Здравствуй, мой милый!

Снова август, и снова я на берегу моря. Та же квартиpа, тот же пляж, на котором «место под солнцем» нужно занимать в пять часов утра.

Те же южные вечера с лёгкой прохладой, внезапной темнотой и с опьяняющим запахом петуний и душистых табаков.

Как и тогда, я подолгу смотрю на фонтан. В его чаще словнo колдует джинн, становясь, то карликом, то гигантом, и всякий раз, словно от неожиданности, замирает сердце. Всё так же... Только сердце не волнуется, томясь и тоскуя, не ликует, и не рвётся назад, в тот город, где ты...

Роскошный мир юга предстаёт теперь будничным и серым. И чего-то так жаль!..

Того, что не воротишь, того, что было бесконечно дорогим, но прошло, и никакими усилиями воли, души не вернёшь обратно.

И почему-то невольно приходит в голову мысль об Эвридике и Орфее. И их образы предстают перед глазами, так oтчётливо, так ярко, что становится больно, невыносимо больно сердцу!

О! Орфей! У меня нет даже такой попытки. Когда б она была, то я сжала б губы и волю в кулак и... не обернулась. О! Орфей!

Я сижу за письменным столом, душно, очень душно и хочется рыдать, но слёз нет!.. А там, за окном, внизу, шумит море, вечно-юное, вечно-прекрасное...

Стоп! Я знаю, что и оно не вечно...

О! Прошлое! Какую таинственную власть оно имеет над душой!

Ты был так же влюблён в море, как и я, но только ты никогда не видел его.

...Я писала тебе длинные письма, посылала открытки и засушенные цветы.

Бережно выбирала из песчаника раковины, водоросли, светящиеся от влаги или от влюблённого взoра камушки, чтобы привезти тебе эти богатства.

А ещё лаванда, опьянённая солнцем.

Странно... твоя кожа имела тот же запах, а смуглостью и нежностью не уступала персикам, которые я тщетно старалась сохранить, возвращаясь домой.

Как это было давно!

Море... сине-зелёное, а над ним безмятежно-голубое небо и магнолии...

Я их сравнивала тогда с кувшинками, pастущими на деревьях. Огромный молочно-белый цветок с просвечивающимися прожилками на фоне тёмно-зелёной блестящей листвы. Он покачивался на ветвях, и я вспоминала озеро, кувшинки и тебя; твои огромные, ни с чем не сравнимые глаза!

Ты метался в разлуке, а я писала тебе письма — длинные, восторженные, тоскующие и! рвалась к тебе!

Но это было давно!

Я вспоминаю твои губы, твой нежный профиль, о, этот юг! Который ты никогда не видел, но который был весь в тебе!

Я помню твою улыбку, твой голос, строки твоих писем.

Всё-всё, что было между нами, запечатлелось в моей памяти такими яркими, живыми красками, что никогда не угаснут во мне.

Когда нам было 20, 25, мы жили надеждами, прекрасными, но несбыточными...

Но разве мы знали, что готовит нам судьба?!.

Я приехала сюда, чтобы забыться, о, Нет, вернее, обмануться, чтобы вновь увидеть это моpе, небо, почувствовать тонкий аромат роз, обрызганных влагой фонтанов, запах лаванды, сожжённой солнцем.

Я пишу тебе это письмо, и льются страницы... и льётся на них закат... скупой.... золотой... августовский...

Уже слышно стрекотание цикад; всё сильней и сильней разыгрывается воображение, о, сколько всплывает в памяти неожиданного, затаённого, всё, что когда-то казалось мелочью, пустяком, теперь становится значительным, почти великим.

Как расточительна была душа, как прозябало сердце.

— Я люблю тебя! — как pедко я говорила тебе эти слова, как непростительно редко! И вот, теперь безмолвное ясновидение.

Что соединяло нас так крепко? Утончённость наших душ? Навряд ли...

Скорее всего, свет твоих глаз, как магнит, всегда держал меня подле тебя, так крепко, что теперь становится страшно.

Ты однажды обронил фразу, — «Вы никогда не забудете меня...»

Только теперь я поняла, что она оказалась пророческой.

О, море, о, шелест и шипенье волн, о глухое эхо, разбивающееся о скалы...

Ты помнишь наши поцелуи, от которых у тебя всегда кружилась голова, наши блаженные ночи, полные бесстыдных и чистых ласк...

Я не знаю, что со мной...

Мои нервы так натянуты, словно струны золотой арфы.

Тень улыбки... Отблеск взгляда... Привкус поцелуя...

Вот и написано письмо, сейчас я напишу адрес, опущу его в почтовый ящик... и ты никогда не прочтёшь этих строк, а когда я приеду в свой город, ты не встретишь меня на перроне; и те георгины — два белых и один бордо... они будут только в моём сердце... всегда.

Я вернусь домой, положу чемоданы, перечитаю твои письма, и сладкая волна истомы пройдёт сквозь душу, причиняя ей то острую радость — ещё одно соприкосновение с тобой, и не менее острую боль, названья которой я не знаю...

И может быть, Душа твоя, там, в ином мире, в который мы не верим или делаем вид, что не верим... тоже содрогнётся, почувствoвав боль и радость.

Ничего, милый... Я пройду свой путь, и мы снова встретимся, ведь ты никогда не уставал меня ждать. Никогда.