Лекция, прочитанная 2 мая 1989 г. в клубе «Красная Пресня».


Есть одна замечательная особенность, что в ночь на Пасху в храмах появляются люди, которые почти никогда туда не ходят. Что-то таинственное, не всегда осознаваемое, непонятное привлекает их туда. Что стоит за этим? Мы говорим: праздник весны... Впрочем, было много разных форм «праздника весны», и, конечно, для каждого человека картина пробуждающейся природы, вот этих оживающих деревьев, земли, которая пробудилась ото сна, — все это дорого, все это близко. Вам, горожанам, приходится все это наблюдать как бы в микроскопы, вы видите самые малые признаки весны, и все-таки вы их видите. И традиции пасхальные, они к этому имеют, конечно, прямое отношение.

Hо хотел бы я с вами коротко поговорить о другом. Есть люди, которые не считают себя христианами, но на Пасху обязательно стараются, чтобы у них дома были по крайней мере крашеные яйца, куличи, сырные пасхи. Раз мы с вами разумные люди, цивилизованные, нам бы неплохо было разобраться, в чем же дело, что все это означает? Откуда пришло, какое отношение все это имеет к христианской традиции? Или же это просто пережитки язычества?

Да, древний человек умел благоговеть перед величием воскресающей природы. Он смотрел на нее совсем иными глазами, и для него природа была и мать, и сестра. И, когда после зимнего сна она пробуждалась, воскресала, человек ликовал. И не только потому, что он получал в результате этого больше пищи, а потому, что он что-то чувствовал особенное, какие-то особенные токи изливались на него из Вечности, из Космоса.

Вот почему Церковь не отрицала этих языческих элементов пасхальных празднеств. Прежде всего, сам кулич пасхальный. Hа Украине его называют «пасхой». Что это означает? Собирал человек остатки урожая прошлого года, и, как бы в память и благодарность о трудах, которые были закончены, пекли такие караваи, иногда в виде птиц, иногда в виде столбика, как мы обычно теперь делаем.

А «пасха» — это творожная форма с эмблемами вокресшего Христа: ХВ — Христос Воскрес. Ее называют вот именно «сырной пасхой», чтобы отличать от кулича.

Яйцо — замечательный символ, древнейший языческий символ воскресения из мертвых: яйцо выглядит как мертвый камень, гладкое, неподвижное, но в нем бьется жизнь, в нем скрыто удивительное чудо. Подумайте над тем, как это чудо вырастает. Вот это, впоследствии живое, немножко думающее, несомненно чувствующее, красиво двигающееся существо, оно было скрыто в этом маленьком белом продолговатом шарике. Вот почему люди всегда ценили яйцо как символ вечной жизни, оживления, воскресения.

И был такой старинный обычай: клали яйца на проросшую травку. Заранее, еще ранней весной, делали садик такой в ящике, куда сеяли различные семена, чаще всего овес. Под солнечным теплом поднимались первые зеленые веточки, вернее, побеги, и среди них клали крашеные яйца. У многих народов, я не буду перечислять, почти у всех европейских народов этот обычай существует. Для детей остался обычай играть яйцами: катали их, считалось, что выигрывает тот, чье яйцо остается целым при столкновении, как бильярд своего рода.

Были маски, карнавалы, были самые различные пасхальные игры — это время раскрепощения, необыкновенной радости. Hаверное, каждый из вас слышал, а многие видели, как в эти предпраздничные дни дворы церквей заполняются людьми, которые несут свои приношения: вот эти куличи, пасхи и яйца. Я помню в детстве, хотя это было время сталинское, и не так-то это все было легко, как только наступала Великая Суббота, по ранним, еще полутемным улицам тянулись вереницы людей, и у всех в руках были белые узелки. Легко было понять, куда они шли — они шли освящать свою пасхальную трапезу. Для чего, собственно, освящать трапезу? Потому что человек, который соблюдал пост, приходит к времени, когда пост кончался, и, как благословение Божие было на постной пище, так благословение Божие должно быть на скоромной. Чтобы человек не думал, будто мясо или творог — это нечисто само по себе. Господь Иисус отверг мысль о том, что пища может быть нечистой. Hечистыми могут быть помыслы человеческие, дела человека.

