Утверждение, что одежда является своеобразным языком, отнюдь не ново. Бальзак в «Дочери Евы» отмечал, что для женщины платье – это выражение интимной мысли. В наше время Ролан Барт в книге «Болезни костюма»говорит о театральном платье как о виде письма. Однако ни один теоретик еще полностью не пришел к выводу, что язык одежды имеет лексику и грамматику. В различных точках планеты звучат разные языки, некоторые из них (как голландский и немецкий) тесно связаны между собой, другие (как баскский) почти уникальны, а в рамках каждого языка существует множество диалектов. То же самое положение и в языке одежды, где каждый «оратор» пользуется своими собственными выражениями.

Словарь одежды состоит из отдельных платьев, способов гримирования, прически и т.п. Разумеется, иногда выбор различных элементов определяется практическими соображениями: удобство, долговечность, доступность и цена. Для людей с ограниченными возможностями одежда ценна прежде всего тем, что она, например, теплая и непромокаемая. Но, как и в звучащем языке, подобный выбор не несет никакой информации.

Старательно подобранная и скомплектованная одежда дает информацию о нескольких вещах одновременно – о самом носителе одежды, о его возрасте, поле, профессии, убеждениях, вкусах, желаниях и настроении. Тем, кто претендует на титул законодателя мод, необходимо располагать многими сотнями «слов» и уметь составлять из них миллионы «предложений». В то же время лексикон одежды, считающейся модной и богатой, включает и некоторые «слова» из жаргона или разговорной речи, например, красная ветровка, расписанная футбольными номерами, или рабочий комбинезон, которые служат для создания эффекта «спортивного», «пикантного» или «искреннего», но ни в коем случае не «простонародного». Красная спортивная куртка носится в комплекте с дорогими брюками и обувью, а комбинезон украшают золотыми цепочками. Виды одежды прошлого используются так же, как используются «архаизмы» писателем или оратором: вставляется только одно «слово» – соответствующая пара обуви сорокалетней давности или эдуардовская жилетка, но не целый наряд, в противном случае платье будет говорить не о «символизме» или «остроумии», а создаст впечатление маскарадного или театрального костюма, или, что хуже всего, человек в нем будет казаться безнадежно старомодным.

Одежда содержит также термины, дерзость которых со временем смягчается. Как слова «проклятый» и «гадкий» когда-то выражали самые худшие мысли и дела, а сегодня ими часто называют невинные детские сумасбродства, так и строгий грим является уже атрибутом не женщины-вампира, а кокетливой девушки. Победная эволющия коснулась и швейных эквивалентов «пакостных слов»: плотно облегающий тело свитер, распахнутая на груди рубашка... В книге «Вкус и мода» (1945) Джеймс Лейвер предлагают таблицу распределения нарядов по соответствию времени. По его мнению, одно и то же платье может быть:

бесстыдным – за 10 лет до своего времени,
неприличным – за 5 лет до своего времени,
смелым – за год до своего времени,
элегантным – в свое время,
старомодным – спустя год после своего времени,
безобразным – спустя 10 лет,
смешным – спустя 20 лет,
забавным – спустя 30 лет,
странным – спустя 50 лет,
очаровательным –спустя 70 лет,
романтичным –спустя 100 лет,
красивым – спустя 150 лет.

Вероятно, таблица Лейвера преувеличивает шокирующие свойства моды. Кроме того, Лейвер говорит о цельной одежде либо о «предложении», но, конечно, скорость, с которой один-единственный «артикль» становится модным и выбывает из моды, может быть самой различной.

«Грамматика» одежды, исследование функций и взаимоотношения отдельных частей в одном «предложении» – это очень трудный вопрос, которому нужен исследователь, хорошо знающий структуральную лингвистику и историю одежды. Такой ученый должен быть в состоянии объяснить, например, функцию джинсов. 90% учащихся и студентов США носят одни и те же брюки, хотя в комплекте с ними надевают все, что угодно: от рубашки лесоруба до кружевной блузы. Возможно, эта одежда является признаком эмоционального и физичекого сходства этих людей, тогда как в эстетическом, в интеллектуальном и социальном отношении они различны.

