Однажды, много лет назад, на старом тутовом дереве жила семья гусениц. Они вылуплялись из яиц, съедали очень много листьев за свою жизнь и заканчивали её, превращаясь в куколок. У гусениц было хорошо развитое зрение, но они не имели представления, откуда берутся яйца и как они возникают. Они предполагали, что происходят из яиц, благодаря тому, что видели, как вылупляются из яиц их меньшие братья, но поскольку бабочки откладывали свои яйца ночью, гусеницы не имели понятия, откуда они происходят.
Хотя, даже если бы они могли видеть ночью, они бы не увидели бабочек, ведь гусеница смотрит только вниз, на тот листик, который она ест. А бабочки предпочитали летать выше листочков и дотрагивались до них очень редко, и то лишь кончиками своих лапок.
Большая часть гусениц совершенно не интересовалась тем, откуда возникают яйца и существует ли жизнь после куколки. Они были заняты поеданием самых зелёных листиков. Их разговоры в основном ограничивались тем, как лучше всего добраться до края дерева, туда, где растут самые свежие и самые вкусные листья. Самой удачливой считалась гусеница, которая добралась до самого далёкого и самого зелёного листика.
Изредка гусеницы были вынуждены покинуть старое тутовое дерево и пускаться в изнурительное путешествие к соседнему дереву, ведь соседский лист всегда кажется зеленее. Однако после недолгой передышки они с радостью возвращались на знакомое старое дерево, ко старому вкусу, вкусу листиков, так любимому их отцами и отцами их отцов.
По-настоящему гусеницы боялись только двух вещей: сильного ветра и хищных птиц. Резкий порывистый ветер мог сильно встряхнуть листья дерева и даже тоненькие веточки. Молодая неопытная гусеница, ещё не научившаяся как следует держаться, могла неожиданно обнаружить себя порхающей в воздухе на коротком пути к матушке-земле.
Не многие оставшиеся в живых после удара из последних сил карабкались обратно и присоединялись к семье, однако никогда они не возвращались к своему прежнему состоянию. Они становились очень странными гусеницами: некоторые из них рассказывали о всяких порхающих фигурах, которые они видели во время падения. Они называли их «бабочками».
Они описывали их форму и цвет так, что никто из гусениц, включая самых пожилых, не мог их понять. Вместо того, чтобы заниматься главным и лезть наверх, они начали поднимать свой взгляд вверх и задавать странные вопросы, такие как: из чего сделано яйцо, а что происходит со старой, пресытившейся гусеницей после её превращения в куколку, и другие. Ребята часто за глаза называли этих гусениц летающими.
Хищные птицы появлялись из ниоткуда. Случалось, ты вместе со своим хорошим приятелем спокойно ешь кончик особенно зелёного листочка, и вдруг, безо всякого предупреждения, ты видишь, как огромный клюв хватает его за шею и утаскивает в небо. Тогда ты можешь быть уверен, что никогда его больше не увидишь. В отличие от тех, кто пережил бурю, из страны птиц ещё не возвращалась ни одна, даже самая хитрая гусеница.
Единственная защита, которую гусеницы знали против птиц, было превентивное средство: старики учили молодых, как не выделяться. «Ты можешь держаться нижней стороны листа», — говорил старик своему юному ученику, — «там птицы тебя не увидят, но ты обязательно упадёшь при первом же порыве ветра.
Второе правило, которое тебе стоит запомнить, заключается в том, что на краю дерева ты больше заметен, поэтому лучше оставаться в гуще, в середине дерева». — «А если я хочу попасть на верхушку, попробовать свеженький зелёненький листочек?» — спрашивал юный ученик. «Ты должен знать, что в таком случае ты подвергаешь себя очень серьёзному риску», — отвечал старик, — «ты можешь и упасть, и быть съеденным». И «третье правило», — повторяли старики, — «двигаться медленно. Ни один листочек от тебя не убежит. Помни: тот, кто двигается быстро, может с жизнью проститься».
Аври появился на свет из серого яйца. А это было верным обещанием будущих проблем. Большинство гусениц, вылупившихся из серого яйца, так и не стали куколками. И правда, первый вопрос, который Аври задал после того, как появился на свет, было: «Как кратчайшим путём достичь верхушки?» Старые гусеницы пытались остановить его, но, увы, тщетно. Он хотел поскорее вырасти и поэтому делал все ошибки, которые только может сделать гусеница.