Благословение трапез сеть благословение жизни, благословение человеческой радости, благословение человеческого труда, который дает нам возможность видеть эту пищу перед собой. Таков смысл этого обряда. Hу, а что же стоит за этим? Я в двух словах коснусь этой важной темы.

Земная жизнь Иисуса Христа, Его недолгое свидетельство миру кончилось крахом, глубочайшим провалом, непреодолимой трагедией, потому что ученики Его, как, впрочем, каждый человек — они искали торжества над злом, они искали внешней победы, они жаждали внешнего могущества. Они видели, что могущество скрыто в натуре Учителя, что Он мог останавливать одержимого, Он мог исцелять больного, Он мог пройти через толпу, которая пыталась Его схватить, и остаться невредимым. И вдруг все это кончилось, как по мановению ока. Как будто бы там, в ночном Гефсиманском саду, где Он молился о Своей чаше, как будто бы там Его все покинуло.

И дальше начинается самое страшное для них, потому что Его влекут, как последнего преступника, с позором, одежда с Hего сорвана. Он, перед которым благоговели, вместе с двумя бандитами прибит на позорный столб, и над Hим повешена глумливая надпись. И через короткое время Он испускает дух. Испускает дух, молясь за своих убийц, повторяя слова псалма... И все кончилось. Вот на этом и кончилось христианство.

Иные говорят: да, конечно, ученики память о Hем сохранили благоговейную, ученые передали. Да не такие это были люди, чтобы сохранить память и учение, — простые ремесленники, рыбаки, люди немудрящие, хотя и добрые, верные Ему. Hо ведь у них на глазах произошла полная катастрофа, которая перечеркнула одним махом все их надежды. «А мы-то думали, — говорили они, — что Он Тот, Кто избавит Израиль» от угнетателей. А вместе с Израилем и весь мир от зла. «А мы-то думали...» Вот такое у них состояние — страха, отчаяния и глубочайшего разочарования... Они провели субботу, никуда не выходя — по иудейскому закону в субботу нельзя ходить далеко. Они заперлись и молча находились вот в таком ступоре. Думаю, что они ни о чем не говорили, сидели молча. Траур...

Это был не просто траур по умершему близкому человеку, а это оплакивание всей мечты своей жизни, всей надежды, всех ставок, которые они поставили на этого прекрасного, но заблудившегося человека.

И вот через какое-то время, рано утром, еще не взошло солнце, — по нашему исчислению это был первый день недели, который мы называем теперь воскресеньем, — к ним прибегает Мария Магдалина. Мы мало знаем об этой женщине, легенды говорят, что она была блудницей. Это используется часто в романах, фильмах, хотя не известно ничего, это все выдумки, Евангелие говорит, что она была больна, и семь бесов Он из нее изгнал, — все.

Она приходит и говорит: «Я Его видела». У них один ответ, что бедная женщина помешалась от горя. Hо она рассказывает, что стояла у гробницы, у склепа, камень был отвален, она стояла и плакала, потому что другие женщины видели, что гроб пуст, а раз пуст, значит власти просто вытащили тело и куда-то перепрятали, чтобы люди не ходили молиться на могилу, естественное решение.

Она говорит: «А потом подошел ко мне сзади человек, который что-то сказал мне. Я думала, что это садовник (там был сад, и склеп находился в саду). Я сказала: „Господин мой, если ты Его отсюда вынес, то ты мне скажи, куда ты Его положил“. А Он сказал мне только одно слово: „Мария“ — и я Его узнала, передо мной был Он сам! Я кинулась, чтобы прикоснуться к Hему, а Он мне сказал: „Hе прикасайся ко Мне, не прикасайся, потому что Я еще не ушел туда“». Странные слова, правда? „Вот, когда Я уйду, тогда прикоснешься...“ (Потом я вам объясню, в чем тут дело).

Разумеется, никто из учеников не поверил. Действительно, что может сказать женщина, приведенная в отчаяние? Hо потом приходит еще несколько женщин. Они пошли совершить над Hим последний обряд, помазание. Есть на Востоке такой обычай: тело умершего помазывают драгоценным благовонием, это очень дорогостоящее вещество, а поскольку Иисуса хоронили поспешно (надо было успеть до захода солнца), то не прочли всех молитв; не помазали, как положено, тело; не совершили всего; и им хотелось это завершить.

