Две молодые женщины сидели на террасе кафе.
Совсем рядом шумело море. Лёгкий ветер трепал бахрому нависших зонтов.
Они не спеша пили кофе, наслаждаясь утренней прохладой и тишиной.
Слышно было, как далеко в горах ухал филин.
Брызги фонтанов, перекрещиваясь в полёте, образовывали множество разноцветных радуг на фоне дрожащего перламутра холодной влаги.
От зелёного сумрака кипарисов веяло устоявшимся покоем, казалось, что всё, что ни есть сейчас, будет вечно.
И белые звёзды магнолий, мерцая во влажной листве, ещё больше усиливали это ощущение беспредельного покоя и величия мироздания.
— Как здесь хорошо! — сказала одна из женщин и весело рассмеялась, — у меня такое впечатление, мама, что я погружаюсь в бездонный сосуд с шампанским, а мгновения жизни, как пузырьки воздуха, скользят... скользят...
— Я рада за тебя, Мария, — сказала другая женщина.
Она задумалась, взяла со стола бокал с коктейлем и, покрутив его в руках, сделала глоток.
— Иногда мне не верится, что у меня уже взрослая дочь.
— Ну, что ты, мама, — Мария легонько коснулась материнского плеча. — Ты самая молодая и прекрасная!
— Я не об этом... — Мария Фёдоровна подняла голову, — если б я сомневалась в своих достоинствах, то не сумела бы достичь вершин. Я собираюсь быть такой и в 50, и в 60, и в 70, и вообще, пока живу, пока дышу.
Мария Фёдоровна задумчиво посмотрела на дочь, — просто ты зародилась во мне когда-то, как песчинка в раковине... Я вынашивала тебя, пока на свет не появилась маленькая девочка — моя жемчужинка. Я всегда любила тебя. Я делала всё, чтобы ты была счастлива... И если порой я не защищала тебя от слишком яркого солнца или, наоборот, оставляла в тени, то это лишь затем, чтобы ты сама научилась справляться и с солнцем, и с тенью.
— Я знаю, мама, — дочь мягко улыбнулась.
— Ты выросла. Со временем все плоды моих трудов перейдут к тебе. Какой бы путь ты ни выбрала, ты моя дочь и всегда будешь ей. Ты и твой отец — самое дорогое, что у меня есть.
— А я думала, что самым главным в жизни была для тебя твоя работа, — пошутила дочь.
— Да, в этом есть доля правды... — согласилась Мария Фёдоровна, — но если бы у меня не было такого заботливого, терпимого и надёжного мужа, как твой отец, то... не знаю, как высоко бы я взлетела.
Немного подумав, она добавила, — конечно, вершину я покорила бы и одна, но спуск в долину...
— Он, ты, наш дом, — это ощущение надёжности и безусловной любви.
— Мама! О чём ты? Я никогда не сомневалась, что мой отец заслуживает прижизненного памятника, отлитого из чистого золота. Он для меня идеал мужчины. Ты и он — это что-то. — Мария Фёдоровна качнула головой, её золотистые волосы сверкнули на солнце, а голубые глаза устремились к небу...
На губах мерцала светлая улыбка.
...Небо было свободно от наплыва облаков. В ослепительно яркой насыщенной синеве беспредельно царило солнце.
Утро мягкими шагами отступало во влажную тень деревьев и кустарников. Засыпали ночные фиалки...
Бархатное пламя пурпурно-алых и вишнёвых роз насыщало усиливающийся зной сладким густым ароматом.
Движущиеся розовые пятна на синем фоне неба были чайками. Они опускались вниз и с криком пролетали над зелёной пенящейся кромкой волн, выхватывая зазевавшихся рыбёшек, и вновь взмывали вверх.
— Ты знаешь, Мария, что напускать туман не в моих правилах, — Мария Фёдоровна допила коктейль и поставила бокал на столик.
— Да, мама, — голубые глаза девушки встретились с материнским взглядом.
— Тебе уже 23, — сказала Мария Фёдоровна, — я никогда не мешала твоей личной жизни. Всё, что необходимо знать девочке, девушке, женщине, ты узнавала от меня постепенно год за годом. Я делилась с тобой всем, что знала и умела сама.
— Да, — согласилась Мария.
— И твои увлечения меня не касались. Главное, чтобы твоё здоровье было в безопасности и чтобы тебе было хорошо.
— И я рада, — Мария Фёдоровна пристально посмотрела на дочь, — что ты никогда не теряла голову. Твои романы, к счастью, никогда не мешали твоей учёбе, а потом работе. Но вчера... — Мария Фёдоровна сделала паузу. Её долгий проникновенный взгляд не отрывался от глаз дочери.