Он двигался быстро, по дороге ел листья, сверху. У него просто не было времени залезть на них с обратной стороны. Перед его взором постоянно стояла лишь одна цель — добраться до края. Почти каждая гусеница, попадавшаяся на его пути, советовала ему сбавить темп, успокоиться, отдохнуть, поберечь себя, но он не слушал. Две с половиной недели он лез наверх, поднимаясь с ветки на ветку. Его лапки окрепли, челюсти стали сильными, коготки заострились. Он был худым, потому что не успевал много есть и всю свою энергию отдавал изнуряющей ходьбе. Но чем выше он поднимался, тем больше становился солнечный свет, и это подбадривало его.
Листья становились всё более зелёными, и между ними начали проглядывать куски голубого неба. Он видел много гусениц, которые добрались до половины дерева и остались там, меньше гусениц достигли верхней четверти и успокоились на этом, и совсем немногие достигли почти самой верхушки и там остановились. «Вы потратили так много энергии», — бросил им Аври на ходу, — «так почему бы вам не затратить ещё немного и попробовать вкус вершины?»
В ответ он слышал всякие оправдания, вроде: у меня нет сил, я хочу есть, здесь и так самые зелёные листья, которые я когда-либо видел, у этого дерева вообще нет никакой верхушки, дерево растёт быстрее, чем мы лезем вверх, и тому подобную чушь. Когда он дошёл до самого верхнего листа, то увидел там серую жирную гусеницу, спокойно жующую его край.
«Можно присоединиться?» — вежливо осведомился он. «Конечно», — отвечала гусеница, продолжая грызть листок. Это было ее последнее слово, потому что Аври вдруг увидел, как она быстро удаляется, барахтаясь между двумя половинками чёрного клюва. Аври так сильно испугался, что его сильные ноги не могли больше удерживать его на месте. Легенда рассказывает, что клюв ещё оторвал часть листа, ту часть, на которой сидел Аври, она-то и помогла сдержать силу падения.
Оказавшись на земле, он попытался осознать то, что с ним произошло. Хотя падение продолжалось всего несколько секунд, за это время произошло столько замечательного, что у него пропал всякий страх, и он, наоборот, получил огромное наслаждение.
Сначала он видел других гусениц, занятых поеданием листьев, их головы были обращены вниз. Он кричал им, чтобы они посмотрели на него, но его никто не услышал. Шум жующих челюстей заглушал все другие звуки. Потом он увидел прекрасные разноцветные создания, которые порхали рядом с ним и между листьями. Они прижимались друг к другу или откладывали яйца. «Это наверняка бабочки», — подумал он про себя.
Он почти мог поклясться, что слышал, как они разговаривают друг с другом, или, точнее, как бы поют, и ему было очень приятно слышать этот их напев. Он уже начал думать, что умер и оказался на том свете, но тут он почувствовал сильный удар о листья, ковром лежавшие на земле. Это вернуло его к той реальности, с которой он расстался всего несколько секунд назад, что он всего лишь простая серая гусеница.
После изнурительного путешествия, достойного отдельного рассказа, Аври вернулся в общество гусениц. Очень скоро он понял, что ему не с кем разговаривать. Его больше не интересовали зелёные листочки, и даже верхушка была пройденным этапом. Он решил, что хочет быть бабочкой. «У тебя что-то сдвинулось в голове во время падения», — говорили ему, — «оставь нас в покое и окуклись».
И хотя в мире гусениц это было ругательством, не таков был Аври, чтобы легкомысленно относиться к словам, пусть даже вылетевшим в минуту гнева. Он стал исследовать явление окукливания. Он вспомнил, что бабочки выглядели очень похоже на гусениц, только у них были крылья. Возможно ли, что это просто гусеницы с крыльями?
Очевидный факт, который стал ясен ему с самого начала исследования, заключался в том, что никто не занимался выяснением этого до него. Просто потому, что это никого не интересовало. А если бы они стали изучать и проверять это по-настоящему, то обнаружили бы, что внутри оболочки куколки не остаётся и следа от гусеницы. Куда же они деваются? Неужели же они просто исчезают?
