«Одни служат для красоты, другие только для пользы, а без третьих и вовсе можно обойтись», – думала ветка яблони.

...Особенно жалким казался ей один сорт цветов, которыми кишмя кишели все поля и даже канавы. И имя-то у них было прегадкое: чертовы подойники (датское название одуванчиков).
– Бедное презренное растение! – сказала ветка. – Но и между растениями, как между людьми, должна быть разница!
– Разница! – отозвался солнечный луч и поцеловал цветущую ветку, но поцеловал и желтые чертовы подойники, росшие в поле...

Ветка яблони никогда не задумывалась о бесконечной любви Господа ко всему живому на земле, никогда не думала о том, сколько красоты и добра может быть скрыто в каждом божьем создании, скрыто, но не забыто.

– Посмотрите же, что за чудо создал Господь Бог! – сказала графиня. – Я нарисую его вместе с веткой яблони. Как ни различны они, все же оба – дети одного царства прекрасного!

(«Есть же разница!»)

– Если люди не тонут, – спрашивала русалочка, – тогда они живут вечно, не умирают, как мы?
– Ну что ты! – отвечала старуха. – Они тоже умирают, их век даже короче нашего. Нам не дано бессмертной души, и мы никогда не воскресаем; мы – как тростник: вырвешь его с корнем, и он не зазеленеет вновь! У людей, напротив, есть бессмертная душа, которая живет вечно, даже и после того, как тело превращается в прах; она улетает на небо, прямо к мерцающим звездам! Как мы можем подняться со дна морского и увидать землю, где живут люди, так и они могут подняться после смерти в неведомые блаженные страны, которых нам не видать никогда!

(«Русалочка»)

Без слез, углубившись в самого себя, стоял он на своем жестком ложе, преклонив колена – перед кем? Перед каменным распятием, вделанным в стену? Нет, только привычка заставила его преклонить колена!

Чем глубже заглядывал он в свою душу, тем она казалась ему темнее; пустота внутри, пустота вне!

«И никому не смею я открыть этого червяка, гложущего мою душу! Моя тайна – мой пленник; выпущу я его – я стану его пленником!»

И частица божественного духа в нем продолжала страдать и бороться.
– Господи, господи! – молился он в отчаянии. Сжалься надо мною, пошли мне веру!.. Я зарыл в землю твой дар – свой талант! У меня не хватило сил, ты не дал их мне! Бессмертная Психея в моей груди... И ее предадут земле, как ту, лучший проблеск моей жизни!..

Звезда сияла на румяном небе. И она когда-нибудь потухнет, исчезнет, а души все будут вечно жить и сиять!

– Нет, Психея тут, во мне, никогда не умрет!.. Жить сознательно?.. Может ли сбыться непостижимое?.. Да, да! Непостижимо – мое «я»! Непостижим и ты, Господи! Весь твой мир непостижим! Он чудо твоей силы, великолепия и любви!..

(«Психея»)

Он невиновен, а его предали позору и бедствиям – вот его судьба! За что она так преследовала его?.. Все выяснится там, в будущей жизни, которая ждет нас всех! Юрген вырос с этой верою. Юрген твердо уповал на милость божью, а это упование никогда не бывает обмануто.

Ветер выл над городом. Вокруг стояла мная ночь, а на душе у него было светло, в ней разгорался духовный огонь, который никогда не потухает совсем. Все свечи в церкви превратились в звездочки, ветер пел псалмы, пели и сами небеса: «Любовь! Блаженство! Ни одна жизнь не погибнет, но спасется! Блаженство! Аллилуйя!..»

Слова эти и были последними словами Юргена: порвалась нить, удерживавшая бессмерную душу...

(«На дюнах»)

Взошло солнце, и как прежде с появлением его спадала с Хельги безобразная оболочка жабы и из нее выходила молодая красавица, так теперь из бренной телесной оболочки, очищенной крещением света, вознесся к небу прекрасный образ, чище, прозрачнее воздуха; солнечный луч вернулся к отцу!

А тело распалось в прах; на том месте, где стояла коленопреклоненная Хельга, лежал теперь увядший лотос.

(«Дочь болотного царя»)

В «Справочной газете» давным-давно как-то было напечатано старое доброе изречение: «Помни о великом переезде в страну вечности!»

Вот серьезная мысль, и, надеюсь, вам не будет неприятно послушать кое-что на эту тему?

Смерть – кондуктор, паспортист, выдающий нам аттестаты, и директор великой сберегательной кассы человечества. Понимаете вы меня? Все наши земные деяния, и большие и малые, составляют наш вклад в эту кассу, а вот когда Смерть подъедет к нам со своим дилижансом, в котором мы должны отправиться в страну вечности, она воздаст нам на границе вместо паспорта наш аттестат.

Загляните же когда-нибудь мысленно в дилижанс смерти. Тут сидят рядом и король и нищий, гений и идиот. Всем приходится пуститься в дальний путь налегке, без всякого багажа, без денег, с одним аттестатом, да и с тем, что выдаст нам из сберегательной кассы Смерть. Какое же из всех деяний человека вынимает она из сберегательной кассы и дает ему в дорогу? Может быть самое маленькое, незаметное, как горошинка. Но ведь из горошинки вырастает длинный цветущий стебель!