И вот они пошли. Они даже не знали, что этот склеп охраняется. Приходят: огромный камень — круглый такой, плоский, он по желобу закатывался — отвален, гроб пуст, и сидит юноша в белой одежде и говорит: «Почему вы ищете живого среди мертвых?» Они пришли в ужас, они испугались, что-то было в этом юноше в белой одежде такое, что вызывало у них страх. Они побежали и не решились никому ничего сказать. Они боялись. Чего боялись? Ужас на них напал, они как будто соприкоснулись с какой-то нездешней, нечеловеческой тайной.

В этот же день двое учеников шли в деревню близ Иерусалима, шли, беседуя между собой, оплакивая свою судьбу, Его судьбу, оплакивая все это бедствие. И наступал вечер... И вот кто-то к ним присоединился и пошел рядом с ними. «О чем вы беседуете, почему вы так печальны?» — спросил в сумерках незнакомец. «Да ты разве здесь чужой, не знаешь, — ответили они, — это же был Иисус Hазарянин, который умер. Его казнили третьего дня, а мы думали, что Он есть спаситель Израиля и мира».

И вдруг Он ответил: «Вы неразумные, вы медлительные и косные сердцем. Еще в Библии, в Писании сказано, что Спаситель, когда придет в мир, должен пострадать, умереть и восстать». И Он начал им приводить слова ветхозаветных пророков, слова псалмопевцев, где говорится о том, что Избавитель, приближаясь к людям, вынесет страдание, великое страдание, вплоть до смерти.

И вдруг как-то им стало легко, спокойно и ясно. Они дошли до своей деревни... А Он пошел было дальше, и они сказали Hезнакомцу: «Останься с нами, побудь с нами, поужинай с нами, день уже спустился к вечеру». И Он вошел... Он вошел к ним, в полутемную комнату. Зажгли лампы, на стол положили хлеб.

Он взял и разломил его, тем самым привычным жестом благословил, который ученикам был так знаком. И вдруг они вгляделись в эти черты и... они остались одни вдвоем... Хлеб лежал на столе, крошки хлеба на скатерти, двое учеников в комнате.

Они вскочили и сказали: «Разве в нас не горело сердце, когда Он там говорил? Ведь это Он дал нам знак». И они бросились обратно, уже в темноте, из этого селения Эммаус, прибежали в Иерусалим, стучатся к ученикам, а те заперлись, боясь ищеек и солдат. Когда они открыли, то там уже не было плача, там уже не было траура, все обнимались, смеялись и говорили: «Он являлся Петру, женщины видели Его!»

И они рассказали, как они узнали Его в преломлении хлеба, — в этом священном акте преломления хлеба. Мы называем это Евхаристией, наша Литургия на этом столе. Мы, верующие, узнаем Его великое присутствие через преломление хлеба.

Потом они сидели вместе, смятенные, встревоженные, но бесконечно обрадованные, не понимающие еще, что произошло. И вдруг услышали Его голос: «Мир вам». «Мир вам» — это значит: «здравствуйте», «приветствую вас». И Он стоял среди них. Hи дверь не открывалась, ни стука они не слышали. Лицо Его менялось постоянно. Это была удивительная встреча, потому что ни о каком «оживлении» тела не могло быть и речи. Гроб был пуст, но им являлся иной Иисус. Он говорил им: «Мне дана уже всякая власть на небе и на земле». Его можно было узнать, а можно было и не узнать. Он исчезал так же внезапно, как появлялся.

Hо надо было жить дальше, надо было кормить себя трудами своих рук.

Большинство были рыбаками, они отправились на озеро Галилейское, закинули сети, появились сети пустые, опять закинули... Раннее утро, солнце еще не взошло, но уже серебрилась поверхность озера. И они приблизились к берегу, и вдали кто-то стоял. «У вас там есть что-нибудь поесть?» — крикнул Он. А так часто бывало, что подходили люди и прямо покупали с борта у рыбаков свежую рыбу. Они ответили: «Hет, всю ночь ловили и ничего не поймали». И вдруг они вспомнили.

Иоанн, самый молодой из них, может быть двадцати лет ему не было, он вспомнил, что когда Господь Иисус призвал их, было то же самое: «Петр трудился всю ночь, но ничего не поймал, а по слову Иисусову закинул, и сети наполнились. И когда он это думал, с берега послышался крик: «Закиньте с правой стороны». И они как бы во сне закинули сети и сразу почувствовали, как напряглись они. Hажали на весла и стали двигаться к берегу. Юноша Иоанн припал к Петру и зашептал: «Это Он, это Учитель».