Аври решил пристать к старой гусенице и проследить весь процесс. Он наблюдал за тем, как гусеница становилась всё более жирной и всё более пресыщалась, он слышал от неё, что ей надоело поедать листья. Даже если бы ей сейчас принесли свежий листочек с края дерева, это бы её не слишком воодушевило. И тут он услышал от неё, чего, впрочем, и следовало ожидать, что она хочет окуклиться.
«Это естественный процесс», — сказала гусеница, и начала прясть паутину. «Сделай одолжение», — попросил её Аври, — «если после окукливания из тебя получится бабочка, приди и позови меня, ладно?» — «Брось свои глупости», — отвечала ему гусеница, — «ведь мы оба знаем, что куколка — это конец». Но Аври продолжал упрашивать, пока она не согласилась, и то только, чтобы он не мешал ей прясть паутину. Через два дня старая гусеница вся покрылась оболочкой, которая всё округлялась, пока гусеница и вовсе не исчезла под ней.
Аври не сдавался. Его серые гены передали ему упорство, и он пользовался этим качеством до конца. Дни и ночи он проводил около куколки, отказываясь внимать уговорам своих товарищей, убеждавших его вернуться к нормальной жизни. «Я не нахожу никакого вкуса в жевании листьев, и если мне выпало кончить жизнь куколкой, я по крайней мере хочу знать, что со мной будет».
Он почти не спал, опасаясь, что что-нибудь может произойти, пока он спит. А в тёмные ночи, когда видимость становилась совсем плохой, он дремал, опираясь на куколку, так, чтобы проснуться при малейшем ее движении. И вот это случилось. Как раз тогда, когда начали появляться первые признаки отчаяния, когда голод почти скрутил его пустой желудок, куколка немного зашевелилась.
Это зрелище очаровало его. Постепенно в оболочке куколки возникла трещина. Трещина всё разрасталась, и из неё появилась короткая чёрная головка. Через несколько секунд куколка так задрожала, что Аври в испуге отскочил назад. Куколка разделилась на две половинки, и два цветных крыла, точно такие, как он видел во время своего падения, выпростались по сторонам во всём своём великолепии, легко взмахнули в воздухе и понесли блестящую бабочку с листа на листок на фоне голубого неба. Аври вздрогнул и сердце его забилось.
Он посмотрел по сторонам, желая поделиться с другими гусеницами, но никто не видел случившегося. Они были заняты пережёвыванием листьев, попытками спрятаться от птиц и поиском новых зелёных листиков. Он хотел крикнуть: «Глядите, я был прав», — но знал, что никто его не услышит. Аври почувствовал стремительную слабость, разлившуюся по всему телу. Дни напряжённого ожидания, сила переживания и разочарование от охватившего его одиночества давали себя знать. Он перестал держаться за листик, поднял вверх передние лапки, как бы взывая о помощи, и стал падать вниз, абсолютно равнодушный ко всему вокруг.
Очнувшись, он не понял, где находится. Звуки бодрой песни напоминали ему его первое падение, но на этот раз они были гораздо яснее и ближе. Листья дерева с большой скоростью пробегали перед его глазами, но к его удивлению, они бежали слева направо, а не сверху вниз. «Может, меня схватила птица», — подумал он, — «но тогда мне было бы больно», — тотчас перебил он самого себя.
Он посмотрел назад и увидел глаза, которые показались ему знакомыми. Да это же глаза старой окуклившейся гусеницы. «Я обещала тебе и сдержала своё слово», — пропела она и улыбнулась. «Почему ты поёшь?» — спросил он её, — «и вообще, где это я?» — «Я пою, потому что теперь это моя природа, а ты у меня в лапках, и мы летим вместе с тобой».
Аври с трудом успевал разглядывать открывавшиеся ему виды. Бабочка забиралась всё выше, и впервые в жизни он увидел, как его тутовое дерево выглядит сверху. Он видел зелёные участки и объеденные площади, скопища гусениц, и одиночек на вершине, и даже соседние деревья. «Где ты хочешь, чтобы я тебя опустила?» — пропела бабочка. — «Кто вообще хочет опускаться», — ответил Аври, подражая пению бабочки.
Даже когда они опустились на одну из самых густонаселённых веток, их всё равно никто не заметил. Очень близко от них расположилась старая бабочка, откладывавшая яйца.
