Анечка - afield.org.ua Анечка уходила. Со спокойствием оскорбленной дамы и стремительностью ребенка. Так уходить умела она одна. Пробралась между столиками, аккуратно лавируя бедрами мимо спешащих с подносами официанток, перепрыгнула за раз несколько ступенечек наверх, к выходу, и вот уже открыла дверь. Она, конечно, была как всегда прелесть, но <nobr>почему-то</nobr> сейчас на нее никто не смотрел. Кроме меня 


[Сила слабых] [ФеминоУкраина] [Модный нюанс] [Женская калокагатия] [Коммуникации] [Мир женщины] [Психология для жизни] [Душа Мира] [Библиотечка] [Мир у твоих ног] [...Поверила любви] [В круге света] [Уголок красоты] [Поле ссылок] [О проекте] [Об авторах] [Это Луганск...]
[Поле надежды — на главную] [Архив] [Наши публикации]


Анна Гончаренко
Анечка

     ...Анечка уходила. Со спокойствием оскорбленной дамы и стремительностью ребенка. Так уходить умела она одна. Пробралась между столиками, аккуратно лавируя бедрами мимо спешащих с подносами официанток, перепрыгнула за раз несколько ступенечек наверх, к выходу, и вот уже открыла дверь. Она, конечно, была как всегда — прелесть, но почему-то сейчас на нее никто не смотрел. Кроме меня. Я просто не могла оторвать от нее взгляд, и чувства, наполнявшие меня при этом, были столь разнообразны, столь противоречивы и неуместны, что, в конце концов, желудок мой не выдержал, и, как только за ней захлопнулась дверь, я побежала рвать в туалет.

Анечка      История с Анечкой началась с января прошлого года, когда снег и мороз на улице зеркально резонировал со снегом и морозом в моей душе. Благодаря ей моя жизнь в очередной раз сменила проезжую полосу редких удач на серо-черную грязь объездных путей. Работа была потеряна, деньги практически закончились, новых поступлений не предвиделось, и вскорости мне, по-видимому, надо было съезжать, оставляя нажитый и полюбившийся уголок.
     У меня давно не было своего дома, с тех давних пор, как родители уехали в далекую теплую страну, которую почему-то считали родиной, и продали нашу квартиру. В момент их отъезда я только вышла замуж, была полна веры в совместное будущее, поэтому меркантильные вопросы о личной собственности, недвижимости или же просто пристанища на случай краха нисколечко меня не интересовали. Это привело к тому, что после развода с мужем я долгое время скиталась по квартирам, комнатам по соседству с полусумасшедшими старушками и просто каким-то совершенно непонятным, плохо пахнущим, забитым такими же неудачниками ночлежкам.
     Я знакомилась со студентами, залезала к ним в гости по решетчатым окнам общежитий, а частенько просто сама напрашивалась домой к незнакомым мужчинам. Мои вещи умещались в одном большом чемодане желтой, пахнущей наивным детством кожи, который только по очень большой случайности родители не увезли с собой. Он хранился на вокзале, с собой же я носила только дамскую сумку со сменой белья внутри и большой общей тетрадью, в которую записывала труд своей жизни. Мелко-мелко, старательно экономя бумагу.
     Что-то, по-видимому, оберегало меня в ту пору, потому что со мной так и не произошло ничего действительно ужасного. Каким-то непостижимым образом мужчины, к которым я напрашивалась, практически все — от мала до велика, от самого затрепанного студентишки до бизнесмена на крутом автомобиле — все находили удовольствие в том, чтобы меня покормить, напоить, и, максимум, уложить к себе в койку.
     Потом я нашла хорошую работу, и некоторое время просто жила, как многие из нас. Родители писали длинные письма, скучали, звали приехать. Но я как заверила их сразу же после развода в том, что ехать не хочу, и у меня здесь и так все очень успешно, так и придерживалась этого в дальнейшем. Я сняла маленькую однокомнатную квартиру в хорошем районе города, взяла в рассрочку телевизор с пультом и большим экраном, и каждый вечер спешила к себе домой, чтобы раздеться, смыть осточертелую косметику и забраться под одеяло. Мой великий начатый труд лежал теперь в верхнем ящике старого облезлого стола, доставшегося от хозяев, и, кажется, уже и не надеялся дождаться своего часа.
