Семь часов вечера.
Лето в самом разгаре. В безоблачном небе раскалённое солнце, как золотая ладья в бескрайнем океане...
Жаркий воздух густ и прян. Асфальт под ногами горяч и податлив, как мужское тело, истосковавшееся по женским ладоням и губам.
Малейшее дуновение ветра воспринимается как благодать. Упоительно сладок для слуха шелест листвы.
Уже опустил голубые ресницы цикорий, но по-прежнему ярко желтеют донник и пижма, белеет тысячелистник и лиловыми коронами качает чертополох. Мглистыми волнами набегает на бордюры ковыль. Мягкий, белый, бесстрастный — вечное напоминание о том, что город лежит на ладонях древней степи.
Чьи только кони не мяли ковыль, чья только речь не оглашала степи. Чья только кровь не враждовала, не лилась, и, забыв о ненависти, вспыхивала страстью и смешивалась в новых поколениях.
Может быть, оттого такие красивые лица и непостижимые, необъятные души?!
Не обращая внимания на шум автомобилей, кузнечики в глубине разнотравья чеканили серебряные россыпи монет и обращали их в дрожащие блики солнца.
Антонина поставила машину в гараж. Ей хотелось немного пройтись пешком.
Всегда полезно побыть наедине с собой. Привычный уровень шума, автомобили и люди, как правило, вовсе не мешают этому.
Неутомимо-яркое вечернее солнце золотило кожу. Антонина шла средним шагом — не слишком быстро и не слишком медленно. Она прислушивалась к треску кузнечиков, втягивала в лёгкие медовый запах разнотравья. Её взгляд мягко скользил по запылённой зелени травы и листвы.
Таким образом, Антонина давала своей душе отдохнуть от долгого трудового дня.
Она любила свою работу, свою фирму, которую ценой немалых усилий и затрат удалось-таки поставить в устойчивое положение. Несколько лет назад они с подругой вдвоём начинали дело с нуля. Если бы не их самоотверженность и не их дружба, связывавшая их многие годы, они бы не устояли, распались, как многие другие.
Два года назад Людмила вышла замуж. Теперь у неё довольно милый муж и чудесный малыш. Замужество и материнство никак не сказалось на работоспособности подруги. Можно даже сказать, наоборот, прибавило воодушевления.
Антонина же с браком тянула. Одно дело, когда можно поехать к любовнику, получить всё, что хочется, и вернуться в свой тихий спокойный дом, и совсем другое, когда мужчина проживает здесь же, когда он постоянно рядом, независимо от того, есть у тебя сегодня настроение общаться с ним или хочется побыть абсолютно одной.
Нет, Антонина явно была не готова к такому порядку вещей...
В её мысли неожиданно ворвался оптимистично звучащий голос, — вы хотите?..
Она подняла свои длинные зеленовато-голубые глаза. Он стоял перед ней — длинноногий, белозубый, с широко распахнутыми глазами нежно-голубого цвета.
На белокурых кудрях играло солнце.
— Хочу, — сказала она, не дав ему договорить фразу.
— Вот, это вам, — обрадовался он и протянул ей какой-то крохотный листок бумаги.
— Вы предлагаете мне листок бумаги? — спросила она насмешливо.
— Да, но это... — растерялся он на минуту, — если вы придёте по этому адресу...
— Не стоит объяснять, — снова перебила она, — её губы и глаза улыбались, — я надеялась, что вы предлагаете мне более ценный товар...
— Что же? — опешил он.
— Себя, например...
— Что вы имеете в виду?! — он смотрел на неё во все глаза.
— Да ничего особенного, — ироничная улыбка мерцала в уголках её полных губ.
Она с интересом смотрела на его лицо, с точностью зеркала отражавшее всё смятение чувств, происходившее в его душе.
Бог знает, что он сказал бы ей, опомнившись, но Антонина не дала юноше прийти в себя, — жарко, не правда ли? — сочувственно спросила она.
Он покорно кивнул. Его ресницы вздрогнули и, точно золотые вёсла, взлетели, рассекая ровное течение солнечного света.
— Я живу на соседней улице, — как ни в чём не бывало, продолжила Антонина, — не составите мне компанию?
И, не дожидаясь его ответа, она взяла молодого блондина под локоть, — я приглашаю вас к себе на ужин.
— Я на работе, — пробормотал он растерянно.
— А... ничего страшного, — успокоила она, — я оплачу ваше время.
— Но, я не! — он резко качнул подбородком и остановился.
— Конечно, нет. Разве я намекала на что-то непристойное? — она улыбнулась одними губами.
Он вздохнул полной грудью, точно делал передышку в перетаскивании тяжестей с одного места в другое.
— Идёмте же! Я гарантирую вам безопасность, — Антонина улыбнулась, глядя в его растерянное лицо.
И он, сам не зная почему, подчинился и пошёл рядом.
Что происходило в его голове, Антонина могла только догадываться...
