Жил-был коллектив. Коллектив тридцатилетних. Еще лет шесть назад их называли не иначе, как «фронда» – за бескомпромиссность, максимализм и страсть к переделке мира. Время работало на них. Постаревшие «ретрограды» постепенно разошлись по другим организациям. «Фрондеры» сами стали ведущими специалистами, руководителями групп и отделов. Но переделывать внешний мир им уже хотелось значительно реже – отвлекали внутренние проблемы. Общая молодость как-то незаметно перетекала в разобщенную зрелость. Им становилось не о чем говорить. Многолетняя дружба могла распасться из-за пустячной обиды.

– Что же с нами происходит? – именно так подумала Ася Репнина, лежа на диване и на минуту отложив книгу по психологии. Автор повествовал о группе застенчивых, которая, пройдя курс психологического тренинга, осмелела настолько, что пошла работать в журналистику.

У коллектива Асиного КБ проблемы были иными. Застенчивость в глаза не бросалась, скорее, отмечался избыток уверенности в себе Но противоположности так близки – ряд ситуаций, описанных в книге, будто развертывался в родном КБ.

– А любопытно было бы попробовать, – помечтала Ася, еще не потерявшая привычки вмешиваться в событя и пытаться изменить обстоятельства. – Что будет, если и мы слегка «попсихотренируемся?»

Остальное – уже детали. Несложно узнать, где похожую методику применяют в твоем городе, найти нужный телефон и договориться о встрече. Конечно, не зная и не ведая, что этим дергаешь собственную судьбу за хвост.

– Сам я в кролики не пойду, – сказал руководитель КБ и почему-то вздохнул. – Но мешать не стану. Хотите заниматься психологическими играми – пожалуйста. После шести модельный кабинет в вашем распоряжении.

Их – двенадцать. Возраст – 30 плюс-минус пять. А должности руководителей групп сейчас никакого значения не имеют. Как не имеют никакого значения их прежние отношения – об этом нужно забыть. Ну, хотя бы постараться. Это одно из условий психологических игр. Существует только то, что происходит здесь и теперь, и вести себя нужно так, будто рядом не коллега (друг или наоборот), а случайно встреченный человек. Невозможно? Поиграем – увидим.

Как чувствует себя «команда» перед стартом? Пожалуй, излишне оживленно. Все мы побаиваемся психологических тестов и испытаний – в бездари бы не попасть. И все тянемся к ним – формула «Познай самого себя» выведена еще до нашей эры.

Скажи мне, какой ты начальник...

Итак, любопытство и волнение. «Команда» садится в кружок и... знакомится заново. Называют имена по очереди – здесь нет других правил знакомства, все равны. Странно представляться, когда знакомы столько лет. Но сейчас имена звучат несколько иначе – будто выходят на сцену герои будущего спектакля. Вот сейчас взовьется занавес...

Но чудо спектакля не рождается сразу. Сложно выйти из привычной роли. Но разве легче работать, не умея понять, почувствовать другого человека – того, чей стол стоит в метре справа?

...Конфликтные состояния – это всегда состояния болезненные. И вечная мысль: в следующий раз буду умнее. Но как редко это удается! Может быть, потому, что и в следующий раз действуем привычными методами.

А сейчас мы можем представить себя в операционной, где на столе возлежит конфликт «начальник-подчиненный». В этой сценке в ролях шефа и его сотрудника – добровольцы. На их месте мог оказаться любой. Наверное, позтому все дальнейшее вызывает живейшую реакцию. Каждый зритель переживает за троих – за разыгрывающую свои роли пару, а еще – за себя: любопытно, как бы действовал я, сложись обстоятельства так, как в игре.

Действие первое

Андрей, «подчиненный», выходит за дверь, Анатолий, «руководитель», усаживается за стол, раскидывается в кресле и вживается в образ. Поза вальяжная, сигарета в углу рта, выражение лица – брезгливо-снисходительное.

Всеобщее оживление. Реплика «из зала»: «Нет, я увольняюсь!». Похоже, Толя играет кого-то, знакомого всем.

Стук в дверь. Появился Андрей. В руках листик бумаги. Чувствует себя явно неуверенно.