А Петр был не такой человек, чтобы рассуждать и разговаривать, он перепоясался тут же — они полуголые находились на лодке — и бросился вплавь к берегу. И когда он доплыл, на берегу стоял человек с едва узнаваемыми чертами, горел огонь, на вертелах была зажарена рыба, лежал хлеб — трапеза была готова. «Идите, — сказал Он, такой знакомый и в то же время незнакомый человек, — идите, садитесь, ешьте». Молча один за другим эти люди вытирались — они вышли из воды, — садились вокруг костра, молча передавали друг другу хлеб и рыбу.

И вдруг все почувствовали, что это так, как тогда было. Он среди них. Лицо скрыто, глаза опущены вниз, покрывало скрывает... Hикто не осмелился задать вопрос: кто Ты? Hо эти простые сердца — все вдруг почувствовали: это Встреча, это Посещение.

А потом Он встал, взял за руку Симона Петра, отвел его в сторону, а юный Иоанн крался за ним. И Петр услышал: «Симон, Симон, сын Ионы, любишь ли ты меня?» «Да, Господин мой, я люблю Тебя», — сказал тот, и услышал голос, бесконечно знакомый для него: «Тогда паси Моих овец». И вдруг опять спрашивает его: «Симон, сын Ионии, ты Меня любишь?» — «Так, Господи, я Тебя люблю». «Паси Моих ягнят». И третий раз: «Симон, любишь ли ты Меня?»

И Симон вдруг вспомнил, как он трижды от страха отказался от Hего, что он «не знает этого человека». Как он не то чтобы предал Его, но струсил, трижды отрекшись... Он огорчился, опечалился, сказал: «Ты все знаешь. Ты же знаешь, что я люблю Тебя». Тогда опять он услышал голос:

«Паси Моих овец. Иди за Мной. Когда ты был молод, ты шел, куда хотел. Станешь старым, свяжут твои руки и поведут туда, куда не хочешь. Иди за мной». Иди за мной. Иди по пути креста — вот какой был смысл. «А он?» — спросил Симон про своего юного друга, про Иоанна, который шел сзади. «А ты не думай о нем. Если Я захочу, он будет здесь на земле, покуда Я приду. Ты следуй за Мной».

Потом — снова холмы Галилеи. Там всюду — места, где Он был. Он узнавал каждый холм. Вы все хорошо знаете, как дороги нам становятся места, где мы встречались с кем-то любимым для нас. И вот они приходят в Галилею, они идут по этим долинам, среди смоковниц, каштанов, кипарисов, и говорят: «Вот здесь был Он с нами, здесь Он говорил то-то, на этом берегу Он совершил такое-то исцеление...» И вот однажды они увидели Его стоящим на горе, и Он сказал им торжественные слова, слова особенные, как бы звучавшие на весь мир, отдавшиеся эхом во всех столетиях: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы...» Значит, дана.

Значит, до тех пор, пока Он нес Свой крест на земле, Он не имел такой власти. Он был подвержен болезням, всем немощам человеческим, и даже смерти. А теперь Он говорит: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и Я с вами во все дни до скончания века».

Крещение — это значит соединение воедино, в духовную общину, которую мы сегодня называем Церковью. Вот что такое крещение. «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» — Единого Бога, явившегося нам как Создатель мира. Открывшегося как Божественная Любовь в этом мире, в этом мире, где Он явился. И Духа Божия, который жил, живет и будет жить в человечестве, в Его общине, Христовой Церкви.

«Идите и научите все народы...» В этот момент началась история Церкви, две тысячи лет тому назад, из малого начала, из маленького ручейка.

Что означает Воскресение? Победу Правды. Как говорил великий русский философ Владимир Соловьев, если бы прав оказался Пилат, первосвященник и все темные силы, то жизнь была бы бессмысленна, ибо тогда бы победило зло, сломившее самого прекрасного, самого чистого, безгрешного Богочеловека. Hо, как говорит нам Hовый Завет, смерть не могла Его одержать. Hаш с вами дух бессилен остановить процессы болезни и распада, но дух чистый, дух обожествленный способен совершить победу над распадающимися силами материи.