     На работе отношения складывались ровно и безразлично, что меня очень даже устраивало. В коллективе, видно, поняли через некоторое время, что до странности отрешенную девицу одинаково тяжело втянуть как во внутренние распри и сплетни, так и на вечерние пивные посиделки, и оставили меня в покое.
Анечка      Неизвестно, сколько бы еще продолжалась моя спячка, если бы в один из предновогодних дней я не столкнулась у дверей своей квартиры с Алиной. Она стояла на лестничной площадке в одном тоненьком домашнем халатике с мусорным ведром в руках. Когда открылись двери лифта, она мне улыбнулась, но как-то жалко и нервно, половинкой лица, половинкой губ. В ту секунду ее лицо напоминало мартовские сосульки, еще такие веселые, звенящие холодом, но уже вот-вот готовые поплыть водой, иссочиться весенними каплями.
     — Дверь захлопнулась? — догадалась я.
     — Ага, сама не знаю, как это я прозевала.
     Ей было холодно, я видела, как она дрожала мелко-мелко. В подъезде многие стекла между этажами были разбиты, и зимний вечер пробирался под легкий халатик бесстыдными пальцами.
     — Пошли, зайдем ко мне, согреемся, а там что-нибудь придумаем.
     — Хорошо, — сказала она. — Меня зовут Алина. — И, неуютно дернув плечом, опять жалко полуулыбнулась. — Как бы еще познакомились, да?
     У меня была начатая бутылка коньяка. Коньяк хороший, очень дорогой, еще тех времен, когда шеф любил заезжать ко мне домой, пить, долго рассказывать о своих успехах и быстро делать необходимое его статусу дело.
     — Давай сначала ты согреешься, — констатировала я, открывая коньяк. — Закусить особенно нечем, хотя... Я открыла холодильник, достала полузасохший кусочек сыра и банку шпрот, выложила из принесенного пакета подмороженный батон. — Кое-что найдется. И не стесняйся, проходи. Квартира у тебя, думаю, почти такая же...
     — Спасибо, — Алина обвела комнату взглядом. — Спасибо, я, действительно, уже и не знала, что делать.
     В тот вечер я так и не забралась под одеяло с пультом, как, впрочем, и долгое время потом. Мы сидели, пили коньяк, пахнущий дальними странами и несбыточными мечтами, и разговаривали. Как-то, само собой, все решилось. Первые отчаянные мысли, лезть с балкона на балкон, были отброшены ввиду полнейшего идиотизма. Перила заледенели, скалолазного снаряжения у нас не было. Другие соседи ничем бы нам не помогли, рядом жила одна разведенка с сыном-подростком и алкаш. Мы позвонили хозяйке Алиной квартиры, и она согласилась прислать сына рано утром со своим ключом от двери.
Анечка      — Тебе не надо всего этого делать для меня, мы же не знакомы, мало ли! — говорила Аля. — В принципе, я могу позвонить своему другу, может, он сможет приехать сейчас, как-нибудь открыть дверь.
     — Прекрати, — я не могла ей объяснить, что ее ночевка у меня даже не дань всем тем ночам, когда меня пускали переночевать и кормили абсолютно чужие люди. Что мне необыкновенно приятно хоть что-то мочь. — Оставайся и не выдумывай.
     Но почему-то спать мы так и не легли. Смешно и банально. Как говорится, «встретились два одиночества». Как раз в день перед этим я читала рассказ, даже не рассказ, то есть не настоящее литературное произведение, а так, чьи-то мысли, выложенные в Интернете. В этом повествовании женщина жаловалась на то, что ее подруга уезжает. «Нет, вы поймите, — писала она, — я не лесбиянка, просто ближе человека у меня нет». Эта женщина жила в приморском городке, и огромную свою квартиру, бывшую коммуналку, сдавала летом постояльцам. У нее был младший брат, которого «лучше бы и не было». Он то ли сильно пил, то ли кололся. Когда приходил среди ночи, то орал благим матом и открывал все двери всех комнат по пути на кухню. Конечно же, постояльцы волновались, конечно же, они довольно быстро покидали столь негостеприимную квартиру. Женщина занижала арендную плату, находила новых жильцов, но все повторялось... И тут у нее появился один постоянный жилец — девушка. Что-то было у бедняги в прошлом: сложная история судьбы или обычная ложь, непонятно, но женщина ей поверила, а со временем, как говорит, и полюбила. Девушка работала проституткой. Она была не слишком красива, но обладала каким-то особенным внешним изъяном, который будоражил внимание, привлекал. Работалось ей хорошо, даже в зимний, не богатый состоятельными людьми сезон у нее были постоянные клиенты. Но она подружилась с женщиной, и съезжать, по-видимому, не собиралась. Ей, как никому, удавалось сдерживать приходящего ночью брата. Если девушка была дома, он почему-то становился тих, как мышь. И вот она собралась уезжать... Когда я читала ее письмо, возникло странное чувство. С одной стороны, все понятно. Женщине удобно, есть кому поплакаться, есть кто-то рядом, у кого жизнь еще хуже. И на фоне неблагополучия девушки ее собственная беда, ее собственное одиночество смотрятся как-то легче, приемлемее, что ли. Но, с другой стороны, в поведанном была настоящая боль. Что это? Просто боль от жизни, или, действительно, боль от расставания с душевно близким человеком — я не поняла. И это чувство недопонятости осталось. В эту бессонную ночь я смотрела на Алину и думала: «А что, если бы этот человек стал для меня очень близким?»