Она действительно жила на соседней улице. Не в её правилах лгать, тем более по мелочам.
...В квартире было тихо и прохладно. Работал кондиционер.
— Проходи, не стесняйся, — сказала Антонина, — если это не тайна, то как тебя зовут?
— Костя.
— Красивое имя. Мне нравится, — мимолётная улыбка коснулась её губ, — а меня зовут Антониной. Проходи, проходи.
Он прошёл, осмотрелся. Это была гостиная. Просторная. Новая мебель под старину. Тихо, чисто, уютно. На полу толстый ковёр цвета топлёного молока. На стене картины. По преимуществу пейзажи — море, степи, лес. Кажется, все художники современные, ныне здравствующие.
— Костя, помоги мне накрыть на стол, — окликнула его Антонина.
Он пошёл на её голос и оказался на огромной кухне, больше похожей на столовую.
— Ух ты! — вырвалось у него.
— Нравится? — спросила она небрежно.
— Класс! — Константин не скрывал восхищения.
— Мне тоже нравится, — улыбнулась она, — но ужинать всё-таки будем в гостиной.
Она что-то достала их холодильника, что-то из буфета. Составила всё на сервировочный столик. — Вези всё это в комнату.
Он послушно покатил столик. Колёсики неслышно скользили по паркету.
Константин заметил, что Антонина сняла свой брючный костюм и надела шёлковое платье цвета морской волны. Когда она двигалась, шёлк журчал и струился...
В гостиной они расставили закуски и прочие блюда на большом столе, на котором до этого стояли только цветы и свечи.
Антонина достала из бара бутылку дорогого золотисто-алого вина.
— Откроешь? — спросила она.
— Попробую...
Предзакатное солнце скрещивало яркие длинные лучи на стенке выпуклого сосуда, точно собиралось пронзить стекло.
— За что будем пить? — спросил он, налив, волнующуюся жидкость в холодный ажур хрустальных бокалов.
— За встречу! — Антонина качнула своим бокалом навстречу его бокалу, но не ударила звонко краем о край, как это принято...
— За встречу, так за встречу, — согласился Константин.
Наступила пауза. Антонина, казалось, забыла о своём госте. Она молча ела, и взгляд её падал непонятно куда. То ли она смотрела на покачивающееся пламя зажжённых свечей, то ли на букет георгинов, а может быть, на отблески вина в зеркальном отражении посуды.
Костя не решался начать разговор первым и тоже молча поглощал еду.
Ему всё казалось изумительно вкусным, изысканным.
И сама Антонина казалась ему необычной. Влекущей и пугающей одновременно... как хозяйка медной горы...
— Женщину нельзя понять, — думал он, — пригласила в гости абсолютно незнакомого человека, можно сказать, притащила на аркане, а теперь молчит и смотрит неизвестно куда.
Он скользнул несмелым взглядом по её спокойному лицу, светло-русым волосам, потом его взор осторожно опустился по складкам платья, точно опасаясь утонуть в переливах шёлкового моря... В неглубоком разрезе виднелась высокая грудь женщины. Подбородок у неё упрямый. А глаза то ли серые, то ли голубые...
— И чего она молчит? — думал Костя, — что у неё на уме?
Словно угадав его мысли, Антонина подняла голову.
— Что ж ты так целыми днями на жаре бродишь? — задала она неожиданный вопрос.
— Ну, не целыми... Когда как получится, — он не ожидал, что она спросит именно об этом, и растерялся.
— Нравится тебе? — не отступала Антонина.
— Как сказать, — пожал плечами неопределённо Константин.
— Что же ты учиться не пошёл? — продолжала она упорно.
— Я исторический закончил, — ответил он.
— Да? — недоверчиво протянула она, — а что же по улицам бродишь? К прохожим пристаёшь? — улыбка тронула её губы.
— Я не брожу и не пристаю, — ответил он обиженно, — я работаю.
— Странная, однако, у тебя работа, — явная ирония проскользнула в её голосе.
— Не в школу же идти преподавать! — ответил он резко.
— Зачем же учился? — она прищурила свои и без того длинные глаза.
— Ну, были разные планы. А потом всё разлетелось. Понял, что для научных изысканий не имею ни таланта, ни терпения. Хочется нормально жить, нормально зарабатывать. А на учительской зарплате не разбежишься, ноги не протянуть бы, и то ладно, — он взял бокал и залпом выпил его содержимое.
— Понятно, — смягчилась Антонина.
И налила ещё вина себе и ему, — пей.
Он поднял бокал, — за вас!
— Спасибо. Хороший тост. Я тоже, пожалуй, выпью за себя, — поддержала Антонина. Выпив бокал до дна, она поставила его на стол.
— Хочешь работать у меня? — ошарашила она Константина очередным вопросом.
— У вас? — изумился он, — кем, если не секрет?