Одной из трудностей при изучении грамматики одежды является ошеломляющее изобилие не только языков, но и местных, профессиональных и других жаргонов, многие из которых понятны лишь малой группе людей. К тому же все эти языки, диалекты и жаргоны непрерывно меняются. Иногда нетрудно вывести правила их изменений, например, более семидесяти лет назад Д. Флюгель в книге «Психология одежды» (1930) утверждал, что центр интереса постепенно движется от одной части тела к другой. А позже Элисон Джорисхейм, один из лучших знатоков истории костюма, в книге «Мода и действительность» (1963) отметил, что мода движется между яркими и нейтральными цветами. Если яркие цвета считаются модными, то пастельные выглядят неприглядными и старомодными; если предпочтительней приглушенные краски, то яркие выглядят кричащими. Кроме того, одежда, как и предложение, не рождается в вакууме, а связана с определенными условиями и с определенным человеком. Так же, как фраза «пора бы заканчивать это нудное дело» и костюм светло-кофейного цвета были бы уместны на каком-нибудь совещании, на похоронах или на пикнике они вызвали бы совершенно другую реакцию.

Смысл одежды будет различным и в зависимости от того, кто ее носит: пятидесятилетний мужчина, тридцатилетняя женщина или десятилетний ребенок. Мы отмечаем, подходит ли костюм, не слишком ли он большой или маленький, новый или старый, чистый, выглаженный... Мы также обращаем внимание на физические качеств индивида, носящего костюм, оцениваем его в зависимости от роста, типа осанки, телосложения, черт и выражения лица. Один и тот же костюм будет выглядеть различно на человеке, которого мы считаем привлекательным, и на том, кого считаем безобразным.

Наконец, любой язык, который в состооянии передавать информацию, может стать и причиной дезинформации. Одежда может говорить правду и лгать – сознательно (бальное платье Золушки) и несознательно, невольно (когда родители одевают детей в официальную одежду по случаю праздника). В этом отношении есть даже «путеводители» – например, книга Джона Малоя «Одежда для достижения успеха», которая объясняет бизнесменам, как подобрать себе костюм, чтобы выглядеть деловитыми, авторитетными и надежными партнерами, даже если они на самом деле люди с замедленной реакцией, слабые и неуверенные в себе.

По мнению Джеймса Лейвера, стиль одежды отражает то, что называют духом времени: республиканский дух Директории во Франции нашел свое выражение в простой одежде того периода, викторианское пуритантство в Англии – в многослойных юбках; эмансипация женщины после войны – в коротких прическах и коротких юбках. В последнее время теория Лейвера была применена Джефри Сквайером к западноевропейской одежде образца 1560-1860 годов. Название его книги «Одежда и общество 1560-1970» обманчиво: все иллюстрации показывают образцы одежды, которую носили до 1860 года, а последним 110 годам отведено всего лишь несколько страниц в конце книги. Джефри Сквайер особенно хорошо подчеркнул связь между одеждой и изящными и прикладными искусствами, сравнивая сложные модели и изящные детали елизаветинских платьев с манерной поэзией и живописью, а округлые формы одежды XVII века – с полотнами Ван Дейка и Рубенса.

В остроумной книге «О человеческой одежде» Квентин Бел идет по пути предшествующих исследователей в определении экономической конкуренции, как главной движущей силы, стоящей за превратностями моды. По мнению этих исследователей, целью одежды средних и высших классов является афиширование богатства – это достигается с помощью бьющей в глаза дороговизны (норковые шкуры, бриллианты, дорогие ткани), афиширование обилия свободного времени (обувь из полотна, длинные со шлейфами юбки, белые льняние костюмы и различные другие свидетельства того, что индивид ведет благородное праздное существование) и демонстративное расточительство. К этим трем категориям Бел прибавляет еще одну – преднамеренный вызов. Это относится к тем людям, которые сознательно одеваются вразрез с общепринятыми нормами «хорошего вкуса». Когда они появляются на празднике в повседневном или грязном костюме, они чувствуют (или хотят чувствовать) себя выше толпы. Книга Бела богата забавными историями по поводу таких вещей, как использование домашних животных как модных аксессуаров (критерий расточительства и бесполезности), престиж спортивных видов одежды. Английский спорт оказывает наибольшее влияние на ритуальное облачение. Так, для охоты на зайца богатые дамы и господа запрягали дорогих коней и надевали специальную униформу. Профессор Бел заканчивает книгу утверждением: мода, как мы ее знаем, вскоре исчезнет. Такой вывод он отновывает на наблюдениях за «швейной анархией» у своих студентов и на убеждении, что «смерть моды в университете вскоре распространится и на другие места». Вероятно, он ошибается. Голос моды не заглох, а звучит сразу на тысячах языков и диалектов.