лет, и теперь требовалось её спасти. От неминуемого забвения. Путем изъятия. Только как?
Но счастье решило улыбнуться добровольно. После недели сборов и походов по магазинам, Нудя затеял ремонт! В его расписании это событие значилось раз в десять лет. Ровно столько требовалось Нуде, чтоб решиться на двенадцать дней сумасшествия, в которое превращался его привычный уклад. Вот уж, редкая удача!

— Так, до чердака он доберётся дня через четыре, значит, в пятницу, в три часа, — высчитывал Ветер время Ч. Вестью о назревающем сюрпризе Ветер поделился с живущей неподалеку ребятнёй. Тут же был организован клуб юных машинистов и стрелочников, который оккупировал все примыкающие к дому Нуди деревья, где и замер в ожидании. Чего? Торжественного Выноса реликвии на местную достопримечательность — шикарную мусорку со всеми удобствами. Прошел час. Потом ещё.

— Опаздывает Нудя? Опаздывает?!
     Ну, так нечестно. Свора мальчуганов, поправ законы выдержки самураев, примчалась к его дому с акцией протеста.
     Нудя вышел, только когда возмущённые кулачки забарабанили в дверь, чуточку удивился, минут на десять Потом молча впустил все шестнадцать душ к себе. В тёмной прихожей ребята перешли на шёпот, скинули обувь и босиком доверчиво побрели по обрывкам обоев и кускам штукатурки вслед за Нудей.
     В центре комнаты, на полу, по игрушечным рельсам бегал игрушечный паровозик. А вокруг игрушечные лужайки, мосты, станции, деревья, щенки, дети, цыплята, старушки с кошёлками, дамы с зонтиками, куклы, солдатики...

     Через мгновение в комнате раскатисто бушевал радостный гам игры. А Ветер от неожиданности чуть не вышиб собой окно. В щели занавесок он увидел Нудю, ползающего среди копошащейся малышни, на корточках, в рубашке с закатанными рукавами, взъерошенного, перемазанного клеем вперемешку с грязью и Бог знает чем, над драгоценностью своего детства, весело болтающего взахлёб на мальчишечьем языке, дополняя всё бешеной жестикуляцией.
     Обалдев окончательно, Ветер побрёл куда-то собирать мысли, а вслед ему неслись смех и счастливые возгласы.

     Странные эти люди...

Ветер любил ночные огни. Несмелый лучик — и глыбы мрака мгновенно расплывались лужей с океан в обхвате. А огни загадочными пилигримами пускались маячить по бездонным водам Вечности. Не хватало теней её хвостатых мудрецов. А так — ну, самый заурядный аквариум! С подсветкой.
—Хо-ро-шо, — мечтательно выдыхал Ветер, сидя на перилах смотровой площадки. Огни города заманчиво перемигивались, растекались ручьями, таяли, вспыхивали фейерверками, и от всего этого веяло обещанием чудес. И город ждал их.
Ветер

     А трагедии приходили сами. В сонных городках рука беды зажигала свои свечи.
     Пожары.
     Ветра завораживало нелепостью это зрелище. Нелепым было всё, гибнущее и живое. И лишь стайка людей, не похожих ни на кого, магнитом волокла к себе внимание Ветра. Только эти люди в необычных нарядах принимали вызов огня, чтоб победить. Другого не было дано.
     Кто они?? — удивлялся Ветер их мужеству и непреклонности.
     Всё объяснила пара глаз.
     Пожарник стоял поодаль и отрешённо смотрел в никуда. Огонь... Когда-то он любил огонь. Жёг спички и любовался, как рождается и умирает маленькое диво. Однажды за этим занятием его застал брат и наябедничал родителям. Скандал почему-то разразился грандиозный. Его хорошенько отшлёпали за найденные залежи спичек, склад серы, коробок с порохом, да и на профилактику не пожалели сил. Почему-то все вокруг боялись огня. Наверное, после этого он решил стать Пожарником. Защитником людей от огня. Смелым героем с брандспойтом наперевес. Тогда он не знал, что не сможет спасти жизнь пламени.
     И сейчас он забывал, что где-то его ждут, жена и маленькая дочь, и неспящие окна затихшего дома прислушиваются к любому шороху, вздрагивая от любого телефонного звонка. Что здесь это — всего лишь работа. Обыкновенная рутина. И что от слова «подвиг» становится тошно, ведь те, которых всегда будет не хватать, останутся хорошими парнями... Они выполняли свою всего лишь работу... Обыкновенную рутину. Только окна их домов не смогут никогда понять этого. Такая уж специфика. Э-эх, да что там!..

— Мама, я нарисую солнышко для папы!
— Ух, ты! Но почему солнышко, Веснушка?
— А чтоб ему ночью было светло. Нарисованное — это ведь почти настоящее. Правда?
— Та-ак, давай-ка всё отложим до завтра, а сейчас...
— Спать? А папа?
— Папа будет завтра. Вместе с солнышком. Спи, родная, спи...

     Он забывал всё это. На дне его сердца снова прорастала привычная задавленная боль. Главное было не думать, а заведённо тушить языки развеселившегося не в меру огня. Он почти ненавидел его, этого несмышлёного палача. Почти.
Ветер

     Он знал, огонь ни в чём не виноват. Он сжигает то, что ему дают: затёртые до дыр мечты, хлам пёстрых иллюзий, детские кошмары. Он даёт последний шанс проститься навеки, не тронув чистоты партеногенеза. Он единственный вправе испытывать посягнувшее на вечность. Ведь даже стихи горят. А теперь Пожарник должен был сам стать палачом, отомстив за то, что кто-то кому-то напрасно доверил огонь.
     Ведь не горят свечи просто так. Никогда.
     Он смотрел в глаза огню, в который раз, но знал — этот раз, как первый. Сегодня он снова только прикоснётся к тайне силы, стоящей за стихиями. В квартале Победоносцев, на краю Вселенной.
     Ради этого стоило жить.

     А Ветер любовался человеком, готового решить загадку Того, Кто Где-то, любой ценой. Даже ценой отречения от разгадки.
     Ведь он давно знал тайну.

     Странные эти люди...

Птаха.