ЖИЛ-БЫЛ КОЛЛЕКТИВ...

...Стоит вспомнить наш коллектив, расколотый надвое. Причина раскола: нас не устраивал стиль руководства. Крик на планерках. Этот вечный рефрен: «Я всё знаю о своих сотрудниках!», от которого чувствуешь себя словно под колпаком. ЦУ на совещаниях: «Вы здесь не для того, чтобы думать. Мои приказы не обсуждаются». Новые идеи (если их родителем был не он или ближайшие из друзей) были обречены. Точнее, чем «мафия» — трудно их определить. Очень скоро идеи и рождаться-то перестали. Видимо, принцип «не дано, так и не лезьте» не слишком плодотворен.

Он был искренен — говорит, что думает. Не замечая, что это — искреннее хамство. И он был искренне привязан к нашей конторе. Служил ей верой и правдой, до ночи сидел, проверял расчеты и чертежи сотрудников. Его любили на заводе, где внедрялись наши разработки: «Свой в доску парень — на всё готов». А мы воспринимали его иначе — как человека, который хлещет тебя по щекам с криком: «Я тебя заставлю быть счастливым». Это сейчас, из дали лет, он видится пусть недалёким, но не злым, просто растерянным. Надо как-то действовать, а не знает, как. Опыта руководства никакого, а тут КБ. И он мечется из стороны в сторону, борясь с непокорными и опираясь на «своих», которые точно подмечали его слабости и охотно пользовались ими. Но тогда это воспринималось как жутковатая мистерия, герой которой всё время меняет маски — то он «простак», то «судия». Но участие в этой пьесе дало мне многое: пришлось всерьёз учиться выступать на собраниях, продумывать каждое слово, обдумывать каждый поступок, читать в три раза больше по специальности и по вопросам управления, чем того требовала конкретная работа, и прочее, и прочее. Только так можно было чего-то добиться. И мы организовывали своё творческое соревнование (когда идея общего была отвергнута), свою профессиональную учёбу, свою довольно насыщенную культурную жизнь (тут к нам охотно присоединилось всё КБ). Да, мы были государством в государстве. И государством довольно сплочённым.

Истина в спорах с ним не рождалась. Рождались проблемы. Проблемы сосуществования двух лагерей. И когда шеф покинул наши стены, мы, счастливо смеясь, решили, что и проблемы исчезли. Лагерей и вправду не стало. Но единого коллектива так и не получилось. Вроде всё хорошо — у каждого отдела — свои задачи. Естественная специализация, толковая организация труда. Но теперь каждый отдел был за себя. И для себя. Бороться «против» больше не было необходимости. А необходимости бороться «за» мы не замечали... Да и наше ли это дело — есть опытный руководитель. А тут и состав бюро сменился, и вчерашние «непокорные», к тому времени ставшие руководителями групп и отделов, погрузились во внутриотдельские заботы. Теперь мне кажется, это и было концом единства. Биологи считают: каждая клетка организма живёт как бы по двум принципам: «Если не я за себя, то кто же?» и «Но если я только за себя, то зачем я?» Коллектив — тоже живой организм. И если отделы существуют только для себя, не интересуясь проблемами соседних «клеток», естественно, что в «организме» что-то разлаживается.

Но сначала всё было так спокойно! Чёткий порядок, чёткое разграничение обязанностей, чётко налаженные деловые контакты. Тревога пришла потом. Когда из-за интересов отделов начали рваться многолетние привязанности. Мы считали — это и есть принципиальность. Но, пожалуй, пользовались уроками нелюбимого начальника: «в противника — пли! Из орудий главного калибра!..» Уже не видя, что гипотетический противник — коллега и вчерашний друг. Друзьям вообще прощают куда меньше, чем просто коллегам. «Если ты мой старый друг, как ты смеешь дружить с тем, кто мне неприятен? Ах, он тебе дорог? Значит, прощай!» Подтекст был именно такой, хотя мы не кричал, не ссорились — ниже своего достоинства считали отношения выяснять. Нам и так было всё ясно. Полная ясность, абсолютная видимость... В голову не приходило взглянуть на старых друзей попристальнее — ведь годы прошли с тех пор, как встретились в первый раз, должны же измениться они, да и мы сами. Чего-чего, а стереотипов восприятия у нас хватало. Будто требовали: «Не смей меняться! Изменился — значит изменил мне!»

Отношения рассыпались. Мы считали вправе их рвать — ведь уже не дело связывало нас — личные воспоминания. А с личным — что хочу, то и делаю.

И пошёл великий разброд и шатание. Как же мы не заметили, что общая работа нас не связывает — разделяет? Каждый возделывает свой «огородик». Не коммуна — садоводческое товарищество.

Точная фраза вырвалась у Анатолия — там, в первой игре, в конфликте «начальник-подчинённый». Мол, что вы за руководитель — разделяете нас, а должны объединять. Суть наших проблем! Может, мы и к играм так тянемся, потому что здесь действуем вместе. А может, потому, что в играх вспоминаем нашу былую сплочённость?

А утром снова расходимся по разным отделам — каждый за себя. И других вариантов я пока не вижу. Может, всё таки мы посредством игры воспроизводим в себе утраченные переживания борьбы, которые хотя и были борьбой «против», но были совместным действием — важным для всех и в кругу друзей?

Начало публикации
Психология исполнителя