— Что вчера?! — вспыхнула Мария.
— Этот милый юноша, с которым ты танцевала весь вечер... Ты была иной, не такой, как обычно...
Мария закусила губу, — ты права, мама, — произнесла она, — я не знаю, что со мной...
— Мне кажется, что это серьёзно, — Мария отвела взгляд.
— Жаль... — вырвалось у Марии Фёдоровны.
— Ну почему?! — изумилась Мария.
— Если я сошлюсь на женскую интуицию, то ты усмехнёшься. Ты тоже женщина. Нет, это здравый смысл и мой опыт.
— Но объясни, почему ты решила, что это не глубокое чувство, по крайней мере, с моей стороны?
— Потому, что вы не гуляли под луной, не слушали вместе шум прибоя, не целовались под яркими всплесками фонтанов.
— Ну, мама! — протестующее воскликнула дочь.
— Знаю, знаю, ты современная деловая женщина и тебе не до романтики.
— Мама, милая мама, я не узнаю тебя! — Мария смотрела на мать во все глаза, — ты потрясаешь меня!
— Но разве я не была всегда нежна и романтична с твоим отцом?
— Да! Но он же мой отец!
— Мария, дорогая, — мягко улыбнулась Мария Фёдоровна, — он не всегда был твоим отцом...
— Да, конечно... — растерянно проговорила дочь.
— И потом, тот, кто станет твоим мужем, будет и отцом твоих детей...
— Ты права. Но Владик! Он просто сводит меня с ума! Мне хочется каждую минуту ощущать его присутствие, прикасаться к нему, — Мария замолчала и посмотрела куда-то в сторону. Ветер донёс до них сильный запах табака и петуний.
Мария повернулась к матери, — да, вчера, сразу после танцев, я отвезла его в гостиницу. Я предложила, и он сразу согласился. Я вела автомобиль на предельной скорости. Мне казалось, что машина летит, настолько сильно я сгорала от желания. И, знаешь, я не ошиблась... в постели он был великолепен! Прошло всего ничего, а я только и мечтаю снова заключить его в объятия, прильнуть к его губам, захватить его, завладеть им полностью, о, мама! Если бы ты могла представить, что это за ощущение! — воскликнула Мария.
— Представляю. Вполне, — охладила пыл дочери Мария Фёдоровна, — просто не стоит брать в мужья мужчину, который интересен тебе только в горизонтальном положении.
— Ах, мама, губы всё время были заняты. Слова расплавлялись поцелуями и превращались в нежные звуки, полустоны, полукрик...
Мария Фёдоровна кивнула, — да, я понимаю, это страсть! Шквал страсти. Весь год ты была занята напряжённой творческой работой, теперь наступил вакуум.
— Мама, ты же знаешь, я не раз испытывала страсть. Она гасла сама собой. Огонь угасал так быстро, израсходовав первоначальную энергию желания, а теперь всё не так. Просто я чувствую к Владику нечто другое, более яркое, более насыщенное. Мне кажется, что эта страсть никогда не будет утолена полностью. Пресыщение не грозит ей. Может быть, это и есть любовь, мама?
— Только ты можешь решить это, Мария, — Мария Фёдоровна легонько коснулась руки дочери.
— Помнишь, — заговорила она минуту спустя, — ты сказала, что не узнаёшь меня? Это потому, что я неожиданно ярко вспомнила о начале наших отношений с твоим отцом, — она замолчала и после паузы заговорила вновь, — до него у меня было достаточно мужчин, и я не особенно церемонилась с ними. Меня мало заботило, что они думают, что чувствуют. Меня как бы всё это не касалось. Но когда я увидела твоего отца, мир перевернулся! Я не могла обращаться с ним, как с неодушевлённым предметом, как с источником быстрого потребления.
— Нет, — она покачала головой, — я хотела, чтобы он был счастлив! Для меня это было важно, Мария!
— Но, мама...
— Когда ты однажды не узнаешь саму себя, — продолжила Мария Фёдоровна, — тогда ты можешь быть уверена, — пришла любовь! Тебе не захочется немедленно тащить избранника в постель и стягивать с него собственноручно всё, до последней нитки, нет, ты захочешь смотреть не туда, где кончается туловище и начинаются ноги, а в глаза! Тебе захочется слушать его, а не зажимать ему рот послушными поцелуями. Тебе вообще не захочется спешки. Медленное и долгое узнавание доставит тебе больше наслаждения, чем многократно испытанный оргазм. Мария! Постарайся не то чтобы поверить мне на слово, а оценить смысл сказанного мной.