Анечка      Где-то часам к пяти Алина рассказала мне историю, вернее, серию историй. Она работала в офисе одной крупной компании и хорошо знала Интернет. А особенно те возможности, которые он дает молоденьким девушкам. В ее «аське» постоянных контактов, людей, с которыми она общалась практически ежедневно, было больше сотни, и каждый час появлялись новые. Но дело даже было не в этом. «Аська» позволяла быть кем угодно и общаться, как угодно. И Алина придумала, как использовать представившийся шанс. Своих потенциальных поклонников и существующих парней она проверяла. Создала для себя еще одно имя: Анечка. Ее Анечка была молодая, красивая, длинноногая блондинка. Почти модель, почти дурочка. Ее Анечка напрашивалась на знакомство с Алиниными парнями, «стучалась» в «аську», договаривалась о встрече. И никто не устоял! Ни один! Все соглашались, все врали Алине, что именно в этот день, именно в это время они по каким-то особенным обстоятельствам не могут прийти на свидание с ней. Тогда, когда встречались с Анечкой. Только один не обманул, сказал: «Дорогая, ты прости, но сегодня я встречаюсь с другой».
     С тех пор Алина и Анечка вошли в мою жизнь. Нераздельно, неразрывно.
     Зима после новогодних праздников поползла слякотью. Вечно мокрые, сырые сапоги. Постоянный кашель, не излечиваемый ничем. И каждый вечер — алкоголь. До этой зимы я если и пила, то немного, по крайней мере, не часто. Может быть, раньше у меня просто не было финансовой возможности открыть эту свою привычку. Но с появлением работы, а главное, появлением подруги, это стало реальным, стало иметь какой-то смысл. Вспоминая ту зиму, я понимаю, что реально мне больше не нужен был никто, кроме нас двоих, вернее, троих.
     Потому что, когда мы с Алей шли посидеть в кафе, Анечка всегда была с нами. Мы освобождали для нее отдельный стул за столиком, ставили прибор. Это была наша игра, которая заводила и интриговала. Возможность заплатить самой за себя давала мне неописуемое чувство самоуверенности. И это было очень ново и приятно. Алина смотрела на меня широко открытыми глазами, спрашивала: «Как же ты жила без этого, как, совсем без денег?» Я улыбалась: «Ко всему можно приспособиться».
     Благодаря Алине я открывала в себе новые свойства, она делилась со мной своими переживаниями, и я находила решения для своей жизни. Только в одном мы с ней не сходились. Это была Анечка.
     По ее определению Анечка была прелесть, какая глупенькая. Она была свободная, как птичка — колибри, спешащая получить все удовольствия, легкомысленная однодневка. Я же думала, что Анечка несчастна. Все ее ужимочки, весь ее рюшевый стиль одежды, туфельки-лодочки, скрещенные руки, кокетливо-застенчивый взгляд и, в то же время, детская непосредственность — все это додумала я.
     — У меня Анечка другая! — возмущалась Аля. — Она тот человек, которым я никогда не хотела бы стать. Это — не я, это — моя противоположность, по крайней мере, я надеюсь. Ты делаешь совершенно иначе.
     Но что сказать! Когда Алина самый первый раз рассказала про Анечку, в моей голове будто что-то сверкнуло, и я ясно увидела ее. Шаловливую, игривую, постоянно играющую в людей. Взрослого ребенка.
