Маленькая Любочка, спрятавшись под пышным кустом смородины, горько плакала. Её никто не понимал... Взрослые, в своём мире, строили жизнь как-то не так, неправильно. Они считали, видимо, что всему в жизни есть замена. Что можно всё делать на черновую... Что набело всегда успеется переписать.
Любочка с трудом переносила любые перемены. Ко всему постоянному она относилась трепетно и нежно. Каждая ситуация, по её мнению, должна быть стабильна, надёжна и однозначна. К этому привыкаешь. Общение с постоянным и надёжным становится ритуалом, особенным, личным. Шестилетняя Любочка, конечно, так не формулировала свои мысли и ощущения. Будучи мне очень близкой и любимой, она как бы даёт мне право анализировать и формулировать её чувства...
Напротив Любочкиной кровати, на белённой мелом стене, всё время висела в деревянной рамке фотография её прадеда Герасима.
Молодой светловолосый и симпатичный казачок встречал девочку своим взглядом каждое утро, сразу же, как она просыпалась. В этом было какое-то священнодейство. Это был их секрет. Один на двоих. Переглянувшись с прадедушкой, Люба бежала по своим неотложным детским делам.
Но однажды всё разрушилось. На той стене, где всегда висел портрет, решили сделать дверь. А портрет повесили на другую стену. И теперь уже прадедушка Герасим не встречал Любочку своим взглядом, стоило ей только проснуться. Это так повлияло на неё, что она даже приболела. Любе было немного лет, и она не смогла толком объяснить, что с ней происходит. Она просто плакала и просила повесить портрет на место, что было невозможно, так как там уже была дверь. А её слёзы приняли за каприз.
Любочка воспитывалась в неполной семье, так это называлось. Жила она в селе, большом и красивом, с мамой, бабушкой и дедушкой. У всех соседских детей отцы жили в семье.
Её отец жил с другой женщиной, детей там не было. Любочка и отец часто общались. Отец приносил ей конфеты, игрушки и книжки. Они подолгу разговаривали.
Люба очень страдала. Она совершенно не понимала, как же может так быть, чтобы отец и мать... отдельно. Она плакала и спрашивала своего отца, почему он не уходит от чужой тётки, почему не возвращается к маме?
Она спрашивала у матери, — почему она не позовёт отца в дом? Почему не возьмёт его за руку, почему не закроет за ним все окна и двери, чтобы он остался с ними навсегда?
А они ей отвечали, что она ещё маленькая. А когда вырастет большая, то всё поймёт.
Время шло и ничего не менялось. Отец, погостевав с Любочкой, уходил к той, другой и чужой женщине. А она оставалась с мамой, дедушкой и бабушкой.
Когда никто не видел, она снимала со стены портрет прадедушки и, глядя в его глаза, спрашивала, как же быть? Прадедушка молчал. Он, наверно, ничем не мог помочь...
А однажды в дом пришли незнакомые люди. Они были по-праздничному красиво одеты, украшены лентами и цветами. Они шумели и смеялись. Люба что-то похожее видела в кино...
Мама её, Катерина, встречала их... Толстая и золотистая коса веночком обвивала её голову. Зелёное с изумрудным отливом платье обхватывало её стройный стан и опускалось к ногам пышными складками. Гости что-то громко и нараспев говорили.
Дедушка и бабушка отвечали.
И Люба всё поняла. Она закричала, по-детски громко и пронзительно. Билась, как раненая птица, вырываясь из рук дедушки, который пытался её успокоить. Она не слышала никого и ничего. Она кричала, что у неё есть отец Алёшка, и что ей никто не нужен. И что она уйдёт из дому, если мама выйдет замуж.
Когда сваты ушли, Люба забилась в угол и замолчала. Она крепко прижимала к себе портрет прадедушки. Тонкие пальчики побелели от напряжения. Дедушка взял со стола бутыль с самогоном, приготовленным для гостей, налил в стакан и, не закусывая, одним махом всё выпил, крякнул и вышел. Бабушка с лозиной подошла к внучке. Мама отобрала у неё лозину и, разломав её, выскочила, плача, вслед за дедушкой.
Время шло. В доме об инциденте не вспоминали, только мама ходила грустная, больше стала пропадать на животноводческой ферме, где работала дояркой. Люба пошла в школу. Она по-прежнему встречалась с отцом. Он же, услышав о случившемся, сильно отругал её, пытаясь объяснить, что мама ещё молодая и красивая... Любочка не хотела слушать. В ответ на его слова она начинала плакать...
Однажды на улице к Любе подошёл мужчина с соседней улицы. Он недавно овдовел и остался с двумя детьми, мальчиком и девочкой, примерно одного с Любочкой возраста. Мужчина спросил у Любы, не обижают ли её его дети? Люба сказала, что его дети очень хорошие и что она с ними дружит.
