Вид на дворец с юго-западной стороны

Табличка извещает, что Рундальский музей для туристов закрыт. Пустынный вестибюль, лестница с прочным дощатым настилом над головой. Пусто, рано, какая-то тень мелькнула и растворилась в гулком пространстве. Тяну на себя тяжёлую дверь рядом с надписью «Музей». Поддаётся... Синяя кафельная печь в углу на ножках-колоннах, планшеты с описаниями и пояснениями по стенам — и опять никого. Новый зал, огромный, совершенно пустой, только леса и плафон расписной вверху — летящие фигуры. Как у Грина — «одержимые стройным полётом». Тоску по небу кто вкладывал в такие вот росписи, кто — в искусственные крылья...

Шаги раздались за спиной. Ланцмане Лаума Николаевна, старший научный сотрудник Рундальского музея. «Здесь реставрация ещё не закончена, давайте посмотрим зал, который почти готов». Входим. Вид такой: дыра в стене зияет, из неё отбитые кирпичи торчат, стены голые, в синеватых подтёках, бурые пятна по лепнине потолка. Готовый зал? Очень интересно...

Оказывается: не дыра это в стене, а шахта — во дворце центральное отопление устанавливают, к зиме должны подключить. Такой роскоши у прежнего владельца, герцога Бирона, естественно, не было. Потолок осталось только оштукатурить, лепнина полностью восстановлена и покрыта олифой, как и полагается после окончания таких работ. На стенах же будут обои из шелковой ткани, образчик украшает один из стендов музея — «изготовлено на Всесоюзном производственном научно-реставрационном комбинате Министерства культуры СССР по образцу III четверти XVIII века».

Ткут обои вручную, на станках XVIII века, производительность — сантиметров по десять в день. Такая работа. Такая же работа и у реставраторов здесь, в самом Рундальском дворце. Здесь работают самые опытные, самые знающие, самые мужественные. Никогда не задумывалась, что мужество для реставраторов — профессиональное качество. Оказывается — да. Принцип жёсткий. «Сохранить, восстановить всё, что только возможно. Слишком много сокровищ погибло в войну. Сберечь то, что осталось нетронутым, — долг наш». И вот ещё мужество зачем. Картинную галерею реставрирует группа ленинградцев. Работа идёт не месяцами — годами. Здесь, в Рундале, далеко от Ленинграда, от дома, от нормальной семейной жизни, и — годами. Этакая идиллически спокойная работа: кусочки старой краски свернулись в трубочки, повисли на потолке — еле держатся, каждый нужно расправить, закрепить. Плесень проступила мелкими бурыми точками. Сгладить, соскрести, спасти живописный слой. Идиллически спокойная работа — в холоде, сырости — калорифером дворец не нагреешь. Ветер в стенах, дыры для будущей теплосети заклеены бумагой, она надувается парусом. Работа такая: сантиметр за сантиметром. Сколько их, плафонов, во дворце? Тут даже не квадратными метрами — гектарами надо мерить.

Отпирались замки, раскрывались двери. А дальше вообще цветной сон пошёл, потолки плыли с лепниной, с росписью, зеркальные, золотые, белые залы. Путти сверху свешивались, и меньше всего были они похожи на традиционных поющих и пляшущих ангелочков — козла запрягли, куда-то тащили, а тот головой тряс, не давался. Потом каскад белоснежный возник, нет, не фонтан, на каждом из завитков вазы стояли, парные, китайские, и теперь задача — часть недостающих создать, подобрать материал, колер, способы обжига. Зала тринадцати зеркал проплыла, крохотная, нечто вроде туалетной комнаты для балов. Зеркала здесь были в форме решётки. Часть штукатурки отстала, и проступил на стене эскиз самого Иоганна Михаэля Граффа, выдающегося немецкого скульптора, которому хватило двух лет (1765-1767) для отделки целого дворца. И нигде лепнина потолков не повторяется, и среди пышных роз то полевые ромашки выглядывают, то дубовая ветка с желудями.

Перед изразцовой печью сидеть бы зиму напролёт, рассматривать: синие флаги раздуваются на верхушках синих замков, синие облака и птиц — таких же синих — относит ветром. Невиданный зверь — олень выше замка. Волко-собака воет на облака. Закутанная в пелерину женщина — такая вся сгорбленная, ссутулившаяся — настроение с привкусом одиночества.

Напрасно твердят некоторые путеводители, что изразцы эти голландские, — здесь их делали, в Латвии, в Рундале. Восстанавливали печь по старым образцам, до мелочей соблюдая технологии старых мастеров, и тон тот же, и состав глазури. Отлично выполненная работа. А вот как с искусственным мрамором быть, неясно ещё. Сохраниться-то он сохранился, да цвет от времени потерял, а ведь каким красочным был: бордовый, иссиня-зелёный. И сложно вернуть ему цвет.