– Можно, Анатолий Семенович? Я к вам... с заявлением. Хочу попросить три дня за свой счет...
– А что за мотивы? – тон у шефа неодобрительный.
– За это время хочу подыскать себе другую работу. – В голосе подчиненного грусть, он стоит, переминаясь с ноги на ногу.
– А что вас не устраивает на этой работе? – взлетают брови шефа. – Кстати, вы можете сесть.
Андрей пристраивается на краешке кресла. Уже увереннее:
– Меня не устраивает то, как вы руководите нами.
– Вам не нравится? Или всем не нравится? – Шеф будто взвешивает, какое слово весомее: «всем» или «нам». Похоже, «всем» перетягивает. – Об этом я говорить не буду. Мне не нравится, что на работе я не могу быть самим собой. Я не хочу играть какую-то роль... – перед словом «роль» Андрей запинается и оглядывается на психолога.
«В зале» – сочувствующие улыбки: «Давай дальше, все хорошо».
– Самим собой, – растягивает фразу шеф, – вы будете дома, с женой. А деньги вам платят за работу.
– Вы считаете, я не работаю? – обижается сотрудник.
– Я этого не сказал. Но если человек хорошо исполняет свои обязанности, он не должен чувствовать себя ущемленным. Даже если ему кажется, что руководитель груб и невежлив. На это просто не следует обращать внимания. – Первую фразу Анатолий начал мягко, но тон становится все увереннее, к концу превратившись в безапелляционный.
– Я пришел к вам не ругаться. Я пришел к вам с конкретным заявлением. Подпишите. – Андрей сдержан, но заметно – обижен всерьез.
– Бога ради! – в тоне Анатолия подчеркнутая безмятежность. – Ищите. Это даже своеобразный эксперимент. Посмотрим, нанесет ли больший вред работе ваше трехдневное отсутствие! – Шеф наслаждается эффектностью ответа.
– Вот именно это мне в вас не нравится. Я могу идти? – подчиненный подчеркнуто спокоен.
– Да! – цедит Анатолий. На игру это уже мало похоже.

Диалог слушали, притихнув. Реплики, улыбки – только в начале. А потом атмосфера будто сгустилась. Они явно наблюдали нечто знакомое. И это нечто словно приплюснуло их непосредственность и непохожесть. Тень одинаковой заботы скользнула по лицам.

Только «начальник» и «подчиненный» еще были в игре, в своих десятиминутных ролях.

– Теперь поменяйтесь местами! – Голос психолога словно разбудил их. Андрей расслабился, глубоко вздохнул. Анатолий улыбнулся – хамоватый начальник исчез, стертый улыбкой, как резинкой.

Действие второе

Теперь Андрей деловито располагается за столом руководителя. В «зале» некоторое возмущение: еще раз то же самое. Зачем?

В дверях появляется Анатолий. Не постучав. Не поздоровавшись, решительно пересекает кабинет, со вкусом располагается в кресле. Закуривает. И, глядя в потолок:
– Кстати, у нас опять завал.
– Что вы говорите! – подается вперед удивленный начальник.
– Завал у нас, – снисходительно и медленно повторяет подчиненный. – Валы не вертятся. Заявка на цилиндры не выполняется.
Идет длиннейший производственный диалог – подчиненный изо всех сил пытается доказать некомпетентность шефа. Но тот не поддается.
– Вот этим и займитесь!
– Ну что ж, очень хорошо! – мрачно подытоживает Анатолий и протягивает заявление. – Кстати!
– Какова причина? – руководитель искренне заинтересован.
– Это долгий разговор. Мне не нравится наш психологический климат. Я не могу работать в полную силу. Я вынужден все время думать о глупостях... – Нет обиды в его голосе. Просто – легкое раздражение – мол, приходится объяснять банальные вещи.
– Эти глупости исходят от меня? – изумлен начальник.
– Да, в определенной мере. Вы разделяете и властвуете. А вы должны объединять нас. – Теперь в тоне Анатолия убежденность.
– Это для меня неожиданность. Неприятная. А если я попытаюсь сменить стиль руководства? Мне таких вещей еще никто не говорил. – Руководитель явно растерян.
– Значит, у вас лицемерные сотрудники.
– Это наши сотрудники. Вы их считаете лицемерными?
– Ну, может, они слишком «чинопочитабельны». Знаете: «ты начальник – я дурак...» – Так и кажется: сейчас подчиненный похлопает шефа по плечу.
– Хорошо, а как вы относитесь к своим подчиненным? По тому же принципу «дураков» и «умных»? – Похоже, Андрею удалось овладеть ситуацией.
– Подписывайте! – подчиненный почти приказывает.
– Через пять минут у вас совещание, – вмешивается в ход событий психолог. – Вы не могли бы зайти попозже? – вежливо предлагает руководитель. – У меня совещание. А пока... займитесь валами. (В тоне проскальзывает ирония).
– Валами я, конечно, займусь. – И, с ехидством: А что, сейчас вы не можете решить эту стратегическую проблему?
– Могу, – абсолютно спокоен начальник. Но, тем не менее, я бы просил вас зайти попозже. Часа в три вас устроит?
– Бюрократ! – долетает уже с порога, стеклянная дверь за Анатолием захлопывается.
– До свиданья! – приветливо отвечает руководитель.