— Но, мама, как же без секса?! — не удержалась Мария.
— На первых порах настоящей любви сублимация превратит твоё чувство в неповторимый шедевр, в совершенство духовного пира.
Мария вздохнула. Мать повернулась к ней новой непознанной гранью, чтобы осознать это, требовалось время.
— А секс, конечно, придёт, — прозвучал голос матери, — он будет завершающим штрихом божественного полотна.
— Понятно, — проговорила ошеломлённая Мария.
И вдруг она спросила живо, — мама, если не секрет, на какой день после знакомства вы оказались с отцом в постели?
— Это случилось после свадьбы.
— Не может быть! — вырвалось у Марии.
— Ты можешь спросить об этом у него.
— Но почему, мама?
— Я не хотела портить себе первовкусья брачной ночи.
— Мама! Ты прелесть! — Мария искренне расхохоталась, — какая романтика!
Мария задумалась, — но ведь вы встречались целых пять месяцев?!
— Да, — ответила Мария Фёдоровна.
— И что же, все эти пять месяцев — одна сублимация? И ни одного мальчика на стороне? — с недоверием спросила Мария.
— Представь себе, — кивнула Мария Фёдоровна.
— Мама! Ты героиня! Просто титан духа и много терпенья! — восхитилась дочь.
— Нет, Мария, просто мне никто не был нужен после того, как я увидела твоего отца. Он казался мне самой яркой звездой во вселенной. Самой нежной, самой желанной. И теперь, после двадцати шести совместно прожитых лет, я рада сознавать, что не ошиблась.
— А что же мне делать с Владиком? — неожиданно грустно спросила Мария, — он так нравится мне. У меня от него голова кружится, и сердце скачет, как призёр скачек.
— Ну, так и пусть скачет, — ответила Мария Фёдоровна, — у тебя ещё впереди двадцать дней в этом райском месте. Спи с ним в своё удовольствие. Только не забывай время от времени плавать в море и загорать на солнце.
— Наверное, ты права, — Мария коснулась пальцами открытой ладони матери, — но только я сама решу. Если мне захочется взять его с собой...
Мария Фёдоровна не дала дочери договорить, — Мария, ты всегда вправе поступать так, как считаешь нужным.
— Значит, отца сегодня нет за завтраком из-за нашего разговора? Да? — Мария засмеялась своей запоздалой догадке, — а то проспал, проспал, — добавила она лукаво, — не похоже на него, — и она снова рассмеялась.
Лёгкий отсвет улыбки мелькнул на устах матери.
— Ты права, — Мария Фёдоровна поднялась из-за столика, — пойдём, наверное, он уже заждался нас.
Они расплатились и покинули уютное кафе.
Солнце поднималось вверх против синего теченья небосклона.
С моря дул бриз. В голубом зеркале залива отражались прибрежные здания и силуэты деревьев.
Иннокентия Александровича они увидели сразу, ещё не спустившись по тёплым волнам пологой мраморной лестницы к пляжу.
Он стоял почти у самой кромки волн, набегающих на серый песок побережья.
Белая пена подбиралась к его ногам и, шипя, убегала обратно в море.
Мария невольно залюбовалась отцом. Робкие усилия прибрежного ветра не смогли всколыхнуть тяжёлое золото его густых волнистых волос. Ветер скорее приглаживал, чем взлохмачивал причёску отца, осторожно прижимал волосок к волоску.
Открытое лицо, ясные глаза, скулы, подчёркнутые загаром. Белый лёгкий костюм подчёркивал стройность и элегантность его по-юношески подтянутой фигуры.
Иннокентий Александрович ел черешню. По его виду можно было сказать, что он наслаждается каждым мгновением жизни. Ни один мускул на его лице не выдавал беспокойства. Только зоркие глаза смотрели в сторону берега. Увидев жену и дочь, он сразу же замахал им рукой и устремился навстречу.
Мария Фёдоровна поцеловала мужа в губы, слизывая сладкий черешневый сок.
— Какой ты вкусный! — сказала она и улыбнулась, взяв несколько плодов из протянутой ей корзины.
— Мария! Бери! — Иннокентий Александрович протянул корзину дочери.
— Спасибо, па! — она чмокнула его в щёку.
Бросив в рот несколько ягод, она подошла к морю и села на песок, — вообще-то, я собиралась вас покинуть. Надеюсь, вы не возражаете?
