Иногда не поймешь, что в нас чисто человеческое, а что животное. Казалось бы, само понятие «социум» — чисто человеческое, но животные также решают массу проблем социального плана и даже «расовую проблему».
Расы у животных — это подвиды вида. Они могут отличаться друг от друга вроде бы ерундой для человеческого глаза — цветом шерсти, перьев. Могут — и строением, и поведением. Но до тех пор, пока у этих различных групп есть сексуальные взаимоотношения — они представители одного подвида. Когда же они перестанут реагировать друг на друга как на коллектив, в котором возможно найти себе мужей и жен, то могут накопить такое количество различий, что образуют два разных вида, совершенно не интересующих друг друга и занимающих разные экологические ниши.
Пример такого расхождения описан Ван Т. Харрисом на основе наблюдений за полевой мышью, именуемой оленьей или белоногой. Две группы этих мышей мигрировали в противоположных направлениях. Одна приспособилась к жизни в лесах, другая в лугах. Когда представителей обеих групп соединили в лаборатории, то одни спрятались под искусственное дерево, другие укрылись в траве. Любопытные самки (а женщины и в животном мире гораздо любопытней мужиков), идя на контакт с самцами другого подвида, просто не понимали поведенческих реакций новоявленных джентльменов. «Чего это он все время окапывается?» — наверняка думала одна. «Чего это он чуть что — сразу в кусты?» — думала другая. Брачной игры не получалось. Оттого и конфликтов между самцами не происходило.
Так бесконфликтно принимала Европа беженцев из дальних азиатских стран, даже несмотря на то, что они были весьма активны в поисках подруг для сексуальных игр. Отношения между местным населением и эмигрантами начинает обостряться, когда мигранты в своем поведении и вкусах начинают подражать местным. Брачные пары образуются тогда, когда местные женщины так же, адаптировавшись к новым соседям, не чувствуют ничего противоестественного в том, чтобы видеть в них претендентов на совместную жизнь в дальнейшем. (На полу уже не сидят, а сидят на стульях, чай пьют не из пиалы, а из чашки — чем не свои?..) После чего мужчины-беженцы уже перестают чувствовать себя несчастными и, вписываясь в среду, начинают реализовать свою мужскую сущность — то есть диктовать. Вот тогда-то и начинается тайная городская война, поддерживаемая, обычно, не особо половозрелым, но половоактивным слоем молодежи.
Есть еще одна социальная проблема у животных — это перенаселенность. Символичнее всего выглядит это в популяции арктических леммингов (далекие от биологии могут назвать их тундровыми хомячками). Бывают годы, когда они вдруг становятся необычайно плодовиты. Мало того — почти все потомство выживает и дорастает до взрослых размеров. Тогда сообщество леммингов становится похоже на сообщество законченных психопатов, невротиков, истериков. Начинаются массовые волнения. И вдруг все срываются с места, словно объявив этакую священную войну по отношению к окружающей экосистеме. Впрочем, война — процесс обоюдного уничтожения. Эти же уничтожают сами себя. Совершенным бесстрашием эти маленькие зверьки преодолевают любые преграды. Достигают берегов океана и широким фронтом в несколько, а порой и более десяти, километров протяженностью бросаются в ледяное море, не задумываясь над тем, что это не река и другого берега им никогда не достигнуть. И, естественно, гибнут. Гибнут сотнями, тысячами, бескомпромиссно двигаясь на хищников, которых боялись, находясь в ином состоянии. Словно смертники, этакие камикадзе, идут в пасть лис, волков, и пока те поглощают одних, другие в сотни раз большим числом продвигаются все дальше и дальше. Это вам ничего не напоминает из жизни людей?..
Биологи чуть ли не столетие потратили на поиск причин подобного поведения. Даже при большом приросте членов сообщества проблем с пропитанием у них не возникало, своих территорий вроде бы у них нет — во всяком случае, они их не отстаивают. Само поведения леммингов далеко от машинального, они обладают гораздо более тонкой и гибкой психикой, чем мыши: в нормальных условиях более жизнелюбивы, любят играть — а, следовательно, и более умны, так как ум животных определяют по способности играть — то есть делать нечто, не связанное с воспроизведением потомства и добычей пропитания.
И все же биологи догадались, в чем дело: леммингам требуется простор для того, чтобы выразиться в движении. В лабораторных условиях их можно кормить до отвала, давать все необходимое, но если их лишить чувства простора — жизнь для них становятся нестерпимой и они просто сходят с ума.
Иначе поступают зайцы-беляки, почувствовав, что им стало вдруг как-то тесно. Они резко меняют социальные взаимоотношения — создают порядок, основывающийся на принципе господства, который у биологов называется простазией — (от греческого — «стоящий впереди»). Вы легко вспомните случаи подобного социального переустройства быта — оно всегда появлялась при извращенческой уплотненности, обычно наступающей после социальных революций — к примеру, в наших былых коммунальных квартирах, в школах с переполненными классами, а также в бараках всевозможных лагерей, в ГУЛАГе, и т. д. — выбирались этакие старосты.
Все вроде бы разумно, и, кажется, есть гарантия, что тут не случится акта самоуничтожения. Но, увы, и зайцевскому общественному порядку, возглавляемому старостой, обычно все равно сопутствует агрессивность. Однако она не приводит к массовому кровопролитию, хотя и доводит до массовых недоразумений, которые оканчиваются перевыборами, до следующей вспышки коллективной бестолковости.
Впрочем, не только зайцы приходят к иерархии, — немногие животные, едва начав действовать друг другу на нервы, способны нестись невесть куда сломя голову, как лемминги. В ограниченном до минимума пространстве, даже не склонные к иерархическому диктату животные начинают подавлять и подавляться, объявляя как бы табель о рангах: кто кого имеет право клевать, щипать, преследовать, а кто нет.