Жалкий горемыка, сидевший всю жизнь в углу на кособокой скамейке и знавший только толчки да пинки, получит, может быть, в дорогу эту самую скамейку. Но она сейчас же превратится в паланкин, в золотой трон или в цветущую беседку, в которой беднягу и отнесут в страну бссмертия.

Тот же, кто постоянно пил из роскошной чаши наслаждения, чтобы забывать содеянное им зло, получит в дорогу простую плошку с чистым прозрачным питьем, проясняющим мысли. Человек пьет его и видит то, чего прежде не хотел или не мог видеть. Наказание его в том гложущем чреве совести, который никогда не умирает. Если на чаше земных наслаждений была надпись – «забвение», то на этой плошке будет написано – «воспоминание».

Да, серьезный путь предстоит нам в день великого переезда в дилижансе Смерти! Которое-то из наших деяний вынет тогда Смерть из сберегательной кассы и даст нам в дорогу? Да поразмыслим-ка об этом! День этого последнего переезда не обозначен ведь в календаре!

(«День переезда»)

Время слишком дорого, чтобы тратить его на фантазии, а ведь что такое, в сущности, если рассуждать, поэзия? Эти звучные излияния чувств и мыслей – только игра и колебние нервов. Каждый из нас, в сущности, нечто вроде арфы или другого струнного инструмента.

Но кто же затрагивает эти струны? Кто заставляет их колебаться и дрожать? Дух, незримый божественный дух; его голос приводит их в колебание; они колеблются, звучат, и мелодия их сливается в одив гармонический аккорд или образует могучий диссонанс.

Так оно было, так и будет всегда в великом прогрессе человечества на пути свободного сознания.

Скоро рухнет китайская стена; железные дороги Европы достигнут недоступных культурных архивов Азии и два потока культуры сольются! Но нам не следовало бы забывать, что эпохи и поколения человеческие должны сменяться и исчезать, что от них остаются лишь миниатюрные отражения, заключенные в рамки слова, которые плывут по потоку вечности словно цветы лотоса...

(«Муза нового века»)

Сказка и действительность очень схожи; но в сказке счастливая развязка на ступает здесь же, на земле, тогда как в действительности человек может рассчитывать на нее чаще всего лишь там, в жизни вечной и бесконечной.

Всемирная история – волшебный фонарь, показывающий нам на темном фоне жизни светлые образы благодетелей человечества, мучеников ума, пробивавшихся по тернистому пути славы.

На этом фоне отражаются картины все времен, всех стран, каждая – лишь на мгновение, но это мгновение охватывав всю земную жизнь человека с ее борьбой и победами. Взгляни же хоть на некоторых из длинного, бесконечного ряда мучеников, которому и не будет конца, пока держится мир. Сократ, Гомер, Фирдоуси, Камоэнс, Саломон де Ко, Колумб, Галилей, Жанна д'Арк, Кристиан Второй, Тихо Браге, Роберт Фултон...

Род человеческий! Понятно ли тебе блаженство такой минуты – высокого просветления духа, сознания им своей миссии, минуты, когда все истязания, перенесенные на тернистом пути славы, становятся целебным бальзамом, дающим здоровье, силу и ясность, когда дисгармония становится гармонией, и люди видят откровение божье, данное одному, а через него ставшее достоянием всех?

Тернистый путь славы опоясывает землю сияющею лентой; блаженны избранные, идущие по нему, без заслуг поставленные на этот мост, созданный великим зодчим, чтобы соединить землю с небом.

На мощных крылах несется дух истории через тьму времен и показывает нам – чтобы ободрить, утешить нас, пробудить в нас кротость – сияющие на черном фоне тернистого пути славы яркие картины. Путь этот не завершается, как в сказке, блеском и радостью здесь же, на земле, не ведет туда, в жизнь вечную и бесконечную.

(«Тернистый путь славы»)

Как часто посылают люди тайное, немое спасибо человеку, совершившему нечто прекрасное, доброе; спасибо это беззвучно, но оно не пропадает даром. По-моему, это молчаливое, тайное спасибо подхватывается солнечным лучом, который затем и возлагает его на голову благодетеля. Если же случается, что целый народ посылает такое спасибо давно умершему благодетелю, с неба падает на его могилу яркий букет – звездочка.

(«Колокольный сторож Оле»)

Старший брат еще не ложился, а стоял у окна и смотрел на туман, подымавшийся с лугов.

Вдруг с неба скатилась светлая звездочка, и мысли мальчика мгновенно перенеслись от земных испарений к блестящему метеору. Звезды небесные сияли; от них как будто тянулась к земле длинная золотая нить. «Летим со мною» – зазвучало в сердце мальчика, и могучий гений человечества унес его в бесконечное пространство, где вращаются связанные между собою световыми лучами планеты. Они унеслись туда быстрее птицы, быстрее стрелы, быстрее всякого земного существа. Наша земля двигалась, окруженная слоем тонкой атмосферы; города как будто жались один к другому. И вот прозвучало: «Что значит „близко“, что значит „далеко“, если тебя поднимает на своих крылах могучий гений духа!»

(«Два брата»)

Герда начала читать «Отче наш»; было так холодно, что дыхание девочки сейчас же превращалось в густой туман. Туман этот все сгущался и сгущался, но вот из него начали выделяться маленькие светлые ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в больших грозных ангелов со шлемами на головах и копьями и щитами в руках. Число их все прибывало, и когда Герда окончила молитву, вокруг нее образовался уже целый легион.

(«Снежная королева»)