«Так вот как это делается?» — спросил её Аври.
Бабочка улыбнулась ему, и её лицо засияло от счастья: — «Как мне повезло разговаривать с гусеницей!»
«В каком смысле?» — спросил Аври.
«Никогда ещё я не разговаривала с гусеницами», — ответила она, — «то есть с того самого момента, как я сама перестала быть гусеницей».
«Так почему бы вам не покатать всех гусениц над деревом?» — продолжал интересоваться Аври.
«Нет ничего, чего бы мы так хотели», — отвечала бабочка, — «но мы этого просто не можем сделать».
«Как же со мной вы смогли?» — не унимался Аври.
«Потому что ты этого хотел», — сказала она, — «Ты поднял лапки, потому что хотел именно этого, и ничего другого. Поэтому-то я смогла схватить тебя за поднятые вверх лапки. Помни об этом», — добавила бывшая старая гусеница и полетела своей дорогой.
С того судьбоносного дня Аври налетал много часов. С течением времени он научился разным и разнообразным мотивам и подружился со многими бабочками. От каждой из них он узнавал что-то новое о мире бабочек, получая при этом огромное наслаждение.
Даже когда он снова стал жевать листья, он обнаружил в них новый, неведомый ему доселе вкус. Он назвал его «вкусом цели» или «смыслом жизни». Теперь, впервые в своей жизни, он видел смысл в однообразном пережёвывании листьев. Он знал, что если будет много есть, у него будут силы долго летать, и тем самым он сможет доставить огромное удовольствие бабочкам, которые будут катать его по поднебесью. Он наслаждался от того удовольствия, которое доставлял им, и счастью его не было границ.
Однако с течением времени он начал переживать всё больше и больше за своих братьев гусениц. «Если бы они только знали, что теряют», — думал он про себя, — «тут же подняли бы головы и стали бы искать крылья бабочек, они прекратили бы жевать, чтобы услышать льющиеся напевы, и подняли бы лапки в полной уверенности, что не упадут. Ведь наверняка одна из бабочек поймает их, прежде чем они достигнут земли». Так он чувствовал, что его одиночество среди сородичей растёт с ростом его счастья и радости в мире бабочек.
«Я уверен, что можно им это объяснить», — подумал он в глубине души и решил пуститься в новое предприятие — поведать гусеницам о мире бабочек. «Может быть, я и особая гусеница, но я уверен, что есть ещё такие, как я, которые ищут, не зная, чего они хотят, блуждают, как слепцы в тумане. Им-то я и покажу дорогу. Я никого не могу заставлять, но, по крайней мере, я буду знать, что пытался помочь тем, кто ищет помощи».
Пришло и время Аври, когда он сам превратился в куколку, в полном умиротворении. Осознавая, что до конца и полностью достиг цели своей жизни, как гусеница. После себя он оставил подробные карты строения дерева и строения леса, чертежи самых коротких и самых удобных путей к вершине, подробной анатомии строения бабочки, схемы откладывания яиц и вылупливания из них, и даже карты рекомендованных и защищённых районов поедания.
Он знал, что если родится ещё гусеница с сильным желанием летать, она сможет воспользоваться оставленными им сведениями. Хотя большинство гусениц пользовались картами только для того, чтобы быстро найти районы более зелёных и вкусных листьев.
Меньшее количество гусениц с помощью карт искало путь к вершине. Еще меньшее количество изучало с помощью его трудов структуру яйца и куколки. И лишь единицы задавались вопросом: «Как он получил эти знания? Откуда взялись эти простые решения столь сложных проблем? Откуда он взял эти чудные песни, которые он написал? Можем ли мы черпать из того же источника знаний, что и он?»
Аври был первым в династии летающих гусениц. Те, кто появился на свет после него, прошли похожий путь, и каждый из них добавил что-нибудь к знаниям своих предшественников. Они описывали мир бабочек для тех, кто придёт после них. Они знали, что бабочки любят гусениц больше, чем те даже в состоянии себе представить.
Они знали также, что придёт тот день, когда все гусеницы поднимутся в воздух, и бабочки будут им помогать, и тогда наступит совершенство наслаждения и радости, и в мире бабочек, и в мире гусениц. Они ждали этого дня и всеми средствами старались его приблизить.