— Какой же может быть секрет. Мне нужен шофёр, — она посмотрела ему в переносицу и, прищурив один глаз, добавила, — личный шофёр.
— В смысле? — спросил он с вызовом.
— В смысле водить машину.
— А... я не умею водить автомобиль, — сказал он.
— Научишься. Если хочешь, я оплачу твоё обучение, — предложила Антонина.
— Вы серьёзно? — ещё он хотел спросить, а с него какую она собирается взять плату, натурой, что ли, но передумал и сказал, — хочу.
— Ну, вот, прекрасно, — одобрила Антонина.
Она ушла и вернулась минут десять спустя с крепко заваренным чаем. Потом на столе появились бисквиты. Нежные кремовые розочки переплетались с зелёной паутиной, рядом мерцали голубые незабудки.
— Ты любишь сладкое? — спросила Тоня.
— Обожаю, — ответил он.
— Я тоже люблю, но не слишком увлекаюсь.
— Потолстеть боитесь? — брякнул он и, сообразив, что произнёс бестактность, покраснел, как закатное солнце за окном.
— Опасаюсь, — сказала она с улыбкой и добавила, — ты мило краснеешь. Мне нравится.
— Простите. Как-то сорвалось нечаянно.
— Ничего страшного, — губы Антонины улыбались.
Солнце за окном медленно катилось к горизонту. Волны алого огня залили светлый ковёр гостиной, поджигали мерцающий хрусталь, капали на скатерть крупными золотисто-пурпурными пятнами.
— Вы одна живёте? — тихо спросил Константин.
— Возможно... — ответила она неопределённо.
— Просто я подумал, что у вас, может быть, есть семья. Муж в командировке...
— Не беспокойся. Никто сюда не ворвётся. Я же гарантировала тебе безопасность.
Её голос засверкал и заструился, как солнечный луч.
Константин посмотрел в её глаза, стараясь понять, смеётся она над ним или нет.
Понять это было невозможно, и, чтобы не страдать от сомнения, он успокоился.
Прошло ещё два часа. Они поговорили о картинах на стенах её гостиной и вообще о живописи...
Константин всё время был настороже. Он каждую минуту ждал — сейчас она предложит ему лечь в постель... должен же он как-то оплатить шикарный ужин. И приготовился сказать ей, — нет. Но ничего не происходило. Напольные часы пробили десять.
Золотые следы ушедшего солнца лежали на крышах домов.
— Ну, что ж, — сказала Антонина, — пир окончен. До завтра.
— До завтра? — переспросил он. И облизнул в миг пересохшие губы.
— Да, до завтра, — Антонина лукаво улыбалась. Уж ей ли не просчитать все комбинации, сложившиеся в его голове.
— Мне уходить? — спросил Константин, не вполне доверяя слуху.
— Естественно... Я совсем не собираюсь сегодня же укладывать тебя в постель.
Он поднялся со стула и продолжал стоять рядом, растерянно глядя ей в лицо.
На шёлковом платье женщины искрились остатки золотой пыли закатного неба, а в глубине её глаз вспыхивали и гасли одна за другой яркие искры с трудом сдерживаемого смеха.
— Думаю, что я всегда успею сделать это, — добавила она медовым голосом.
— А я и не собирался! — рассерженно выдохнул он.
— Да, знаю! — она расхохоталась, перестав сдерживаться. — Ты собирался сказать мне гордое «нет», не так ли? Странная женщина, странный ужин, странное предложение... да? — в её глазах продолжал плескаться смех.
— Нет, этого я не говорил. Зачем вы надо мной смеётесь? — трогательные нотки почти детской обиды прорвались в его голосе.
— Хорошо, я больше не стану смеяться, — её голос прозвучал успокаивающе, — надеюсь, на самом деле, тебе понравился наш ужин вдвоём?
Успокоившись, он молча кивнул.
— До завтра, — она протянула ему руку.
И он сжал её слишком сильно. Антонина не поморщилась. Только губы её дрогнули в едва заметной ироничной улыбке. Ей нравилась его неловкость, вспыхивающие румянцем щёки, припухшие юношеские губы и... длинные ноги.
Правда, околонаучные источники берут на себя смелость утверждать, что сексуальны исключительно коротконогие мужчины. Ничего, она ещё успеет это проверить.
Закрыв за ним дверь, Антонина погрузилась сначала в ванну, а потом в постель.
...Следующий день полностью оправдал её ожидания.
Малейшее дуновение ветра воспринимается как благодать. Упоительно сладок для слуха шелест листвы.
На белокурых кудрях играло солнце.
Она что-то достала их холодильника, 
— Что ж ты так целыми днями на жаре бродишь? — задала она неожиданный вопрос.
— Вы серьёзно? — ещё он хотел спросить, а с него какую она собирается взять плату, натурой, что ли, но передумал и сказал, — хочу.
Он поднялся со стула и продолжал стоять рядом, растерянно глядя ей в лицо.
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 13 декабря 2006 г.