Маленький яркий кусок сохранился, я подошла ближе — рассмотреть, и вздрогнула от надписи, процарапанной гвоздём по уникальному мрамору: «1976», и чуть ниже «Зиедонис Андис, 1974». Подлость какая! Изуверство того же калибра, что жечь книги и распинать кошек на деревьях. Найти бы человека, четыре года назад посетившего Рундале, и того неизвестного, «дополнившего» надпись два года спустя. Просто на них посмотреть, на большее я не рассчитываю. Почему? Да согласно Уголовному кодексу Латвийской ССР умышленное повреждение памятников культуры наказывается строго — лишением свободы на срок до двух лет. Закон есть, но как он исполняется? Рассказывает начальник отдела охраны памятников Общества охраны природы и памятников Латвийской ССР М. Кравинска:

В парке

«Случаи возбуждения уголовных дел по обвинению в порче памятников культуры редки. Обратиться в прокуратуру с подобным делом имеют право только соответствующие организации, но сообщить о таком случае, например, в отдел культуры исполкома соответствующего района может любая организация, любой гражданин. Не только может — должен. Но многие просто не обращают внимания. Общество охраны природы и памятников само привлекать к ответственности не может — прав нет, мы можем вести только разъяснительную работу».

Да, закон есть, но уголовные преступники (будем называть вещи своими именами), уродующие бесценные памятники нашей культуры, порой остаются безнаказанными. Так было и с «Комнатой роз» Рундальского дворца. Зал красоты редкой — цветочные гирлянды каскадом по стенам спадают. Тончайшая лепная работа. Зал прошёл сквозь века и погиб... в конце 40-х годов нашего столетия. Уникальную лепнину со стен отбили хулиганы, найдены они так и не были и наказания не понесли. Сейчас «Комната роз» восстановлена. По миллиметру. Идёт роспись белоснежных гирлянд. Зал будет таким ярким, таким радостным. За него страшно. Потому что на стене, на расстоянии ладони от изящнейшей лепной розы уже процарапаны невнятные инициалы, и надпись сравнительно свежая.

Вот выдержка из статьи о Рундальском дворце, опубликованной в «СМ» два года назад: «В бывшей столовой — спортивный зал. Старые стены из искусственного мрамора с трудом терпят школьные уроки физкультуры. Когда-то фриз украшала цветочная «лужайка», вылепленная известными мастерами. Мяч попадал в неё не одну тысячу раз, и нередко вместе с мячом на пол падали гипсовые цветы...» О Пилсрундальской восьмилетней школе, расположенной во дворце, наша газета писала столько раз, что и повторяться неудобно, и содержание всех статей выражалось одной строчкой: «Рундале — восхищение и боль». Сейчас, вроде бы, самое время радоваться — боль вот-вот утихнет, радостное событие переселения школы в новое здание вот-вот произойдёт. Только радоваться рано. Лепнину, отбитую волейбольным мячом, конечно, жалко. Но реставраторы умеют всё, её-то восстановят. А с волейболистами как быть? С ребятами, вышедшими в жизнь за десятилетия существования школы? Их души кто отреставрирует? Мальчишка, восемь лет подряд лупящий мячом по стенам памятника всесоюзного значения, он что, о памятнике думает?

С чего начинается любовь к Родине? А уважение к истории своего народа, его культуре? С высоких и правильных слов, зазубренных по учебнику, или с первого поступка, самого простенького?

В парке

...Десяток «наследных принцев» класса из третьего, захлёбываясь от смеха, сталкивали друг друга с высокой кучи щебня рядом с замком. Наследники таких земель и сокровищ, которые и не снились герцогу Бирону. Только слова «наследник» и «хозяин» — не синонимы. Хозяевами этой земли надо стать!

Через два года обязательно вернусь в Рундале — к 1980 году первую очередь реставрации — восточное крыло планируется закончить. Тихо войду в ворота со львами, поднимусь на высокое крыльцо и увижу Рундальский дворец в полном блеске его красоты. И появится чувство утраты — всё уже сделано, значит, и мечтать не о чем. Правда, реставраторы утешают, что работы во дворце и им, и потомкам хватит — реставрироваться будет 138 помещений.

Всё же несправедливо, что у реставраторов нет своего герба. Я бы нарисовала его таким: на протянутой ладони — сверкающий красотой замок. И три слова: «Берите. Любите. Берегите».

Для справки. Рундальский двоpец, извeстный далeко за пpeдeлами самoй Латвии, pасположeн в цeнтpe стpаны, в Земгале. Этот выдающийся памятник аpхитектуpы барокко и декоративного искусства рококо построен знаменитым архитектором Франческо Бартоломео Растрелли. Двоpцовый ансамбль занимаeт более 60 гектаров, oснoвную часть егo составляют охотничий паpк и pаскинувшийся южнee дворца французский паpк. На двух этажах двоpца находятся 138 помeщeний. Первоначальная oбстановка дворца нe сохранилась, поэтому нынeшние экспoнаты были закуплeны или пoступали из других музeeв.

Дворцовый ансамбль создавался пo заказу герцога курляндского Эрнеста Иоганна Бирона, фавоpита pоссийской императрицы Анны Иоанновны.

Фундамент дворца заложен 24 мая 1736 года, строительные работы велись очень быстро, и уже в 1737 году здание начинают подводить под крышу и тут же принимаются за отделку внутренних интерьеров. Рабочих, мастеровых и художников привозили главным образом из Петербурга. На строительстве одновременно работало около 1500 человек.

После знакомства с дворцом гостям предлагается прогулка по регулярному французскому парку. Система радиальных аллей парка с лабиринтом пергол и боскетов напоминает парк королевского Версаля.