Не дожидаясь ответа родителей, Мария легко поднялась, подошла к ним, обняла обоих, — я пойду. Вам и вдвоём никогда не бывает скучно. Увидимся! Пока, — она отошла на небольшое расстояние и помахала им рукой. А потом, не оборачиваясь, поднялась по ступеням и скрылась из виду.
— Ну, что? — спросил Иннокентий Александрович у жены, когда дочь ушла.
— Думаю, что причины для беспокойства нет, — Мария Фёдоровна обняла мужа и выудила из корзинки ещё парочку наливных черешен.
— Это хорошо, — сказал он, — а почему тебе не понравился Владик? Может, он неплохой мальчик?
— А я и не говорю, что он плохой. Просто на роль мужа, тем более нашей дочери, он не подходит. Марии он нравится в постели, но это не причина для заключения брака. Её Владик относится к тому типу мужчин, которые не способны прилагать усилия где-либо, кроме упражнений в кровати.
— И что же ты намерена делать?
— Ничего. Мария достаточно взрослый человек, чтобы сама разобраться, что к чему. Мы с ней поговорили и она задумается.
— А если нет?
— Мы не можем препятствовать её браку. Она сама вправе строить свою жизнь. Если она предпочтёт совершить ошибку, то со временем исправит её. Но, надеюсь, что этого не случится, — Мария Фёдоровна разделась и нырнула в море.
Она доплыла до буйка. Легла на спину и стала прислушиваться к тому, как волны, укачивая её сознание, стремятся унести расслабленное тело как можно дальше в море...
— Вот так оно всегда, — улыбнулась женщина и не спеша поплыла к берегу.
— Почему бы тебе не поплавать? — спросила она мужа, опускаясь рядом с ним.
— Чуть позже. Знаешь, Маша, а ты почти не изменилась с тех пор, как мы встретились. Ты помнишь, как всё было? — он положил загоревшее лицо на её мокрое плечо и уткнулся губами в её шею.
— Ещё бы, конечно! Я всё помню так, словно это было вчера. Мне повезло с тобой!
Она нашла губы мужа и поцеловала их.
— А мне с тобой, Машенька, — выдохнул он и почувствовал, как течение её ласк погружает его в пучину блаженства. Ему каждый раз казалось, что это происходит в первый раз...
...Потом они плавали в море, ныряя и резвясь, как два молодых дельфина.
Марии Фёдоровне нравился именно этот заброшенный кусочек одичавшего пляжа.
Почему-то никому другому не хотелось спускаться по бесконечному количеству мраморных ступеней, чтобы оказаться на небольшой полоске песчаника.
Может быть, отпугивали огромные валуны? Или глухие прибрежные скалы, в которых торжественно и гулко бились волны, как в храме звучание органа, — величественно и протяжно, так, что душа переполнялась и изнывала. Может быть...
Тем лучше для них двоих.
Мария Фёдоровна с удовольствием смотрела на мускулистое загорелое тело мужа, распластанное на песке, и думала о ночи...
...На следующее утро они взяли яхту и ушли в море. Им, действительно, никогда не было скучно вдвоём. Вернулись они через десять дней, загорелые до бронзы и счастливые.
Дочь встретила их в номере, — мама, папа. Где вы пропадали?!
— Разве ты не прочла записку? — спросила Мария Фёдоровна спокойно.
— А позвонить не могли?
Мария Фёдоровна и Иннокентий Александрович переглянулись.
— Мы брали яхту, — сказал Иннокентий Александрович, — несколько дней и ночей в открытом море — это волшебно!
— Ещё бы! — фыркнула Мария, — могли бы и меня с собой взять.
— Извини! — в один голос заявили родители, — третий лишний.
Они все трое рассмеялись.
— И такие заявления любимой дочери, — сквозь смех проговорила Мария, — всё, родители, — решительно сказала она, — завтра мы идём осматривать замок Белой Дамы в Чёрных скалах. Я уже купила билеты. Согласны?
— Согласны. А как же Владик? — невинно поинтересовался Иннокентий Александрович.
— Владик? — переспросила машинально Мария, — не знаю, что и сказать. Мне кажется, что нам нужно отдохнуть друг от друга.
— Так скоро? — удивилась Мария Фёдоровна.
— Ну, ладно, мам! Ты оказалась права. Постель мне надоела, а о чём с ним говорить, представления не имею. К тому же... — она вздохнула, — он начал строить планы на будущее. Планы с размахом. Пришлось остудить его. Я сказала, что обручена и люблю другого. Он обалдел. Начал интересоваться, а как же наши отношения, и... даже возмущаться моим бессердечием.