Смех. Сцена была забавной. А интересное совпадение – такие разные подчиненные увольняются по одной причине – уж очень им психологический климат не по душе. Будто в обоих сценках был и третий участник – невидимый, но реальный.

Психолог. – А теперь представьте: сцены, что так живо разыграли Анатолий и Андрей, засняты на кинопленку. Если разрезать ленту на кадры, перемонтировать, получается еще два сюжета. Крайне любопытных: каждый из партнеров в конфликте с самим собой.

У Андрея «дуэт» с собой прозвучал бы так:
– Мне не нравится, как вы руководите людьми.
– Это для меня неожиданность. И неприятная. А что, если я сменю стиль руководства?

Пожалуй, итог этих переговоров ясен (хотя лучше бы вместо просительно-угодливой нотки «А что, если я сменю стиль руководства?» нечто вопросительное, обращенное к себе: «Очевидно, я должен это продумать и внимательно проанализировать особенности своего стиля руководства»). Вероятнее всего, такой руководитель сделает для себя выводы, а подчиненный, возможно, согласится остаться к обоюдному удовлетворению. А вот диалог Анатолия в двух лицах даст, видимо, противоположный результат.
– Вы разделяете и властвуете!
– Вам не нравится? Или всем не нравится?
– Я не могу работать в полную силу!
– Если человек хорошо исполняет свои обязанности, он не должен чувствовать себя ущемленным.
– А что, сейчас вы не можете решить эту стратегическую проблему?
– Бога ради. Посмотрим, нанесет ли больший вред работе ваше отсутствие.

Это не конструктивная беседа – это склока. Интересы дела не цель, а повод ответить поэффектнее. Типы, которых изобразил Анатолий, соблюдать деловую этику просто не желают. Собеседника не щадят. Действуют по принципу: «компромисс – это от лукавого». Все эмоции – как на ладони. Обида оказывается важнее, чем работа.

Разберем подробнее, в чем ошибки сыгранного Анатолием руководителя (это более трудная роль, чем подчиненный). Когда вошел сотрудник, не предложил сесть. Предложение последовало позже и в такой форме: ладно уж, располагайся – где-то там, у моих ног. В целом – отношение пренебрежительное, чуть ли не брезгливое. Вы, Анатолий, вызвали у Андрея реакцию самозащиты. Никакой поддержки от вас он не ожидал и ожидать не мог. Вы его загнали в угол. Цеплялись за отдельные слова. Главное – даже не пытались убедить его остаться работать у вас. В конце – ни более, ни менее, чем оскорбили, сказав про эксперимент: мол, производство и без тебя обойдется. Вы чувствовали себя уверенно – хозяином положения. Но переборщили и стали чувствовать себя чуть ли не барином.

Анатолий не удерживается – перебивает:
– Но ведь у меня не было установки: кто я, хороший или плохой начальник. Я ведь играл не себя, а роль. Роль далеко не идеального руководителя.

Ася: – Да ничего подобного, себя ты играл!
Марк: – Он играл своего любимого зава.
Анна: – Ничего похожего, тот никогда не хамит.
Марк: – Так это смотря кому...
Психолог: – Не будем выяснять, кого именно хотел изобразить Анатолий. Дело не в этом. Всякая ролевая игра проективна. Необходимость играть роль меняет человека, но не настолько, чтобы его нельзя было узнать. Все равно, изображая другого, сыграет и себя, потому что черпает силы, «материал» для игры из самого себя прежде всего.