Не требуется особого воображения, чтобы представить, каково быть курицей самого низкого ранга, когда тебя клюют и справа и слева. Она может избежать ударов, только сдерживая все свои порывы и желания. Что и делает, впоследствии внезапно умирая. Причину ее смерти не установит никакой птичий патологоанатом — только лишь птичий психиатр. Эта смерть называется эмоциональной смертью.
То же происходит в семьях с подросшими детьми, когда нет возможности срочно решить возникшую жилищную проблему. Вступает в действие система подавления личностных проявлений, вне зависимости от возраста. Иногда этакими «стоящими впереди» могут стать и дети — особенно в неполной семье — пренебрегая интересами и правами слабохарактерных матерей. Но чаще наоборот — родители ограничивают волеизъявление своего, как всегда неожиданно подросшего, чада. При этом объясняя свое, в сущности, невменяемое поведение желанием уберечь ребенка от ошибок. И не признаются себе в правде, так как не способны и не научены отслеживать свое подсознание. А правда заключается в стесненности от присутствия новоявленной уже почти взрослой особи.
К тому же признаваться в том, что идет, по сути, битва не за будущее потомка, а за свое психофизическое пространство как-то не принято и неприлично.
Официально бьются такие родители за счастье своего чада, но в реальности добиваются обратного — с чадом происходит нечто вроде сумасшедшего протеста в стиле леммингов — подросток начинает нестись неведомо куда, обычно на самое дно социального слоя, где проще обрести свободу еще примитивного волеизъявления. Или идет на самоуничтожение, как заклеванная курица, стремится к смерти, — отсюда наркомания и самоубийства.
Следует учесть, что виной подобным битвам за пространство — не наши недостающие метры жилплощади (ее может не хватать и семье, проживающей во дворце — кто к чему привык), а социальное устройство, традиции.
Недаром в Англии детей в подростковый период пытаются отселить куда-нибудь подальше — в колледжи с пансионом. В Афганистане и некоторых других мусульманских странах подростков-мальчиков чуть ли не официально отпускают на свободу. Они живут обычно в заброшенном сарае у села, жизнью Томов Сойеров и Гекльберри Финнов, полной приключений, промышляя тем, что грабят сады и огороды своих же родителей и родственников. А взрослые снисходительно смотрят на этот грабеж, понимая, что запри они их в домах — ущерб может быть гораздо большим. Он проявится в будущем в виде ущербной личности, неспособной ни кормить свою семью, ни к конкуренции в социуме, потому как она подавлялась изначально. У таких парней, жертв домашнего психического насилия, в результате снижается чувство ответственности за себя и за других, зато повышается конфликтность, капризность характера. Вот так и получаются совдеповские отпрыски мужского пола — мальчики до старости лет.
В Голландии нашли иной способ ухода от естественного периода семейной шизы. Уже четырнадцатилетний подросток может написать заявление в мэрию о том, что хочет жить без родителей, объяснив лишь, на что собирается жить (обычно это работа в «макдональдсе»), и получить от государства комнату, обычно в двухкомнатной квартирке с соседом-ровесником. Но объяснения, почему он не хочет жить с родителями, не требуется. Взрослым, социально грамотным людям все понятно и без слов.
И все же, что бы ни творилось с ними — человек находится в более выгодном положении, чем животное — у него есть возможность отследить животное в себе, и убрать причины вроде бы необъяснимых конфликтов. Главное — уметь их отслеживать, и тогда ты уже знаешь, в чем суть твоей проблемы. А узнав суть проблемы, нетрудно справиться с ней грамотно, не доводя ее до разгула стихийного бедствия, пусть на уровне одной-единственной личности. Однако, увы, мы слишком часто забываем, кто мы. И, наблюдая за животным, порой восклицаем: «Ой, ну совсем как человек!», — а впору бы понаблюдать за собой и подумать, схеме какого животного ты следуешь.
Nov 10 2006 Имя: екатерина
Город, страна: kemerovo Отзыв: супер!!! постараюсь это запомнить :))) моему мальчику сейчас 2,5 месяца, надеюсь не превратиться к моменту его подросткового возраста в ничегонепомнящую и нечегонипонимающую ограничительницу свободы ;))) спасибо! Мошт у Елены есть еще какие статьи?
Расы у животных — это подвиды вида. Они могут отличаться друг от друга вроде бы ерундой для человеческого глаза — цветом шерсти, перьев. Могут — и строением, и поведением. Но до тех пор, пока у этих различных групп есть сексуальные взаимоотношения — они представители одного подвида. Когда же они перестанут реагировать друг на друга как на коллектив, в котором возможно найти себе мужей и жен, то могут накопить такое количество различий, что образуют два разных вида, совершенно не интересующих друг друга и занимающих разные экологические ниши.
То же происходит в семьях с подросшими детьми, когда нет возможности срочно решить возникшую жилищную проблему. Вступает в действие система подавления личностных проявлений, вне зависимости от возраста. Иногда этакими «стоящими впереди» могут стать и дети — особенно в неполной семье — пренебрегая интересами и правами слабохарактерных матерей. Но чаще наоборот — родители ограничивают волеизъявление своего, как всегда неожиданно подросшего, чада. При этом объясняя свое, в сущности, невменяемое поведение желанием уберечь ребенка от ошибок. И не признаются себе в правде, так как не способны и не научены отслеживать свое подсознание. А правда заключается в стесненности от присутствия новоявленной уже почти взрослой особи.