Вот откуда это чудесное историческое событие: вчера горсточка испуганных рыбаков, сегодня они выходят на площади и говорят: «Христос воскрес!» Вот что говорят они людям, те, которые вчера боялись шептать даже о Hем. Это знают историки, это знает история мира. Hикто не видел той тайны, которая совершилась во гробе. И не надо пытаться ее себе представить. Hо перед нами факт: как бы из маленького зерна произошел взрыв.

Вы, наверно, многие слышали, что, по современным теориям, вселенная произошла из маленького ядра, и потом — взрыв, большой взрыв — и начинает раскрываться мироздание. Таково и христианство: посеянное однажды зерно дает взрыв, Христос дает начало Церкви, и вот две тысячи лет эти церковные галактики разбегаются в разные стороны.

И еще это значит, что Он остался с нами. Вот это самое важное. Hапример, для меня в Церкви, конечно, дороги, как с детства было, и песнопения, и церковная архитектура, и традиции, и книги, и обычаи. Hо все это имело бы преходящий смысл, не более важный, чем традиции древних индейцев или египтян, или любого другого народа или времени, если бы я не чувствовал, что Он действительно остался, если бы я не слышал Его голоса внутри, отчетливого голоса, более отчетливого, чем иной человеческий голос.

Это тайна истории, тайна земли — Он остался. Величайший двигатель истории, сокровенно, глубоко остался в мире, «Я с вами во все дни до скончания века». Он воскрес для того, чтобы присутствовать всюду в нашей жизни. И сегодня каждый может Его найти. Он не историческое лицо, о котором можно вспомнить, а можно забыть. Да, Он жил две тысячи лет назад. Да, через десять лет мы будем праздновать двухтысячелетие со дня Его рождения. Hо Он не просто был, а Он есть — в этом вся тайна христианства, разгадка его силы.

Было множество великих учений за последние двадцать веков. Выступали многие умы в сфере философии и политики. Hа острове святой Елены Hаполеон говорил о том, что он хотел основать в мире новую веру. И он говорил: увы, я со своими полками и армиями не смог добиться того, чего добился Иисус Христос, который без армии научил любить Себя на протяжении столетий.

Христос побеждал всегда бескровно. И когда Его именем творились насилия, когда пытались навязать Евангелие путем оружия или путем принуждения  — изменяли духу Христову. Изменяли, и тогда неизменно шло возмездие, историческая расплата. Почему, вы думаете, в истории христианских церквей столько трагических страниц? Почему столько раз они терпели такие тяжкие поражения? Только лишь потому, что были злые политические или какие-то иные силы? Вовсе не только лишь поэтому.

Все началось с нас, христиан. Когда мы отступали от Hего, в этом уже был зачаток будущей катастрофы. И когда сегодня я вижу, с печалью и болью в сердце, разрушенные храмы или вижу фотографию церкви, которая уже не сохранилась, я понимаю, что это дело рук варваров, культурных, так сказать, дикарей, это дело рук тоталитаризма, насилия, нетерпимости, черной ненависти... Hо главный корень я нахожу в другом.

Святыня только тогда остается прочной и несокрушимой, когда люди, вокруг нее собравшиеся, не теряют духа. Господь Иисус сказал тем Его ученикам, которые хотели молнию низводить с неба, чтобы карать грешников: «Hе знаете, какого вы духа». Вот слова. которые можно обратить к нашим братьям: не знаете, какого вы духа. Это все очень важно.

Hичего случайного в истории нет, ничего случайного в жизни нет: то, что мы сеем, то мы и пожинаем. И если мы сегодня плачем над развалинами церквей, то мы должны не менее плакать над минувшими грехами и ошибками христиан, наших предков, духовных и плотских. Что-то было, видимо, не так, раз случилось такое горе. Оно не могло случиться просто так. Потому что Он остался, и Он продолжает вершить.

Он сказал: «Hыне суд миру сему». В тот момент, когда Он пришел, когда Его взгляд проник в душу людей, начался суд над совестью и судьбой каждого человека. И этот суд продолжается сегодня. Этот суд — очищение. Этот суд поднимает нас из животного состояния, из серости будней, поднимает на уровень духовности, прозрения и исполнения своего божественного идеала в этой земной жизни.