Весенним полднем под кустом валялась мертвая газета. Первая страница оторвана, а над ней первые почки, проснувшись, дарили себя миру. Но между ними было великое единство — газета тоже всегда возрождается, расцветая по утрам и стремительно устаревая к вечеру. Но никогда не умирая. Она рождается в ночи дежурств, еще не наступило означенное на номере число — и ты словно держишь за страницы завтрашний день.

Что делает газета? Она тиражирует надежду. Она строит новый мир, которого в реальности до сих пор как бы не существовало, — мир из мнений и информации. Любимый сдвоенный листок каждый день раскидывает скатерть-самобранку. Тут можно и утолить информационный голод, и выбрать блюдо по вкусу — политика ли это, житейское или паранормальные сюжеты. Прочитанное воспринимается как документ реальности, хотя на самом деле никакого труда бы не составило придумать все напечатанное — от фамилий и названий до изложения событий. Но журналистика измеряется количеством мыслей на квадратный сантиметр совести. Ведь читатели верят нам свято: как высшее доказательство истинности — фраза «так в газете написано». Мы тоже верующие, и по фанатичности, пожалуй, католики или староверы, мы, сходящиеся по утрам на планерку. Здесь мы можем смеяться надо всем: над правительством, законами, партиями, улыбаться над чужим фанатизмом, но жизнь положим за догмат — «В номер!» Хотя абсолютно ничего не рухнет в мире, если какая-то информушка пройдет день спустя или вообще — о, святотатство! — не попадет на страницы.

И пусть твердят такие мудрецы, как Раджнеш: «Слова — это только линии, нарисованные на белой бумаге. Мы поклоняемся словам, делаем из них культ, учим их наизусть, повторяем их опять и опять и при этом хотим познать». Вот именно — хотим познать, и по максимуму. Наш прайд выходит на охоту каждый день. И ничего не жалко и не трудно за эту цену — выйти на тропу вечной охоты, за вечным оленем новой истины. И если повезло с коллегами-охотниками, жизнь твоя до краев полна, и ты не зависишь от чьего-то норова, капризов, мелких предательств. Подход к описанию этого мира — удивление перед ним. И страстное желание поведать об увиденном.

У меня есть градация творческого населения редакции на газетчиков и журналистов. Газетчик — это неистовый охотник за событием, он его чувствует еще в момент зарождения, и со следа его не сбить ничем. Без него газета перестанет быть газетой. Журналист же — ловец мыслей. У него чутье на новую мысль и дар ее художественного изложения. Плюс способность генерировать новые мысли самому. То, что он пишет, обычно не ветшает. Судебный процесс уйдет в прошлое, и через год-два появление репортажа с него невозможно. Но написанное журналистом может безболезненно пролежать год неопубликованным, и тогда спохватятся и поставят в номер, и будут твердить, что это необычайно актуально. Просто он давно увидел тенденцию и написал об увиденном, а действительность только теперь дохромала до подтверждающих фактов. И два года спустя после публикации ему будут звонить читатели, интересуясь, что сталось с героями, и желая счастливых концов. Идеальное сочетание, наверное, — газетчик и журналист в одном лице, и в той или иной пропорции так и происходит. Из всех встреченных мною ближе всего к идеалу Илан Полоцк, хотя он и жаловался иногда на судьбу корреспондента отдела писем: «Сегодня я снова чувствовал себя унитазом!»

Дорогой посетитель «СМ»! Если при визите в редакцию у вас возникает ощущение, что вы пришли не туда, это совершенно нормально. Ведь вы искали «четвертую власть». В творческий день на дверях компьютерной можно увидеть плакатик: «Все ушли на борьбу с инфляцией». В этом коридоре корректура еще в застойные времена каталась на роликах, Боря Бахов и Алеша Буре — на гоночном велосипеде, здесь «охотилась» рыжая собака Саши Мирлина. Здесь Андрей Воронцов ведет диалог с посетителем: «Когда у вас кончается обед?» — «А он у нас всегда!» Вот кто-то загудел в пустую бутылку, как в рог, — для нас это нормально. Все мы — дети, мир — наше игровое пространство. Мы естественны и никого не изображаем, мы — дома. Вообразить наш коллектив незнакомцу вообще нереально. Ведь у каждого — своя замечательная мания, этим и интересны. Придет ли в голову, например, обычному человеку переписываться с незнакомыми преступниками в целях поддержания в них человеческого, на что нас подвигла Алла Березовская? Видимо, нет, иначе бы так не удивлялись посещавшие нас на дому милиционеры, разыскивавшие беглых наших прежних подопечных по нашим домашним адресам. К великому ужасу наших соседей и близких. Никогда не забуду реакции нормальной псковской женщины на события в Вильнюсе: «А зачем они пошли ночью петь на площади? Я бы не пошла. Вот их и подавили танками». А за неделю до крови Алла Петропавловская за утренним кофием произнесла: «Какое-то у меня предчувствие, что надо ехать, — значит, скоро стрелять будут».

Характернейшее помешательство журналиста — на своей незаменимости. Типичен поступок Жени Орлова: впервые в жизни, на два всего лишь дня попав в Париж, он тут же стал из автомата на Елисейских полях звонить в редакцию, — вдруг он необходим. День вне газеты — в чем-то ущербный день.

Этот странный миг расставания с написанным — расставания с собственной жизнью, ее здоровенным куском, когда видишь в первый раз только что написанное напечатанным! Строки набора забирают у тебя мысли и поступки. Они уже никогда не будут принадлежать только тебе — они разошлись 75-тысячным тиражом и теперь становятся собственностью любого, купившего газету. Жизнь уходит, любовь уходит. В этом есть странная цикличность — как в приливах. Слова твоего сердечного языка становятся всеобщим достоянием. Что понято из них, что прочитано между строк? Журналист — странный посредник, — он передает душу. Порой сбывается старинная русская сказка о полете на орле — чтобы герой мог лететь, а орел не упал, надо его всю дорогу кормить мясом. Но заготовленное в полет «топливо» кончается, и герой начинает кормить орла собственным мясом. И порой появляется ощущение, что «летишь» уже только на своем мясе. Ведь это, наверное, и есть профессионализм — отдавать любой промежуток жизни, любой пластохрон души своей, если он только занадобится этому чудищу-чуду — газете «СМ».

Это счастье — быть в ней, свет никогда не уйдет из этого дома, это вечная ностальгия по настоящему. И снова весна, и раскрылись каштаны, а почки были такие, словно в каждой ждут своего часа по слону. И сегодня — наш день, праздник, который мы не отдадим никому!