— В этом он прав, — Иннокентий Александрович почему-то посмотрел на жену.
— Ну и что дальше? — спросила та у дочери.
— Да ничего. Я ж ему ничего не обещала. Курортный роман. Он же не вчера на свет появился. Какие могут быть претензии? — Мария махнула рукой, — в общем, едем на экскурсию и удовлетворим жажду знаний.
...Все остальные дни отдыха Мария с завидным упорством предпочитала всему остальному общество собственных родителей. Лишь дважды за всё это время она пропадала на ночь, но с первыми лучами солнца появлялась вновь.
...По пути домой, в самолёте, она неожиданно наклонилась к Марии Фёдоровне, — мама, а что ты думаешь о Славе Никитином, сыне Лидии Ивановны?
Мария Фёдоровна задумчиво посмотрела на дочь, — что это ты о нём вспомнила?
— Не знаю... Мне всегда было интересно с ним общаться, но я никогда не думала о постели с ним... К тому же он такой весёлый, и, — она вздохнула, — от него веет надёжностью. И... ему не нужны мои деньги.
— Деньги нужны всем, моя дорогая, — мягко улыбнулась Мария Фёдоровна.
— Ну, мама, я серьёзно!
— Да и я не шучу. Ты права в одном — Слава, при всём его уважении к деньгам, вступит в брак по любви. Но я не знаю его чувства к тебе...
— Но ты одобрила бы мою заинтересованность им? — Мария выжидающе смотрела на мать.
— Он мне нравится. Думаю, из Славы получится заботливый и преданный муж. К тому же не скучный, как ты верно заметила. Он не относится к юношам на одну ночь.
Мария Фёдоровна посмотрела на свои ухоженные руки долгим задумчивым взглядом и снова заговорила с дочерью, — ты же знаешь, Мария, что Лидия Ивановна много лет является моим деловым партнёром. Ни разу, ни я, ни она не подвели друг друга. От нашего сотрудничества выигрывают не только наши предприятия, но в какой-то мере и наши семьи. Я не могла бы мечтать о лучшем браке для тебя. Но в браке, если ты надеешься не только на его прочность, но и на счастье, должны присутствовать чувства. Я против холодного расчёта.
— Мама! Ты же славишься своей железной хваткой! Я горжусь тобой!
— Это в делах, Мария. Но не в любви. Когда твой отец стал моим мужем, у него не было ничего, кроме бесценной души и любящего сердца. И, как видишь. Наш брак удался. Брак по расчёту может длиться всю жизнь, но зачем тебе вечная мерзлота? — Мария Фёдоровна не сводила глаз с лица дочери, — не слишком весело собирать цветы на чужих заливных лугах. Ни бесстрастие, ни страсть не могут составить счастья. Нужна гармония. Найди её, Мария.
— Постараюсь... — Мария посмотрела на отца, потом снова на мать, и глубоко задумалась.
...Ей удалось найти своё счастье. Станислав Никитин был давно и безнадёжно в неё влюблён, и, как он признался ей, просто не надеялся, что она когда-либо воспримет всерьёз его чувства. Оттого он и был при встречах с ней всегда так безоглядно-весел и неудержимо-остроумен, чтобы скрыть свою нежность и печаль.
Его мать не раз намекала ему, что неплохо было бы увлечь Марию и довести дело до свадьбы, но он не решался даже попробовать.
— Ах, Мария! — думал он, глядя на неё, — ах, Мария! — и сердце отчаянно сжималось в его груди, когда он узнавал о её очередном увлечении, и облегчённо вздыхал, когда до него доходил слух, что он снова свободна...
Надолго ли? Ах, Мария!
Чем больше Мария узнавала юношу, тем глубже становились её чувства к нему.
А когда она однажды почувствовала, что все звёзды мира перекрестили свои лучи в бездонных зрачках его фиолетовых глаз, сердце её на миг остановилось, а когда забилось вновь, это уже было другое сердце, сердце, познавшее любовь.
...После свадьбы она повезла его на приморский берег, где цвели каштаны.
От белых свечей в высоких канделябрах стелился тонкий аромат...
Шумело и пенилось море.
Они стояли вдвоём на тонкой полоске пляжа и слушали, как в подводных скалах звучит в их честь немолчный орган вечности.
И Марии больше всего на свете хотелось, чтобы мужчина, стоящий рядом с ней, был счастлив. Это было самым огромным её желанием, и она была уверена, что оно исполнится.