Анечка      Анечка была вечной девочкой. Девочкой, которая никогда не вырастет. Набоковской Лолитой двадцати пяти лет. До невозможности привлекательной, огоньком, светочем для мужчин, у каждого из которых были собственные, так и не переросшие подростковые комплексы. Каждый из них был мальчиком, влюблялся в девочку, каждому из них какая-то девочка отказала. Потом они выросли, состоялись, и не девочки, а женщины открыли им мир. А та, которая отвернулась, та самая — в фартучке и с косичками... Осталась в недостижимом прошлом, которое не вернуть, в котором ничего не поменять.
     ...Когда мне было лет двенадцать, я поехала вместе с родителями к родственникам. В глухом селе на западной Украине праздновалась очередная свадьба очередного брата. Семья большая, народу съехалось много, поэтому места в бабушкином доме мне не хватило. В разгар торжества мама отвела меня на край села ночевать. В этом доме жили три моих троюродных брата, их мама и дед Ваня. Деда Ваню мы, внуки по нескольким линиям, очень любили. Он играл с нами в карты, рассказывал сказки, были и небыли. Он относился к нам, как к взрослым: интересовался нашими делами и, бывало, очень всерьез спрашивал совета. Меня положили спать к нему в комнату. Когда мама меня оставляла, дедушка уже заснул. В тот день у него болело сердце, и на свадьбе его не было. Среди ночи меня выдернуло из сна ощущение, что чья-то рука лежит у меня между ног. Резко села, испугавшись. Было темно, и чей-то голос, такой знакомый, говорил: «Не бойся, маленькая. Я — ничего такого. Помнишь, как нам было хорошо. Это же хорошо». И я вспомнила. Не факт, нет. Чувство. Тяжелой, теплой перины. Запах старческого пота от дедушки и бабушки, лежащих по бокам от меня. Чью-то руку у меня между ног. И — не отторжение, нет! Просто — чувство руки. Приятное чувство. Рождение моей вины...
     Анечка становилась мне все ближе. Порой я ловила себя на том, что разговариваю с ней даже тогда, когда Алины нет. Когда мы не играем. Алина отходила на второй план. Я все чаще оставалась дома под различными предлогами. Мне нравилось просыпаться, когда за окном уже полным ходом бурлит жизнь, и... никуда не идти. Накипятить чайник, заварить чай. Разлить в две чашки. Поговорить с Анечкой, поваляться — посмотреть телевизор. Я забралась в теплую личную скорлупу, и даже кончики ушей не высовывала во внешнее пространство. В конце концов, взяла отпуск, потом осталась за свой счет, потом меня уволили. Но я ни о чем не думала: спокойно доедала остатки отложенных средств.
     Алина забегала утром, приходила вечером. Она злилась, выключала телевизор. То кричала, что-то сумбурно доказывая, то часами молча стояла у окна.
     — У тебя депрессия.
     — Нет у нее никакой депрессии. — Отвечала Анечка.
     — Прекрати! — взрывалась Алина. — Мне уже серьезно кажется, что я вижу ее. Она становится все живее. Это уже не смешно!
     — Я тоже ее вижу.
     Я не врала. Не преувеличивала и не играла в ненормальность. Я действительно видела Анечку. Каждое утро. Всю свою жизнь. Слишком долго... Я толстой линией черного косметического карандаша подводила ей глаза в пятнадцать лет. Я примеряла на нее образы различных людей, стоя перед трельяжем зеркала в родительском доме. Я укладывала ее в кровати мужчин, заставляя изображать страсть. Я ласкала ее на ночь, гладя по голове. Я успокаивала, говорила: «Не плачь, ты хорошая девочка». Я ненавидела ее и не могла без нее жить. Когда-то я влюбила ее в своего мужа.
Анечка      — Ты уже потеряла работу. — Алина забрала мою последнюю заначку коньяка и теперь флегматично выливала его в рукомойник. — Ты хочешь снова оказаться на улице?
     — Шеф заплатил до марта.
     — Так уже немного осталось. Забудь про Анечку. Выброси из головы весь этот бред. Сотни людей живут со своими тараканами в голове, но при этом работают, заводят семью, рожают детей.
     — Рожать я пока не готова.
     — Если тебе никто не нужен. Что ж, оставайся одна. — Алина вышла, хлопнув дверью.