Вскоре он пришёл к ним в дом вместе со своими детьми. Он поздоровался со всеми, низко поклонившись, затем подошёл к Любе:
— Любочка, ты мне недавно сказала, что мои дети очень хорошие, и ты с ними дружишь. А я дружу с твоей мамой. Давайте будем жить все вместе!
Люба заплакала. У неё не было больше слов. Как же они все не понимают? Как же они так могут?..
И этот мужчина ушёл из их двора... А мама бросилась перед Любой на колени: — Доченька... — плакала молодая женщина, — ты вырастешь, и у тебя будет своя семья. А я останусь одна. Дедушка и бабушка уже не молодые...
В этот вечер Любочку исполосовали лозиной. Бабушка била и плакала. А дедушка и мама ушли, и не было их долго-долго.
Утром Люба ушла из дому навсегда, прихватив с собой портрет прадедушки Герасима...
Путь её лежал сначала через выгон, где паслось стадо коров и дурманяще пахло чабрецом и молодой полынью. Это был майский день. День обещал быть прозрачным и солнечным, он обещал счастье... А Любочкино счастье, — где оно?
Дальше рос молодой сосновый лес, а за ним раскинулось соседнее село. На самом краю, примыкая к сосновому лесу, строился дом. Он сиял золотом некрашеных оконных рам и балок перекрытия. Бригада строителей ловко и быстро занималась своим делом.
Дело спорилось. Слышались шутки и смех.
На верстаке, укрепив сосновый брус, строгал молодой синеглазый мужчина. Его загорелые руки крепко держали рубанок, с силой прижимая его и отталкивая от себя. Свернувшиеся колечками, душистые, медового цвета стружки веером разлетались в разные стороны. Некоторые запутались в его светлых волосах. Вокруг было много опилок. Пахло сосной и летом... Было удивительно хорошо. Люба успокоилась. Ей захотелось больше никуда не уходить... Она крепко прижимала к себе портрет прадедушки и не сводила своих глаз с мужчины. Он, коренастый, молодой, с загорелыми большими руками, неимоверно синими глазами, властно притягивал её взгляд. Она подошла поближе. Он заметил её.
— Что так смотришь, черноглазая? Хочешь быть моей невестой?
— А у тебя дети есть? — не отвечая, спросила девочка дрогнувшим голосом.
— Какие дети?! — засмеялся парень. — Я ведь не женат ещё... Вот ты, когда вырастешь. Выходи за меня!
Брызги смеха, синий взгляд, веер золотых стружек... У Любы часто-часто забилось сердце.
— У меня мама красивая... А я буду звать тебя папой!
Подошла какая-то женщина, видимо, хозяйка строящегося дома:
— Да не слушай ты её, Николай! С матерью её, Катькой, ещё можно сладить. А Любка... она в одну щёку целует, а в другую кусает...
Люба не слышала её слов, не воспринимала. — Ни-ко-лай! — Какое звучное и красивое имя! Как будто колокольчики... где-тодалеко-далеко. Как будто прозрачная весенняя капель!
Любочка протянула растерянному парню руку. Он оглянулся и, будто перед кем-то оправдываясь, сказал: — А у меня нет отца... я его совсем и не знаю. А она меня хочет отцом назвать...!
Все, кто там был, просто остолбенели от удивления. А Любочка взяла Николая за руку и повела к себе домой...
Вот уж, действительно, правда, что браки совершаются на небесах! Остался Николай в доме Любочки. И прожили они с Катенькой душа в душу, — без малого сорок лет. До самого конца их жизни.
А портрет Любочкиного прадедушки Герасима всегда висел на самом почётном месте, пока живы были Николай и Катенька. А сейчас он находится в доме, где живёт семья Любочки, Любавы... где живёт моя семья!
Любочка с трудом переносила любые перемены. Ко всему постоянному она относилась трепетно и нежно. Каждая ситуация, по её мнению, должна быть стабильна, надёжна и однозначна. К этому привыкаешь. Общение с постоянным и надёжным становится ритуалом, особенным, личным. Шестилетняя Любочка, конечно, так не формулировала свои мысли и ощущения. Будучи мне очень близкой и любимой, она как бы даёт мне право анализировать и формулировать её чувства...
Время шло и ничего не менялось. Отец, погостевав с Любочкой, уходил к той, другой и чужой женщине. А она оставалась с мамой, дедушкой и бабушкой.
— Какие дети?! — засмеялся парень. — Я ведь не женат ещё... Вот ты, когда вырастешь. Выходи за меня!
Опубликовано на сайте Поле надежды (Afield.org.ua) 3 августа 2006 г.