Мужчины делятся на три группы: одни охотятся на птиц, другие красят клетку... А третьи открывают её — выпуская птиц!
Святой и бес
Захар относился ко вторым! И готовиться к женитьбе стал с... ремонта. В его квартире заковыристой была даже кнопка звонка. А стены оклеены застывшей пенкой, в которую пакуют видеоаппаратуру! Кухонная была сплошь из книг — хотя ни одной он не прочёл... С утра по телефону доставал вопросом:
— Что я сегодня сделал? Гвоздя не забил... — и швырял трубку.
Несмотря на приморский город, его фишкой были гвозди — а не корабли! Закручен винт — день прожит не зря. Тогда довольный Захар лежал на тахте, служа шкипером рыбацкого баркаса — сутки через трое. На досуге неумело писал маслом... Жил в удовольствие, ожидая — когда птица залетит. Вопросы пола решал через окрестных продавщиц. Знал все лавки, но остановился на аптеке.
— Как поживаете? — спрашивала провизорша Оля.
— Зашёл вот пообщаться, — улыбался он.
Ростом был с вершок, но — как и всякий коротышка — с комплексом Наполеона. В других местах его частенько выставляли вон. Он отряхивался и, как Мальбрук, снова шёл в поход. Нельзя сказать, что в его жизни не было любви. Была, но кончилась трагично...
— Она «не давала» и крутила хвостом! — не мудрствуя, объяснял Захар.
Друзья крутили пальцем у виска, но коротышка не скупился на «чекушку» — и его любили. Дверь своей квартиры открывал даже в полночь. Прощал грехи падшим — готовясь стать... монахом!
— Все святые пили и гуляли, — уверял он, — потому и принимали целибат...
И пускался во все тяжкие! Но Птицу Счастья ждал. Сгубила шкипера тонкая натура...
Портовый казанова
— Я — тонкий! — любил повторять он.
И сочинял стихи, скандируя в аптечное окошко. До птицы Олечка не дотянула — была не первой молодости. И даже не второй! Но в стихах разобралась:
— Это вы писали? — только и спросила.
— А кто? — обиделся поэт.
Его улыбка была чуть ли не голливудской, в глазах — цыганский гипноз, и портовый казанова козырял им...
— Надо публиковать! — сказала недоптица.
— Правда, что ли? — удивился тот.
И стал диктовать ей стихи по телефону, слать на эсэмэс. Ломая карандаши — она записывала их в тетрадку. Но не сразу! Сперва было эсэмэс с признанием в любви... Или почти в любви.
— Ваши звонки не дружеские, — заметила
— Я понял, что «лю»... почти сразу, — ответил он.
— Кого «лю»? — глупо уточнила Оля. — Меня?
— Да...
— Не верю! — возразила она.
— Чему? — удивился он.
— Этому «да»...
— Жалко «лю», — сокрушился он, и только.
Тогда она поверила — навсегда и сразу! Они создали страниц двадцать стихов... Тем временем, недоптицу опробовали на предмет любви и забраковали.
— Торс предпочитаю попышней! — сказал Захар.
Она опустила голову, не в силах скрывать горечь. Насчёт собственной внешности не заблуждалась и не стала спорить... Но считала — что его талант всё спишет. А списывать пришлось свою жизнь... Правда, тогда Олечка ещё этого не знала. И искала рифмы — забыв про аптеку.
Город был небольшим. Гудело лето. Про гения услыхал местный литературный клуб... Там не знали, что у Захара всё улетучивается в слова. При ловле птиц он красит клетку, а вместо результата выпускает — будто
Мобильная дуэль
Литклуб пригласил поэта почитать свой креатив. Ольга отобрала лучшее... И распечатала за свой счёт в
— Они заперлись в клубе!
— Кто? — удивилась Оля.
— Сволочи! — крикнул он. — Закрылись от меня!
Орал Захар к месту и не к месту... И аптекарша помчалась его вызволять. Он приметил её на аллее за десяток метров. Набрал номер мобильника, продолжая орать в трубку. Они сходились с телефонами, как на дуэли! Её весёлое: «Привет!» — заглушил шум газонокосилки...
И косильщик
— Он злится, — изрек поэт, — потому что я тут... с вами...
Олю коробило, что они так и не перешли на «ты».
— Что со мной? — не поняла она.
— Вы старше... — выпалил поэт. — А это стыдно!
— Мы что, занимаемся сексом на траве? — съязвила она.
— Я ухожу! — объяснил он ей, как идиотке.
И с руганью помчался на автобусную остановку...
— Я следом не побегу! — крикнула она.
— Это
На деле, он просто опоздал! Слишком долго восхищался её рифмами, чтобы отнести в клуб плагиат... И предал — как чихнул! Оля тоже развернулась и ушла. Но едва открыла дверь квартиры, коротышка вновь звонил.
— Успокойтесь и не плачьте, — внушал он, не подумав извиниться! — Зажгите свечу, прочтите молитву...
Словно обидел не он, а
Морской ребус
Косильщик матерился в конце лета. А осенью в аптеку зачастил боцман, державший в страхе морские катера. После гулянок ему понадобился аспирин. Впрочем, что скрывать — грозу морей тоже влекла провизорша... Росту в боцмане было под два метра, но аптекаршу он побаивался. И вытягивался в струнку, стоило той нахмурить бровь. Она всех держала в строгости, жалея лишь поэта! В тот раз боцман был, как стёклышко. И задал ей загадку.
— Какой масти была золотая рыбка в сказке?
— Сдаюсь, — не стала гадать Оля. — Селёдка?