     Анечка умильно улыбнулась, растирая выглядывающие из-под халатика замерзшие ноги. Анечка ревновала:
     — Она вернется. Обязательно.
     ...Мне снился сон. Будто я рисовала чей-то портрет, а, закончив, решила повесить его на стену в комнате будущего хозяина. Я вбивала гвозди в рамку, а попала в себя. В моем животе четыре гвоздя. Ржавых, старых. Ран нет, кожа давно обросла вокруг чужеродного, приняла его в себя. Я раньше не чувствовала, что что-то не так, не замечала. Гвозди стали частью моей души.
     Алина зашла утром, свежая, душистая, стремительная. Она больше не упрекала меня, а рассказывала о своих делах, планах. Сегодня она шла вечером на концерт заезжего артиста.
     — Пойдешь?
     — Я подумаю.
     — Как хочешь, если тебе удобно быть в таком положении — это твой выбор.
     Я закрыла за ней дверь. Я пошла в комнату и села на диван. Анечка доставала из шифоньера и примеряла мои наряды.
     — А почему бы и нет? Давай сходим.
     Я будто проснулась. Я смотрела на нее и видела, что она стала почти реальным, чужим человеком. Как ребенок, который что-то берет от папы и мамы, и потом превращает в свое. Анечка стала живой, отдельной, и я почти не чувствовала с ней связи.
     — Пойдем, одевайся.
     На улице пахло прорывающейся сквозь холод времени весной. Острой надеждой. Девушки поснимали шапки, вороны трещали почти соловьями. Хотелось расстегнуть пальто, и я это сделала.
     — Давай зайдем сначала в кафе, времени до начала еще много. Я бы с удовольствием чего-нибудь выпила, — сказала Анечка.
     — Хорошо.
     Я выбрала столик в самом дальнем углу. Мне нравилось наблюдать за людьми. Я давно их не видела. Анечка сопротивлялась:
     — Надо было сесть в центре. Нас не видно. Я не хочу идти одна, хочу познакомиться.
Анечка      — Хорошо. А кто тебе нравится?
     — Какая разница? Вот, например, неплохой мужчина. Солидный. Он постоянно поглядывает в нашу сторону. — Она кокетливо отвела глаза. Конечно же, она имела в виду только себя.
     Я всмотрелась в него. Старше. Что-то непонятное в глазах. Умное, доброе, но непережито-болезненное. Он смотрел на Анечку, как на откровение. Как на последний шанс.
     — Я думаю, тебе самой решать, знакомиться с ним или нет. Я думаю, он будет счастлив. И еще: я больше не хочу тебя видеть. Ты — не я. И я хочу жить своей жизнью. Уйди, Анечка.
     Она подняла ко мне лицо, втянула остатки коктейля через соломинку. Улыбнулась. Но как-то жалко и нервно, половинкой лица, половинкой губ. Встала, тряхнула белокурой гривой, отгоняя ненужные, не уместные в детской головке мысли, развернулась и пошла к выходу.
     ...Анечка уходила. Я чувствовала себя почти убийцей, почти человеком. Наши нити рвались, впуская пустоту, оставляя место для жизни. Сильнейшая боль, мучительная радость, легкость и ожидание. Я прощала Анечку, прощала того старого несчастного негодяя, перекроившего мою жизнь, и прощала себя...
     Анечка уходила. Но мужчина за соседним столиком не видел ее, он смотрел на меня своими странными, как вновь раскрывшаяся рана, глазами, и я видела в них понимание.

     ...Здравствуйте, когда-то меня звали Анечкой, теперь зовут... Алиной, я пока не знаю, как меня будут звать дальше. Меня пока нет.



Dec 05 2005
Имя: анна   Город, страна: израиль
Отзыв:
если честно я не чего непоняла . кто из них аннечка , а кто Алина.


Jul 11 2006
Имя: Vsif   Город, страна: Ukraine
Отзыв:
А ты и не поймешь. Это отдельная история...




[Поле надежды — на главную] [Архив] [Наши публикации]
[Сила слабых] [ФеминоУкраина] [Модный нюанс] [Женская калокагатия] [Коммуникации] [Мир женщины] [Психология для жизни] [Душа Мира] [Библиотечка] [Мир у твоих ног] [...Поверила любви] [В круге света] [Уголок красоты] [Поле ссылок] [О проекте] [Об авторах] [Это Луганск...]