Возможно, для вас, Анатолий, продемонстрированный стиль не характерен и вы никогда им не пользуетесь. Но это одна из ваших возможностей, а не «невозможностей», и это надо иметь в виду.

Скажите, а как вы к своему подчиненному относились? Кто он был в ваших глазах?
– Думаю, он слишком мягко обвинял. Не было жесткости. Уж если ты пришел обвинять, то обвиняй.
– Мне кажется, вы пытаетесь защитить свою манеру исполнения роли, критикуя средства и особенности исполнения роли другого. Но не вы ли сами оказались причиной того, что в вашем присутствии человек сникает?
– Так пусть борется! Здесь начальник находится в более уязвимом положении – от него человек уходит. А подчиненному терять нечего.

Возмущенный ропот.
Оля: – Ничего себе, может, ему пойти больше некуда.
Психолог: – Интересно, а как оценивает себя наш «подчиненный»?
Андрей: – После первых же фраз и жестов Толи понял, что я здесь человек маленький. Начальник мне не понравился. Решил, что с ним я работать не буду.
– Вы разговаривали бы иначе, если б на его месте был кто-нибудь другой? У меня создалось впечатление, что вы совсем подавлены.
– Так оно и было.
– Вот это, Анатолий, я и имел в виду, говоря, что вы вызвали у собеседника реакцию самозащиты. Сами превратили производственный конфликт в личный, да еще антагонистический.

У Андрея в роли начальника линия поведения в целом была верной. Пытался узнать, почему человек его обвиняет. Был корректен, внимателен. Верный ход – отложить разговор, чтобы попытаться снять негативизм сотрудника. Но у вас, Андрей, был и серьезный минус – фраза о том, что вы готовы изменить стиль руководства. Это звучало заискивающе: что мне сделать, чтобы быть в твоих глазах хорошим? Вам уверенности немного не хватало: нужно было инициативнее вести беседу, активнее пытаться смягчить конфликт. Вы же позволили втянуть себя в длиннейшую производственную дискуссию.

Кстати, Анатолий, с какой целью вы начали разговор с валов?
– Ну как же, прихожу к человеку и хочу сказать ему, кто он такой есть. Меня он не устраивает ни как человек, ни как руководитель. Поэтому начинаю с прорех.
– Вот вы сейчас употребили не обычную формулу «хочу сказать, что думаю о нем», а более безапелляционную. Это в запальчивости? Или вы действительно уверены, что знаете, «кто он такой»?
– Конечно, знаю. Мы ведь работаем вместе.
– Кто еще уверен, что знает своих коллег, знает, «что в них есть» ? Почти все. Я попытаюсь вас в этом разубедить...

После игры мы глядим друг на друга с изумлением. Да мы ли это? Были – коллеги, порой единомышленники, не столь давние однокурсники. Все – на «ты». «Ну что, старик?», «Привет, старушка!» Неформальный стиль, нормальное общение. А тут будто проснулись: какие мы разные! И какие понятные! Волна тепла будто подбросила нас. И легкость, и радость. Жалко уходить домой – так славно с ними. Только чуть страшно – что завтра? Как встретимся? Вдруг – стена?

Но день был великолепен. Всеобщая любовь и ликование. Изумление тех, кто в играх не участвовал. И обида: «Мы тоже хотим». Состояние эйфории – ощущаешь себя воздушным шариком на карнавале. Не задумываясь, прооизносишь фразы – точнейшие попадания. Нет барьеров в общении. Никакой тревоги, мол, другие сильнее, их надо остерегаться. Уверенность, что точно такие же. Причем в большинстве – интереснейшие люди. Те, кто был неприятен, всего-навсего не вызывают желания общаться, распахивать душу. А просто обмен репликами возможен и с ними.

Вчера я была согласна с Толей: конечно, я знаю, кто мои коллеги. Еще бы – столько лет вместе. Но сегодня они иные. Чем? Не пойму. То ли они изменились, то ли восприятие их. Значит, в чем-то я сама...