— Холодно, — огорошил боцман. — Она к старику из Скандинавии плыла...
— ...и паспорт показала, — съязвила Оля.
— Плыла, плыла и выплыла — на боку два глаза! Плоской камбалой оказалась рыбка, а не золотой...
— Как это? — растерялась Оля.
— «Что? Где? Когда?» смотрели? — завершил с триумфом боцман. — Норвежская легенда, а наш Пушкин взял, да и списал...
«Камбала, камбала», — зациклилась Оля после его ухода. Поняв — что речь как будто бы о ней... Или не о ней? Но точно — не о сказке. Плоской камбалой, случалось, звал её поэт — плававший на соседнем с боцманом буксире. Он мог о её прелестях
Безумный драйв
Учёные говорят: человеку невыносимо быть объектом. Если в нём не видят субьекта — психика идёт на слом. Оттого и сходят с ума жертвы насилия, что превращаются в объекты... В станок! Объектом не хотела быть и золотая рыбка, вот и уплыла от старика. Может, на такое превращение и намекал косильщик?!
Оля разгадала обман, но решила выжидать. Стихи Захара опубликовала местная газета... Он возгордился, перестав отвечать на телефонные звонки... Ссора вспыхнула, когда
— Всё — ваша поэзия! — снова орал он. — Задурили голову, и я потерял работу.
— Но ты сочинял и до меня...
— Не знаа-а-а-ю... — клинило его. — Я должен подумать! Может, перестану вам звонить!
— А перестань прямо сейчас, — предложила Оля.
И отключила телефон. Три дня жила на лекарствах — благо они рядом. Ещё три плакалась соседке — что не хочет жить. Неделю бегала на берег моря... Не помогло. Рыдала подружкам так — что вырубался свет... Но Захару ей ни разу позвонить не захотелось! Не звонил и он. Шли месяцы. Жизнь аптекарши рассыпалась на мелкие кусочки. Пришлось собирать и клеить на безумном драйве — бытию не скажешь: «Тпру...» При составлении микстур в аптеке обнаружилась ошибка... И пациент чуть не отдал концы! Оле грозил судебный иск — но больной выжил и не стал жаловаться в прокуратуру. Электрошок был недурным: а коротышке напоследок выплатили несколько окладов. Он жил припеваючи.
— Аптекарша — не
— Ты прав, Захар! — кивали собутыльники. — Уважаем...
На всякого мудреца довольно... женщины!
И было отчего... Сорил деньгами бывший шкипер, как миллионщик. Компании менялись, в стенах с пенкой находя и стол — и дом! А Олю — будто прокажённую — обходили сторонкой... Прошёл год. Близилась Пасха, и она притерпелась — хотя время не залечивало ран. Никто не умер, а Захар женился, издав виртуальный сборник на Олиных стихах!
Гражданской женой Захара стала корпулентная хозяйка гвоздевого магазина! Теперь его утро начиналось с закручивания винтов, шурупов, вбивания шкантов, стержней, спиц, станин, столбов, перегородок, скоб и скобок... Ввертывания дюбелей и гаек. Поэт не расставался с дрелью сутками, на радость толстенькой супруге!
Оля не роптала...
Пока у Захара неожиданно не умерла мать! После похорон он продал «крашеную клетку» — жильё с книгами и пенкой, уповая на супругино богатство... Но она не захотела с нищим жить: вернулась к мужу, с коим не оформила развода. Брошеный всеми, поэт вновь поплёлся к аптеке. Уверенно открыл дверь и, как оплеухой, был отброшен звонким:
— Вон! Здесь для тебя ничего не продаётся! — крикнула Оля.
— Что-что? — удивился коротышка.
— Пошёл отсюда вон, прямо сейчас! — повторила она, нацелив для острастки половую щетку.
При виде «орудия»
— Да ухожу я, ухожу...
И, будто рептилия, стал выползать бочком, бочком... Осторожно прикрыл двери и исчез из Олиной жизни навсегда!
Русские своих не бросают...
Накануне Пасхи она торговала, сверившись с рецептом. Отчаялась и перестала верить в чудеса! Пока в пасхальную субботу не открылась дверь аптеки... И не вошёл её бывший коллега Миша Залетаев — в кожаном пальто. А за ним — бывший шеф, попросту Петрович.
— Привет, Ольга! — сказал Миша, подмигнув.
— А вы откуда? — глупо поинтересовалась она.
— Собирайся, девочка, — вместо ответа предложил Петрович. — Пора домой, в Ригу... пора!
— А как же аптека? — захлебнулась слезами Оля, лепеча
— Закрывай лавочку, — прикрикнул бывший шеф, — мы на машине!
Народ в аптеке занервничал.
— Это — не грабёж! — осадил Петрович. — Попрошу выходить без паники и по одному.
— А как же... — всё не успокаивалась Оля.
— Хватит, девочка, поехали! — повторил Петрович. — Русские своих на войне не бросают...
Вывел Ольгу и запер аптеку. Размахнувшись, выбросил ключи. А у крыльца шумела весенняя ярмарка, взявшаяся невесть откуда. Румяные лоточницы торговали леденцами и печеньем, пушистой вербой, крашеными яйцами в разноцветной обёртке, ветками мимозы и берёзкой в клейких листках.
К облакам восходил коричный аромат горячей сдобы, испечённой тут же на лотке. А поодаль — на шоссе — жужжал моторами сверкающий автомобиль. Из его окон Оле радостно махали друзья детства! Никто из которых недоптицею её не звал... А она перестала гадать — что сказал косильщик?
Опубликовано на сайте